Шёл третий месяц рейса. Разведчики обследовали район моря Беллинсгаузена, примыкающий к западному берегу Антарктического полуострова и теперь шли на запад вдоль Южного полярного круга к острову Петра Первого. Из трёх намеченных к изучению перспективных районов два оказались недоступными из-за тяжёлой ледовой обстановки. Сказывалась месячная задержка с выходом из ремонта. Результаты были не утешительными. Промысловых скоплений не обнаруживалось. Ни рыбы, ни криля. Разве что мелочь всякая — светящийся анчоус, и маленькая рыбка протомиктофум, или по-простому рыба-фонарь, её было больше всего. Искали одновременно тремя эхолотами на разных частотах и диапазонах, проверяли толщу воды и дно контрольными тралениями с мелкоячейными вставками. Всё безрезультатно. Одно успокаивало: большего, чем экипаж «Звезды», никто бы не смог сделать. Опять же, отрицательный результат в науке — тоже важный результат.
Сашка проснулся от необычного шума. Что-то скреблось о корпус корабля. Глянув на часы, он понял, что валяться в койке больше не имеет смысла, обед уже близко, а любопытство всё равно не даст заснуть. Соскочив на пол он глянул в иллюминатор. Необыкновенность увиденного заставила его мгновенно умыться, одеться и взбежать на мостик. Вид вокруг был потрясающим. Солнце не просматривалось. Всё небо было затянуто ровным слоем облаков, как будто его специально покрасили шаровой краской. Зато хорошо просматривался горизонт и всё это видимое пространство занимало огромное, казалось бесконечное поле льда, состоящего из небольших, размером со сковородку, ледяных кружочков. Кое где на горизонте возвышались айсберги. В отличии от однотонного серого неба кружочки были цветными, ну или слегка цветными, голубоватыми в середине, и с белым кантиком по краям. Супер, громко шурша корпусом о лёд, беспрепятственно рассекал это пространство, оставляя за кормой полосу чистой тёмно-синей воды.
— Что это, Николай Николаевич? — Сашка подошёл к помощнику по науке, ёжившемуся от морозца на крыле мостика.
— Блинчатый лёд, СанСаныч. Слышал про такое явление в природе?
— Нет. Не видел и не слышал. Красиво-то, как и необычно. А почему они все круглые?
— Пойдём на мостик, я тебе расскажу, а то здесь как-то свежеповато, соплей подхватим.
Они зашли внутрь и примостились у лобового стекла, где у Дерябина на подоконнике стояла кружка с горячим кофе.
— Это явление в природе довольно редкое, — Дерябин обхватил кружку ладонями грея о тёплые стенки замёрзшие пальцы, — должно совпасть несколько факторов. Во-первых, нужна отрицательная температура воздуха, чтобы вода на поверхности замерзала. —он сделал пару глотков кофе.
— Это понятно, — сказал Сашка, — А кто кружочки выпиливает?
— Погоди, Шура, не перебивай, — Дерябин поставил кружку на подоконник. — Во-вторых, нужна штилевая погода, чтобы волнение моря не было большим. В-третьих, у тебя ПВУ случайно не опущено? А то загнём не дай Бог о лёд.
— Нет, не опущено и лаг не торчит, что в-третьих? Доброе утро Виктор Николаевич, — поприветствовал Сашка, подошедшего к ним капитана.
— У нас через полчаса обед, а у тебя всё ещё утро, — слегка улыбнувшись посетовал ему капитан. — Так что в-третьих, Николай Николаевич, расскажи, мне тоже интересно. Сколько раз видел такой лёд, а физику явления толком не знаю.
— Тут такое дело, товарищи моряки, — Дерябин окинул взглядом навостривших уши третьего помощника и матроса-рулевого, — кроме мороза и штилевой погоды, нужно небольшое, строго определённое волнение поверхности моря. Ну, скажем, если полный штиль и поверхность не шевелится, то лёд будет сплошным. И наоборот, если поверхность не спокойная, есть значительное волнение, то образуется ледяная каша. И только когда волнение небольшое, практически не заметное, оно ломает образующийся лёд на небольшие кусочки и те, соприкасаясь друг с другом под действием волны, обтачивают неровные края до круглого состояния. Явление редкое и быстротечное. Эти блинчики скоро или смёрзнутся, или превратятся в кашу, или просто растают. Так что любуйтесь, а я пошёл за фотоаппаратом.
Дерябин ушёл, прихватив свою кружку. Сашка пошёл к эхолотам, надо было поменять заканчивающийся рулон бумаги на самописце «Симрада».
Через несколько часов судно достигло границы сплошного льда. Путь к острову Петра Первого был перекрыт.
…
— Восьмое марта близко-близко, бежит как северный олень…
— Заходи, Славик, — Сашка отвлёкся от рукоделия, услышав приторно-игривый голос приятеля через щель каютной двери, стоящей на штормовке. — У вас, холостяков, только одно на уме: как бы берёзку заломати.
— Ой да ладно, ладно, тоже мне овечка, — тем же голосом продолжил Славка, — а что это ты мастеришь? — сменив тон на нормальный с интересом спросил он, увидев в руках у Сашки цветастую тряпку и какой-то крючок. Рядом на диване лежали разноцветных трикотажные лоскутки ветоши и готовые клубки из нарезанных полосок.
— Коврик хочу связать для каюты с картинкой, — Сашка расправил тряпицу. Та была с метр шириной, по размеру прохода, и примерно столько же в длину. На ней просматривался некий узор. — Вот, посмотри — он показал на листок бумаги на столе, — половину уже связал.
— Славка взял рисунок и с интересом стал его рассматривать. — Корабль, море, солнце, айсберг, здорово Саня, девушки только не хватает.
— Это тебе, Славик, девушки всегда не хватает. Женись и жизнь наладится, — улыбнулся Сашка. — Коврик на палубе будет лежать, по нему люди ходить будут, девушку топтать. Для девушек есть место на переборке. Ты чего пришёл?
— Дело есть, — сказал Славка, присаживаясь на стул. — Мой магнитофон совсем перестал играть. Звук ватный какой-то, без высоких частот.
— Головку чистил? — спросил Сашка.
— Чистил, не помогает.
— Регулировать пробовал?
— Пробовал. Посмотришь, я сейчас принесу?
— Не надо, пойдём лучше к тебе.
Сашка отложил коврик, и пошёл за Славкой.
У Славки в каюте все переборки были завешаны девицами из Плейбоя. На столе лежал автомобильный магнитофон и пара небольших колонок. Сашка попросил включить музыку и убедившись, что звук действительно без высоких частот вынул кассету и стал рассматривать головку магнитофона. Проведя пальцем по её поверхности он вынес свой вердикт: — головка запилена, борозда глубокая, надо её менять.
— Да как же я её поменяю, у меня запасной нет и взять негде, — сильно огорчился Славик. Мне без музыки кранты.
— Ладно, не отчаивайся, попробуем отполировать головку. Если получится, будет играть как новая, а если не получится, тогда точно кранты. Впрочем, выбор за тобой. Или как сейчас, без высоких, или попытаться шлифануть.
— А ты раньше шлифовал?
— Только у больших, у кассетников ещё не пробовал. Ну что, рискнём?
— А, давай, — обречённо махнул рукой Славка, — нет сил больше эту вату слушать. Тут у меня ещё она идея есть. Я хочу сделать колонки для своей тачки, помощнее, динамики прикупил, вот посмотри. — Он достал из-под стола коробку с динамиками, — что посоветуешь?
Сашка внимательно рассмотрел динамики. Они были мощные, на много превышающие возможности Славкиного магнитофона.
— Твоя балалайка не потянет такую мощь, — сказал Сашка, — для них нужен дополнительный усилитель. У нас такой не купишь, только в инпорту, и то поискать придётся, не в каждой стране есть. Ты пока колонки сделай, я тебе подскажу конструкцию, рассчитаю объём. У меня по колонкам справочник есть.
— А ты можешь такой усилитель сделать? — спросил Славка, — ты же радиолюбитель.
— В принципе могу, если постараться, — Сашка прикинул свои возможности, — детали, пожалуй, найдутся, схемы в журналах «Радио», которые он всегда брал с собой, тоже наверняка есть. — Только это, Славик, большая работа, недели на две, а то и на месяц.
— Саня, если получится, проси, что хочешь, — обрадовался Славка, мысленно уже представляя себя в своей навороченной тёмно-зелёной ладе-тройке с громыхающей на всю округу музыкой.
«Ну что, — подумал Сашка, — телевизор я уже сделал, мочалку связал, даже две, коврик с картинкой скоро закончу, а усилок для автомобильного магнитофона очень интересная задача, таких он ещё ни у кого не видел. Проблема в том, что получить нужную мощность из тех транзисторов, которые он мог использовать, было невозможно. Автомобильный аккумулятор давал 12 вольт, а чтобы получить из транзисторов большую мощность, надо было подать на них вольт 50-60, то есть намного больше, чем у аккумулятора. Придётся делать преобразователь напряжения, а это трансформатор, большие конденсаторы…
— Коробка получится большая, Славик, вот такая, — он показал руками примерный размер.
— Да разве это большая, — удивился Славка, — я думал, что намного больше. А это нормально, пристрою в машине без проблем.
— Хорошо, — подытожил Сашка, — давай сначала отполируем головку, а затем, если получится, уже всё остальное. Отключай балалайку. А какие у тебя кассеты, отечественные есть?
— Есть, а что?
— Вот они и запилили головку. У них поверхность как наждачка.
Сашка взял магнитофон и понёс его в свою мастерскую.
…
Любят мужики на флоте отмечать Международный Женский День 8 марта. В повседневном однообразии судовой жизни этот день не просто повод собраться компанией и выпить. Это настоящий народный праздник, по важности сравнимый разве что только с Новым Годом. Это как день рождения сразу у всех женщин страны. Всех их надо обязательно поздравить, напомнить, как мы их любим, никого не забыть, ни маму, ни сестру, и уж конечно, не дай Бог, жену.
На «Звезде» в экипаже было восемь женщин. Две поварихи, две буфетчицы, прачка и три в научной группе. Лучшая половина человечества на судне не составляла и десяти процентов от общего количества, зато в этот день им достались внимание и забота всех мужчин.
В преддверии праздника первый помощник развил бурную активность. Надо было организовать для женщин концерт. Выискивая таланты он обошёл весь экипаж и наконец добрался до Сашки.
— Александр, я знаю, что ты хорошо поёшь и играешь на гитаре, — обратился он к нему, застав Сашку в радиорубке болтающего о чём-то с Начальником.
— Ну есть немного, Женя, — поскромничал Сашка, — а что ты задумал? — они с комиссаром уже давно перешли на ты.
— Концерт я задумал, на 8 марта. И тебе надо в нём поучаствовать, — сказал комиссар, присаживаясь к Сашке на диван и доставая сигарету.
— Ты знаешь, Женя, я как бы завязал с концертной деятельностью. Все мои цацки — усилки, колонки, бас-гитара, остались на Фламинго. — Сашка тяжко вздохнул, с грустью припомнив о утерянном «богатстве», созданию которого он посвятил столько времени и сил. — А вы, комиссары, сколько раз я просил, даже в партком на берегу ходил, мол пошлите со мной в море тех ребят, которых я научил играть, а мы бы вам и в море, и на берегу концерты давали. Как назло, никого второй раз со мной не отправили.
— Промразведка не филармония, Александр, а у парткома есть задачи поважнее самодеятельности.
— Ну что ты ломаешься, как девица, — вмешался Начальник, — возьми свою гитару, выйди на сцену да спой чего-нибудь подходящее.
— Ладно, я спою, — хитро улыбнулся Сашка, — если ты с комиссаром станцуешь. — Он понял, что отвертеться на этот раз не получится. — Как говорят умные женщины, — Сашка сделал кислое лицо, — если насилие неизбежно, то надо расслабиться и получить удовольствие.
— Ну вот и договорились, — комиссар хлопнул его по плечу, вставая с дивана.
…
Концерт удался. Все восемь судовых красавиц (а в море некрасивых женщин не бывает) сияли как звёзды, окружённые повышенным вниманием. Капитан произнёс торжественную речь, Комиссар прочитал стихи, Сашка спел сначала Песняров «Наши любимые», а затем «Ты меня на рассвете разбудишь» из «Юноны и Авось». Вовка Малькензон выдал шуточную «Я не по изысканным салонам, знал по подворотням этикет…», очень смешно пародируя дефекты речи друга-моториста, любителя приложиться к стакану. Артём Данилян спел песню жениха, которую все знали в исполнении Александра Градского, только Артём очень смешно всячески выпячивал свой кавказский акцент — Мнэ нужен жена… и так далее.
После концерта собрались у Разина. Ещё накануне Сашка обнаружил, что банка с квашеной капустой отстрелила крышку и запашок не предвещал ничего хорошего. Однако Разин, нюхнув капусту, сказал, что дело поправимо, и что вообще квашеную капусту невозможно испортить, а в море так она вообще не портиться, имея ввиду что другой не достанешь. Промыв капусту водой, заправив репчатым луком и маслом он торжественно поставил блюдо в центре стола. Сашка, недоверчиво понюхав капусту, с удовлетворением заметил, что неприятный запах исчез.
— Да ты, Разин, волшебник, — сказал он, пробуя капусту на вкус. Она даже хрустит местами. А где остальные?
— Пошли за женщинами.
— Полагаю, Артём хочет Людочку к нам заманить.
— Ха-ха, — рассмеялся Разин, — так и сказал: «Людмилу Ивановну хочу».
Людмила Ивановна, научница, была очень миловидная женщина лет тридцати, светловолосая, голубоглазая, с пухлыми губками, слегка курносым носиком. Небольшого роста, не худая, но и не полная, с хорошо заметной талией, которую она всячески подчёркивала разными поясками, она была скромницей, говорила мало, смеялась ещё реже. Поговаривали, что у неё была в одном из рейсов роковая любовь, оставившая печальный след в виде душевного ожога. Словом, к мужчинам она относилась настороженно и на сближение не шла. Что, впрочем, не умаляло их попыток покорить её сердце хотя бы на один рейс.
Сколько крепких семейных пар сложилось вот так вот, в море. А сколько женщин было обмануто судовыми ловеласами, обещающими в рейсе золотые горы, что он мол давно разведён, любит только её одну. А потом, на приходе, он вдруг начинает её сторонится, потому что с берега ему радостно машут жена и дети.
Вскоре компания собралась, ждали только Артёма с Людочкой. Сашка бренчал на гитаре, Разин переставлял стопки, готовясь наполнить их разведённым спиртом, настоянным на каких-то таинственных ингредиентах. Малькензон пощипывал из блюда капусту, а Начальник язвил по этому поводу. Но вот отщёлкнулась штормовка двери и на пороге появилась Людочка, а за ней самодовольный Артём. Причём, его усатое кавказское лицо сияло так, что затеняло неброскую красоту приведённой им женщины.
Что ни говори, а женщина в компании моряков это нечто необыкновенное. Это превращает выпивку по тому или иному поводу в целое событие. Напрочь исчезает матерный лексикон, появляется эдакая галантность. Людочку усадили на диван рядом с Сашкой и Начальником. Артёму достался стулу у другого конца стола. Сияние с его лица тут же слетело, так как он рассчитывал устроиться рядом с приведённой им женщиной.
— Думаю, не буду оригинальным, и мои друзья согласятся, — сказал вставая Разин, — что первый тост надо выпить за наших женщин, прекрасная представительница которых в этот праздничный день так блистательно украшает собой нашу мужскую компанию.
Все как по команде встали в гусарскую позу — по стойке смирно, с оттопыренным локтём руки, держащей стопку. Людочка с неподдельным смущением осталась сидеть, пережидая этот неизбежный ритуал с проявлением показушной галантности.
— Долго готовился? — ехидно спросил Разина Начальник, когда все сели.
— Экспромт! — важно соврал рефмеханик, вызвав скептические улыбки друзей.
Капуста пошла на ура. Людочке пришлось выслушать ещё несколько витиеватых тостов в честь женщин. Причём, еврей Малькензон выдал длинный кавказский тост, а Артём в пику ему еврейский. Не забыли, конечно, выпить за тех, кто в море и на берегу. Наконец, когда алкогольное возбуждение уступило место расслабленности, а Начальник вышел покурить, Людочка обратилась к Сашке:
— Ты споёшь нам, Артём обещал, я только потому и согласилась, чтобы тебя послушать.
Такой поворот событий был для Сашки вполне предсказуем, гитара была уже в каюте Разина, лежала на койке, но он не ожидал, что Людочка сама попросит его, да ещё и озвучит причину своего присутствия.
— Конечно спою, — не стал ломаться Сашка, — Артём, подай с койки гитару.
Увидев с каким лицом тот передаёт ему инструмент Сашка понял, что испытывает его друг по отношении к нему: «Сейчас Шматов ей споёт, и всё — прощай Людочка». Что бы как-то успокоить друга, беря гитару Сашка сказал:
— Я хочу вам спеть песню, которую я написал в море, тоскуя по любимой жене, дочке и маме. Они и сейчас в моей душе рядом со мной.
Сашка подстроил гитару и запел: «Морзянки нудный писк стоит в эфире…»
Это была самая первая песня, сочинённая Сашкой ещё на «Фламинго», когда судно чуть не утонуло, и осознание того, что могло случиться, но не случилось, вызвало в нём проявление стихотворных способностей. На третьем куплете Сашка заметил появившегося в дверях Начальника. Тот стоял и слушал пока закончится песня. В конце, где звучат слова: «Ты шли радист ключом своим послушным…» Сашка намеренно спел — «Ключом своим бездушным…», наблюдая за реакцией друга. Тот сердито нахмурился. Дело в том, что для всех людей тот предмет, который выдаёт точки и тире азбуки Морзе, как бы неодушевлённый. С чем совершенно не согласны сами радисты, работающие на этом ключе. Чаще всего ключ делается ими самими, и переносится с судна на судно. Для них ключ, всё равно, что для Сашки его гитара, предмет в его понимании несомненно обладающий душой. Начальник знал, что Сашка обозвал ключ бездушным специально, чтобы его подначить, при этом в ответ на мимолётный взгляд друга он и скорчил недовольную гримасу, чтобы показать своё неравнодушие к Сашкиным словам. Если бы тот не поменял слова, (а он бы не поменял, не увидев друга в проёме двери), то Начальник почувствовал бы себя обойдённым вниманием, а Сашка, не увидев гримасу, подумал бы что тому всё пофиг. Между ними всё давно уже было притёрто.
После нескольких Сашкиных песен, Артём, улучив момент, когда тот ненадолго прервался, вдруг предложил потанцевать, рассчитывая, что сразу же пригласит Людочку на танец. Все согласились. Разин включил Славкин автомобильный магнитофон, изъятый у подчинённого на время застолья, тот всё равно на вахте. Отполированная Сашкой головка магнитофона работала как новая.
— Нас много, а женщина с нами одна, — сказал Разин, — поэтому давайте предоставим ей возможность самой выбрать с кем танцевать первый танец.
Артём, уже сделавший движение в сторону Людочки с разочарованием увидел, что она приглашает Сашку.
— Подержи, Артём, — Сашка передал другу гитару, которую тот, демонстративно погладив, уложил на койку и пошёл к столу, освобождая место для танцующих.
Хриплым голосом какой-то итальянец пел очень мелодичную песню. Сашка обнимал Людочку за талию, она положила руки ему на плечи. «Как у гитары — думал он, ощущая волнующий мужчин изгиб женской фигуры». Автострада, фотографиле, мотокросс, узнавал он знакомые слова, звучащие на итальянском из Славкиного кассетника. Вдруг судно резко завалилось на правый борт. На палубу со стола посыпались стопки, блюдца, а из уст моряков междометия на грани приличия. Сашка почувствовал, что они с Людочкой теряют равновесие. Единственное место, куда можно было относительно безопасно её уронить, была кровать. Сашка успел сделать разворот таким образом, чтобы Людочка падала туда спиной. Уже находясь в полёте он вдруг вспомнил, что там лежит его гитара, но ничего поменять уже было нельзя. Неизбежное свершилось. Жалобно хрустнув, его любимица приняла на себя то, что у женщины находится ниже талии и Людочкино «ОЙ!» слилось с дребезгом рвущихся струн и звоном разбивающегося о палубу блюда с капустой. Судно сменило курс и теперь пошло лагом к волне.
…
Тихий океан бушевал, полностью оправдывая название тех своих широт, через которые корабль пробивался от Южного Полярного Круга к Чилийскому подрайону ЮВТО. Неистовые пятидесятые, бушующие сороковые, кладбище кораблей, рискнувших пересечь пролив Дрейка.
— О чём задумался СанСаныч, — капитан подошёл к Сашке, стоящему у лобового стекла ходового мостика и наблюдающего за ударами волн о нос корабля.
— Я думаю, Виктор Николаевич, что Вы должны выдать экипажу по серьге в ухо за преодоление Пролива Дрейка.
— По серьге в ухо, говоришь, — улыбнулся Кныш, — это традиция парусного флота, от неё на пароходах осталась только половина.
— Половина серьги что ли?
— Нет, серьга тут уже ни при чём, — продолжал улыбаться капитан.
— Остаётся только «в ухо», понятно. — Сашка деланно вздохнул. — Вообще-то я дом вспоминаю, сколько до него отсюда.
— Да ерунда, СанСаныч, всего-то по-Тихому до Панамы чуток, потом через Атлантику наискосок, потом Ла-Манш, Кале, Северное море, Скаген, Каттегат. Ты в Балтике спишь, когда возвращаешься?
— Какой там, спишь, не до сна.
— Вот и я не могу, не спится перед домом.
Помолчали. Каждый думал о чём-то о своём. Капитан сделал круг по мостику и снова подошёл к Сашке.
— Хорошо про нас Высоцкий сказал: «Не пройдёт и полгода, и я появлюсь, чтобы снова уйти на полгода».
— Да, Виктор Николаевич, лучше и не скажешь, а ведь он никогда в море не был.
Капитан ушёл, оставив Сашку предаваться воспоминаниям.
…
Это было в конце июля. Сашка с женой приехали в столицу посмотреть на олимпийскую Москву. Остановились у брата жены. Володя, Сашкин ровесник, работал журналистом, знал город вдоль и поперёк, хотя и не был коренным москвичом, родился и вырос он в Калининграде. Лет пять назад он окончил журфак МГУ и обзавёлся многочисленными связями в богемной среде. В частности, он хорошо знал Высоцкого, не раз брал у него интервью, и не раз бывал с ним в компании. Ещё в предыдущие Сашкины приезды в Москву он обещал непременно познакомить его с Высоцким. Но как-то всё не складывалось. И вот его не стало. Чувство досады на себя, на Вовку, переполняло: «А кто думал, что так рано, в 42 года, всё на потом откладывали и на тебе, — искал он оправдания своему невезению».
Отправив жён в «Берёзку» с книжкой Сашкиной валюты, они поехали на ВДНХ. Ходить с жёнами по магазинам было выше их сил. Добравшись на метро до выставки и увидев большое скопление людей у турникетов, Вовка повёл его куда-то в сторону. Слева от входа, около станции метро где разворачивался троллейбус, был туалет, примыкающий к территории ВДНХ. За ним в заборе была дыра, точнее разогнутые прутья забора. Путь на выставку достижений народного хозяйства страны был открыт, а деньги за входные билеты — по 30 копеек на брата, сэкономлены.
Попав таким образом на территорию они сели в открытый вагончик автопоезда и поехали смотреть выставку. Поезд, сделав петлю вокруг знаменитого фонтана с позолоченными женщинами представляющими 16 советских республик, покатил вглубь территории делая остановки у разных павильонов.
Первое, что привлекло их внимание был лоток с горячими сосисками чуть правее павильона «Космос». Сосиска была в плёнке. Продавщица положила её на бумажную тарелочку вместе с куском белого хлеба. Плёнка снималась легко, со свистом, а сосиска обжигала пальцы. Сашка чуть не уронил свою, вовремя сообразив, что можно подержать её зубами. Было очень вкусно, учитывая, что они изрядно проголодались. Перекусив, они продолжили кататься пока не доехали до павильона «Виноградарство и садоводство». Это было то, что нужно. Они знали, что в павильоне есть винный дегустационный зал.
«Павильон в духе советского модернизма построен в 1971 году по проекту архитектора… с плоским, как на вокзалах, голосом женщина-экскурсовод вела группу людей в сторону панно на тему растениеводства и сельского хозяйства». Они не спеша обогнули группу, прошли мимо экспозиции посвящённой выращиванию плодовых растений и наконец увидели то, что искали. Дегустационный зал находился в глубине павильона с правой стороны. Билеты в зал продавались как в кино, сеансы каждые два часа. Ждать долго не пришлось было почти 17-00, и они успевали на этот сеанс.
Сели за столик. Каждому принесли поднос, на котором находились десять рюмок по 25 грамм вина в каждой и стопка галет. Интеллигентная женщина, проинформировала присутствующих, что она инженер-технолог, и что они находятся на тематической дегустации лучших вин страны от лучших производителей. Начали с массандровской мадеры, потом херес. Женщина рассказывала об истории создания вина, оттенках его вкуса и аромата, технологиях, наградах на международных выставках, как правильно дегустировать, с какими блюдами лучше всего сочетать. Когда дошли до каберне, она подробно рассказала посетителям о том, что оно весьма полезно, так как выводит из организма радиоактивный стронций, и многозначительно добавила, что его дают на подводных лодках, а сейчас его необходимо принимать тем, кто имеет дело с облучением и радиацией. В зале был полумрак, не громко играла музыка, на стене демонстрировались слайды. «Нам тоже в море каберне иногда перепадает, — сказал полушёпотом Сашка, — когда в тропиках работаем». Всё было чинно, благородно, и не дорого. После сеанса они купили в небольшом буфете бутылку понравившегося вина. «Янтарь Ставрополья», так оно называлось и обладало приятным мускатным вкусом.
Съев ещё по сосиске, они посетили круглый кинозал, где демонстрировалось панорамное кино. Было интересно наблюдать как люди, стоящие в зале дружно наклонялись в ту или иную сторону, когда на 12 экранах, расположенных по кругу, показывали, как машина в горах виляла по серпантину. После кино Вовка предложил съездить в театр на Таганке. Не на спектакль, конечно, а в гости к директору. «С Высоцким я тебя не успел познакомить, — сказал он Сашке, — давай хоть с директором театра познакомлю. Николай Лукьянович Дупак человек известный, много в кино снимался. Кстати, именно он Высоцкого на работу в театр принял, хотя Любимов возражал».
Сашка уже был один раз в театре. Год назад Вовка обещал достать билеты на «Гамлета» с Высоцким, но что-то не сложилось, и он с женой попал на спектакль «Дом на набережной» с Леонидом Филатовым в главной роли. Вовка привёл Сашку с женой в небольшую комнату со стороны чёрного входа, усадил за столик, а сам пошёл договариваться насчёт билетов. Вошёл Филатов, и подойдя к столику, где лежали несколько конвертов с письмами спросил нет ли что-нибудь ему. Совсем недавно по стране прогремел фильм «Экипаж» и не узнать Филатова было невозможно. Жена, перебрав конверты, передала их Филатову со словами: «Это всё Вам». Когда вернулся Вовка она с восторгом сообщила брату, что только что видела самого Филатова. «А, Лёня, — ничуть не удивившись бросил Вовка, — он всё время сюда за письмами заходит». Билетов на спектакль он не достал, но зато договорился со звукооператором, и Сашка с женой смотрели спектакль через небольшие окошки в звукооператорской.
Они прошли в здание театра где-то сзади, через маленькую дверь. Вовка спросил у кого-то про директора, тот несмотря на позднее время был ещё в театре. Вскоре они оказались в его кабинете. Вовка по-свойски поздоровался с Дупаком, представил Сашку как бывалого моряка, и поставил на стол бутылку вина. Не сказать, чтобы сразу, но Сашка откапал в памяти несколько фильмов, где он видел это лицо. Всё-таки советское кино он знал хорошо. Николай Лукьянович достал три стакана. Разлили, выпили, помянув Володю Высоцкого. Дальше пошла беседа Вовки с директором, смысла которой Сашка не улавливал, и он попросил разрешения у Николая Лукьяновича походить по театру. Было уже довольно поздно, в театре никого не было, по крайней мере Сашка, гуляя по коридорам, никого не встретил.
В одном из коридоров Сашка наткнулся на большую экспозицию, посвящённую Высоцкому. Там было множество фотографий и афиш спектаклей с его участием. Внимательно рассмотрев всё, что было представлено, он вдруг заметил рядом приоткрытую дверь. Заглянув в помещение он понял, что это гримёрная. Она была довольно большая на восемь мест. С левой стороны у окна было место Володи Высоцкого, об этом говорил его портрет в траурной рамке. Сашка прошёл внутрь и присел в кресло, то самое где совсем недавно сидел Володя. «Вот и встретились, Владимир Семёнович, — тихо сказал Сашка, — как же так…?». Ему показалось, что он слышит хрипловатый голос самого Высоцкого: «Человек предполагает, а Бог располагает. Вот так вот, моряк!»
Ссылка на предыдущие главы:
Предыдущая книга автора: