Я продолжал испытывать короткие разрозненные проблески состояний необычной реальности. Мои мысли постоянно вертелись вокруг одного эпизода этих галлюцинаторных переживаний, вызванных грибами: тёмная мягкая масса булавочных дырочек. Я продолжал представлять её себе как масляный пузырь, который затягивает меня в центр. Казалось, внутренность его вдруг открывалась и поглощала меня. И тогда на очень короткий миг я испытывал нечто напоминающее мне состояние необычной реальности.
В результате я испытывал сильное возбуждение, тревогу и неудобство. И тут же старался прекратить такой опыт, как только он начинался. Сегодня я рассказал о моих мучениях дону Хуану и попросил совета. Он, казалось, мало заинтересовался ими и велел мне оставить эти переживания без внимания, потому что в них нет ни смысла, ни ценности. По его словам, из моих переживаний достойны интереса и усилий только те, в которых я вижу ворон. Видения другого рода следует расценивать как последствия моих опасений.
Он снова напомнил, что практикующий опыты с дымком должен вести спокойную и сильную жизнь. Как мне самому казалось, я подошёл к некоему опасному порогу. Поэтому сказал дону Хуану, что едва ли смогу продолжать. Меня по-настоящему пугали эти грибы.
Созерцая всплывающие в памяти картины, которые вызвал во мне галлюциногенный опыт, я пришёл к неизбежному заключению, что смотрел на мир способом, который структурно отличается от обыкновенного.
В других состояниях необычной реальности, которым я себя подвергал, представляемые образы и формы всегда оставались в пределах обычной визуальной концепции мира. Но ощущения и видения под влиянием курительной галлюциногенной смеси были совсем другими. В этом случае всё виденное мной находилось в одной плоскости, ничего над и ничего под ней. Образы были раздражающе плоскими и одновременно неизмеримо глубокими. Они были конгломератом невероятно отчётливых деталей, помещённых в разные световые поля. Свет в этих полях двигался, вызывая эффект вращения.
Иногда механическое соединение разнородных частей и предметов почему-то огорчало меня. Поработав с воспоминаниями и видениями, я был вынужден прибегать к сравнительным аналогиям для того, чтобы понять увиденное. Лицо дона Хуана, например, выглядело так, как если бы он погрузился в воду. Казалось, вода движется непрерывным потоком, омывая его лицо и волосы. Это настолько увеличивало их, что я мог разглядеть каждый волос в отдельности и все поры на его коже.
С другой стороны, я видел плоские угловатые массы, которые оставались неподвижными, ибо отсутствовала флюктуация исходящего от них света. Ощущение колыхания жидкости в данном случае отсутствовало. Выражаясь более точно, не было дрожания света, исходящего от объекта.
Я спросил дона Хуана, что я такое видел. По его словам, раз это было впервые, когда я смотрел как ворона, образы ещё не были ни ясными, ни значительными, и позже, с опытом, я смогу их распознавать. Тогда я спросил его о моём наблюдении: почему разные предметы излучали свет по-разному?
— Живые предметы внутренне подвижны. Ворона может легко увидеть, когда кто-то умер или собирается умереть, потому что внутреннее движение останавливается или замедляется. Ворона может также увидеть, как нечто движется быстро. Кроме того, она способна увидеть и передать знаками, когда что-то движется просто правильно.
— Что означает, когда что-то движется слишком быстро или просто правильно?
— Ворона может рассказать, чего надо избегать и чего искать. Если что-то внутри движется слишком быстро, значит, оно сейчас или вспыхнет яростью, или набросится. Его надо избегать. Если оно просто правильно двигается, вороне нравится созерцать такое движение и она будет это искать.
— Камни движутся внутри?
— Нет, ни камни, ни мёртвые животные, ни мёртвые деревья. Но, как ни странно, они прекрасны, когда на них смотришь вороньим способом. Именно поэтому вороны кружат над мёртвыми телами. Им нравится на них смотреть даже при отсутствии движения внутреннего света.
— А если тело гниёт, оно как-то движется?
— Да, но это другое движение. Ворона тогда видит миллионы двигающихся внутри существ, каждое из которых светится своим светом. И ворона любит смотреть на гниение. Поистине незабываемый вид.
— Ты это видел сам, дон Хуан?
— Каждый, кто учится быть вороной, может всё увидеть. И ты сам увидишь.
Тогда я задал дону Хуану неизбежный вопрос.
— А я в самом деле превращался в ворону? Я имею в виду, мог ли кто-нибудь видевший меня подумать, что я обыкновенная ворона?
— Нет. Ты не можешь так мыслить, когда работаешь с силами союзников. Такие вопросы не имеют смысла. Вдобавок, превратиться в ворону — самая простая вещь. Почти как детская забава. От этого мало пользы. Как я тебе уже говорил, дымок не для тех, кто ищет силу. Он для тех, кто домогается ви́дения.
Я научился становиться вороной, потому что она самая практичная птица из всех. Никакая другая птица не интересуется ею, разве что кроме голодного орла. Но вороны летают в стае и могут защитить себя. Люди также не беспокоят ворон. Любой человек сразу заметит большого орла, такую громадную птицу! Но кого волнует ворона? Она в безопасности. У вороны от природы идеальный размер. Она может проникнуть в любое место, не привлекая внимания.
С другой стороны, можно, конечно, стать львом или медведем, но это очень опасно. Они слишком велики и потребуется слишком много энергии, чтобы стать таким зверем. Конечно, можно стать сверчком, ящерицей или даже муравьём, но это ещё более опасно, ведь они становятся добычей более крупных животных. Я возразил: судя по его словам, люди действительно превращаются в ворону, сверчка и т. д. Но он настаивал, что я недопонимаю.
— Для превращения в настоящую ворону потребовалось бы очень много времени, — сказал он. — Но ты не изменился и не перестал быть человеком. Это что-то другое.
— Можешь ты мне сказать, что именно, дон Хуан?
— Быть может, теперь ты знаешь сам. Если бы ты так не боялся сойти с ума или потерять своё тело, то ты, наверное, понял бы чудесную тайну. Но, возможно, ты ещё должен ждать, пока отбросишь свой страх, и тогда поймёшь смысл моих слов.