(Рассказ Быль)
Пупкин работал на главном заводе города инженером. Инженер он был хороший, отличный даже и этим всем мешал. Рационализаторские идеи сыпались из Пупкина, как из рога изобилия. Он с трудом пробивал свои новшества, получал патенты и премии по десять рублей и всё. Через неделю о его триумфе все забывали и всё шло дальше, по накатанной своей колее. Пупкин вздыхал, успокаивался и продолжал работать дальше, до нового озарения.
- ну пойми ты, чудак человек! Восклицал парторг завода, разводя руками.
- ну зачем нам, скажи, твои рационализированные гвозди?!
Парторг вздыхал, утирал платочком лысину, и объяснял дальше:
- ты пойми, дорогой ты наш Пупкин, ты пойми, что не нужны нам твои самозабивающиеся гвозди, не нужны!
Куда прикажешь мне потом девать нашего плотника Пипкина? Куда?! А сколько таких плотников по стране? Ты подумал?! И всем нужна работа, у всех семьи. И у нас социалистическое, в конце концов, государство! И мы всем, повторяю, всем должны дать работу!
Пупкин понимал. Пупкин входил в положение. Пупкин оценивал сложность момента и учитывал напряженную политическую обстановку. И завод спокойно продолжал выпускать свои нерационализированные, но идеологически выдержанные, правильные гвозди. И выпускал до тех пор, пока не пришла гласность и перестройка, а вместе с ними и кооперативное движение.
- вот оно! Подумал Пупкин и открыл свой кооператив при заводе. Какие надежды, какие перспективы, горизонты открылись тогда ясному взору инженера Пупкина!
И хотя в соучредителях кооператива значились и директор и парторг, причем со львиной долей в уставном капитале, Пупкина это не смущало.
- вот уж я развернусь! Вот уж я покажу им всем! Думал Пупкин.
А парторг с директором так не думали. Они думали по другому. Сначала они, по остаточной стоимости "купили" у своего же завода всё ценное оборудование и цехи. А потом, деньги, которые раньше крутились только в безналичной сфере, те деньги, которые были во всей стране СССР, те деньги, которыми госпредприятия рассчитывались друг перед другом, те деньги, которые были, но которые никто и никогда не видел и не держал их в руках, стали обналичивать. Об - На- Ли - Чи - Вать! Можно стало. И потекли ручейки сначала, а потом и реки из безналичной экономики в наличные карманы новоиспечённых дельцов. Новых хозяев. Новых "русских". А Пупкин прдолжал грезить производством. Но производство сначало дышало на ладан, а затем и вовсе угасло. Завод обанкротился и все эти Пипкины, о которых так пёкся парторг в своё время, были выставлены за ворота, то есть выброшены на улицу. Инженера Пупкина еще какое то время держали в кооперативе, а потом кооператив
преобразовали в ТОО, и Пупкин тоже оказался за воротами. То наступала эпоха "святых девяностых". Пупкин теперь ошивался на рынке - барахолке, продавая там вместе с учителями, врачами и академиками, свои вещи из старых, советских запасов. Рядом торговал и люд попроще, кто картошкой с огорода, а молодежь всякой яркой всячиной с надписями "made in".
Директор с парторгом уже ездили к тому времени на иностранных больших машинах и были уважаемыми людьми в городе. А Пупкина никто не уважал. Ему тыкали покупатели, за копейки скупавшие у него и таких как он вещи и ценности, накопленные еще во времена Союза. Так и ваучер свой Пупкин продал - за копейки. Какая там Волга?! Или две, что рыжий обещал?
Тут бы выжить!
Вечерами Пупкин сидел в своей квартире и смотрел разглядывал свои патенты.
Странный какой то у нас капитализм, думал Пупкин. Вот же, идеи! Они же выгодны! Они же прибыли сулят и немалые! И опять никому не нужны!
- вот что опять не так? Вопрошал Пупкин воздевая глаза к потолку - небу. Идеологии уже нет, которой так мешали мои рационализированные, самозабивающиеся гвозди, а гвозди так ни кому и не нужны! Да что греха таить, теперь и простые, нерационализированные гвозди стали не нужны. Как будто остановились вдруг, разом, все стройки Великой страны и сама страна лишившись гвоздей стала вдруг сыпаться, рассыпаться прямо на глазах
изумлённого Пупкина и всех остальных её граждан. Беловежские соглашения были лишь началом. Началом чего то огромного, как вал катящегося по стране и её жителям, уничтожая, сминая всё вокруг своим огромным, равнодушным катком.
Этот равнодушный каток назывался Рынком, который по мнению его устроителей должен был сам себя отрегулировать и наладить жизнь наконец, в некогда Великой стране.
Одно смущало Пупкина в этой теории. Одно. То, что её теоретики, её главные идеологи, еще вчера были все поголовно теоретиками и главными идеологами прямо противоположного, а именно социалистического государственног устройства, теоретиками Марксизма - Ленинизма, главными коммунистами и комсомольцами...
#