Просыпался я всегда рано утром. Сам не знаю отчего так, но не спалось мне совсем. Открыв по утру глаза, я внимательно вглядывался в темноту, будто нависавшую, вместе с потолком. Казалось, что вот-вот я увижу в ней что-то особенное, что-то невообразимо интересное и даже… чарующее.
Любил тихонько слезть с кровати, наступая шерстяным носком, лишь на те половицы, что меньше скрипели. Я не хотел будить свою семью, ведь знал, как драгоценен для них сон, пока не проснется папа.
Подкрадываясь, как мышка к подоконнику – я складывал окоченевшие ладони на батарею и долго-долго терпел. Сам не знаю почему, но это ощущение жара – приносило некоторое спокойствие и умиротворение.
За окном стояла глубокая зима. Повсюду была темнота и лишь фонари освещали дороги, которые вот-вот должны были начать чистить. Повсюду виднелись высокие сугробы, которые завораживали своей величиной, маленькие тропинки, которые протаптывали люди, выходящие на работу ранним утром. По обыкновению шел снег – а я глядел на него каждый раз, словно впервые. Он, буквально гипнотизировал: витая в воздухе, крупные снежинки совершали неспешную посадку, удваивая работу дворников, видимость была совсем никудышной, но от чего-то на душе было спокойно и тепло. Я любил зиму, всем сердцем.
Мечтания мои прекратились в 5:45 утра. Зазвенел мамин будильник. Он был тихим и даже приятным, я как-то спросил у нее – как же она умудряется просыпаться от столь приятной и тихой мелодии?
- Если будильник будет громким, то папа может проснуться… - заглядывая в окно, отвечала мама, опуская голову и будто размышляя о чем-то.
Но, о чем… я не знал…
Слышится, как тяжело она вздыхает, когда поднимается с старенького дивана и медленно шагает в ванную в пуховых тапочках.
Я тоже выхожу из своей комнаты, опираясь лицом о дверной косяк и ожидая маму. Она выходит с грустным лицом, но увидев меня – старается улыбнуться.
- Доброе утро… - шепчет она, перебирая полотенце в руках.
- Мам, там снег… пойдем гулять? – с надеждой шепчу я в ответ.
Она пристально смотрит добрыми глазами, от чего сердце начинает биться быстрее.
- Наверное сходим, наверное, сходим.
Мы долго возимся на кухне. По привычке она выставляет небольшой поднос из пластика на центр стола и собирает нужные вещи.
Баночка детского питания, пластиковый стаканчик с водой в котором медленно что-то растворяется, чайная ложка. После идут препараты: множество таблеток собирается на крошечное блюдце.
- Один, два, шесть, пятнадцать… - тыкая маленьким пальчиком, считаю я.
- Правильно, сынок…
- А осенью было девять… - замечаю я.
Она снова, лишь молчаливо смотрит на меня, будто решаясь что-то сказать, но в последний момент отговаривает саму себя.
За стенкой, вдруг раздается привычный крик, к которому я, наверное, никогда не привыкну. Я вздрагиваю от неожиданности, а мама… будто не испытав ни единой эмоции- переводит свои уставшие глаза в сторону крика.
Она по привычке берет поднос, положив на него наполненный шприц и мы идем к самой далекой комнате нашей квартиры. Раньше мама и папа жили в одной комнате, но папа заболел и стал плохо спать, поэтому стал жить в гостиной. Но крики папы стали такими сильными, что соседи начали жаловаться и ему пришлось переехать в самую дальнюю комнату, где жила бабушка.
Мы шагаем по темному коридору и в самый последний момент, она отворачивает меня спиной и слегка подталкивает.
Мне не разрешается заходить к папе по утрам, никто не говорит мне почему.
- Андрюша… - слышится голос бабушки, подзывающей меня к себе.
- Одевайся, идем гулять. – гладя меня по голове, шепчет она.
Я забываю, о чем размышлял и чего хотел. Обрадовавшись, скорее бегу за теплыми штанами и перчатками, лежащими на батарее.
Вот мы с бабушкой шагаем по двору, метет снег и чувствуется, как быстро замерзает нос.
- А сколько сегодня градусов? – интересуюсь я.
- Минус семнадцать. А знаешь, как в моей молодости было… – начинает говорить бабушка, но взор мой останавливается у наших окон. Вижу маму, стоящую у окна, где теперь живет папа… она, кажется, плачет.
***
Мы едем куда-то в такси. Мама и бабушка все причитают, а папа смотрит на меня с переднего сидения. Его губы покрыты коростами, которые трескаются и из них сочится кровь. Голова стала совсем маленькой из-за отсутствия волос. Грубые впадины около глаз отливают синевой, а карие глаза потускнели и стали серыми. Впалые щеки совсем сухие и грубые, а руки покрыты выпирающими венами.
Взгляд у папы рассеянный, но он, почти не моргая, совсем не отворачивается от меня. Странная улыбка застыла на его лице.
Я улыбаюсь ему.
Он пытается что-то сказать, но получается что-то неразборчивое.
Я перевожу взгляд на маму, а после на бабушку… они смотрят куда-то в ноги.
Машина медленно заполняется папиным запах, совсем непохожим на другие, которые мне известны.
Что-то приторно сладкое с какой-то зловещей начинкой.
Мы подъезжаем к высокому серому зданию, похожему на заброшенную больницу. Бабушка выводит меня за руку, а мама и дяденька, который вез нас – пересаживают папу на коляску.
Я подхожу к нему и беру его за руку. Мы подходим к зданию, а мне почему-то становится страшно… я замедляюсь и наконец останавливаюсь, от чего дергается и папина рука…
Бабушка хватает меня за капюшон и наши с отцом руки, вдруг размыкаются.
Мы очутились в длинном коридоре, где почти нет света. Он достаточно широкий и совсем пустой, лишь пару открытых кабинетов впускают жизнь в это пространство.
Мама и бабушка строго наказывают оставаться на скамье и никуда не ходить.
Я, лишь киваю головой, слегка расстёгивая куртку и продолжаю смотреть.
Запах стоит, почти такой же, как у папы. Сладкий, приторный, до ужаса тошнотворный и лишь примесь чего-то химического порождает сосредоточие.
Я не могу сдержаться и встаю, медленно расхаживая по коридору и наконец натыкаюсь на прозрачный стенд, где в колбах расположены части… ноги, руки, позвоночник…
- Рак… - всего лишь три буквы, которые я способен слить в слово…
Я вновь возвращаюсь на место, проходя мимо пожилой бабушки, моющей полы, она внимательно оглядывает меня, будто я сделал что-то плохое.
Запах становится таким удушающим… кажется, что каждая клетка моего тела пропитывается им и остается со мной навсегда.
Вдруг из-за угла появляется нечто… медленно шагая по темному и такому большому коридору – оно держится за стены и тихонько издает невнятные звуки. Синяя полупрозрачная ночнушка, лишь немного скрывает исхудавшее и болезненное тел! .о.
Голова кажется очень большой, совсем лысая… глаза пустые, а кожа серого цвета… все, как у папы, думаю я.
Мне становится так страшно, я забираюсь с ногами на кушетку и прячу глаза в воротник куртки.
Стараюсь глубоко дышать и сосредоточится, но мерзкий аромат и туда пробирается, от чего я задыхаюсь.
В этом месте так тихо… темно, тихо и плохо пахнет. – Я хочу домой.
Через пару минут слышу, как кричит мама. Она с кем-то ругается и, кажется, снова плачет.
Мы едем назад. Тишина. Только совсем тихая музыка играет на фоне. Папа не смотрит на меня, а мама и бабушка, словно увидели что-то интересное за окном, но я ничего примечательного там не вижу.
***
Мы с бабушкой украшаем елку. Слышу, как кричит папа, а бабушка делает мультики громче… я почему-то боюсь спросить почему… боюсь спросить почему мне не дают зайти к отцу.
Он больше не брал мою руку, не смотрел на меня, говорил какие-то неизвестные мне слова и мама перестала приносить ему по утрам баночки с детским питанием. Только шприц… после него папа всегда спал, и я считал, что скоро все будет хорошо…
На столе много салатов и закусок. Мы сидим. Каждый положил себе в тарелку еды, но никто к ней не притрагивается. На маме и бабушке чёрные одеяния. Я смотрю на салат и меня почему-то тошнит.
Никто не произносит ни слова. Я вспоминаю, как недавно пробрался в комнату, пока папу среди ночи увезли какие-то люди в белых костюмах – его комната совсем темная, только маленькая лампочка в самой дали. На тумбочке лекарства и бутылка с водой. В комнате плохо пахнет. Думая, что мои новогодние подарки спрятаны здесь – я залезаю под кровать. Там лежит небольшой судочек белого цвета, а в нем почему-то… папа ходит сюда в туалет… как странно- размышляю я.
Запах достигает своего пика. Я ощущаю, что меня вот-вот стошнит. Смотрю на расправленную кровать, где лежал отец… белая простынь покрыта желтыми пятнами и кусочками кожи, гной повсюду: на подушках, одеялах и простыни. Рядом бинты и какие-то крема.
Папа, наверное, не вернется.