Ему не нравилась улица. Совсем. Он научился выживать в этом «диком» мире, но привыкнуть к нему было сложно. Пожалуй, даже невозможно. Этот мир отталкивал своим безразличием и черствостью. В нем было очень мало добра. По крайней мере, для таких, как он. Облезлых уличных котов – обитателей подвалов, городских мусорок и прочих «злачных мест». Эти места не имели ничего общего с кошачьим раем, но в какой-то степени были тождественны ему – там было тепло, сытно и даже немного уютно.
Ему не нравилась улица, но приходилось мириться с тем фактом, что он – дитя улиц.
Он оказался здесь, еще будучи котенком, которого почему-то выбросили на свалку. Ночью. Завернув в пакет. Он не должен был выжить. Но чудом выжил.
Это было первое чудо в его жизни, после первого в жизни предательства. А потом чудеса закончились, а предательства стало больше. Он уже не верил людям.
Это они лишили его счастья, любви и ласки. Они каждый день убеждали его в том, что для таких, как он, нет места даже на улице. Он был изгоем, хотя никогда никому не причинил зла. Его били, прогоняли, на него кричали и забрасывали камнями. Было больно. А когда боль постепенно затихала, становилось горестно и обидно от жестокости и несправедливости.
В голове был только один вопрос: ЗА ЧТО?
Он знал, что ответа никогда не найдет. Жаль.
Это судьба – жить, но не радоваться жизни. Дышать, но не чувствовать облегчения.
Иногда в голову приходили мысли: «А что, если…». Что, если поставить жирную точку в своем бессмысленном существовании? Броситься под автомобиль и перестать быть. Быть нелюбимым, быть изгоем, быть уличным котом. Это же так просто.
Но в самый последний момент «включался» инстинкт самосохранения, а внутренний голос с неким ехидством спрашивал: «Ты хочешь доставить им удовольствие?». Нет, он не хотел доставлять удовольствие тем, кто его целенаправленно уничтожает и подводит к этому простому решению. Он будет жить. Даже если больно. Вопреки здравому смыслу и всем смертям назло. Потому что должен быть хоть какой-то смысл в его существовании. Он должен был этот смысл найти, потому что где-то там, в глубине своей истерзанной души верил в добро, в людей, верил в чудеса.
В конце концов, именно чуду он обязан тем, что живет. Значит, надо жить. Во что бы то ни стало и несмотря ни на что. Даже если ему не нравилась улица.
Улица… А может, дело не только в ней? Может, дело в тех, кто ее наполняет?
Днем он старался не попадаться людям на глаза. Эти холодные глаза все равно его не замечали, а если замечали, то «зверели» и становились «дикими». Как этот уличный мир. Другое дело – ночь. Людей на улице меньше, да и ему проще спрятаться, чтобы не увидели. Не заметили. Чтобы не могли сорвать на нем свою злость. А еще дождь. Он не никогда не любил ходить мокрым, но потом понравилось. Потому что злые люди, спрятавшись под зонтиками, спешили туда, где тепло и сухо. Домой. Туда, где он никогда не был, потому что улица не имеет ничего общего с домом. Они бежали, не обращая на него никакого внимания, а если и обращали, ничего не делали. Им было не до него. Зато он в такие моменты чувствовал себя королем улиц. Мокрый и грязный, он шел с гордо поднятой головой, не испытывая никакого страха. На какое-то мгновение даже казалось, что этот мир не так уж и безнадежен. Оказывается, можно пройти мимо и не наступить на хвост, не пнуть больно ботинком в живот, не хватать за шкирку и бросать на асфальт.
Но такое было нечасто. Только во время дождя и ночью. А в остальное время приходилось страдать и терпеть. Ничего, он сильный. Обязательно справится. А еще он продолжал верить в чудеса. Хотя с каждым днем все меньше и меньше. Потому что люди убивали в нем эту самую веру. Топтались по ней, плевали на нее, рвали на части. Что я вам сделал?
Он очень удивился, когда к нему подошла молодая девушка, погладила за ушком и перед самой его мордой положила пластиковую тарелку с чем-то очень вкусно пахнущим.
Он видел, как она шла к нему, даже слышал, как она взволнованно дышит.
Он вполне мог убежать еще до того, как она приблизится к нему почти вплотную, вторгнется в его личную зону комфорта, нарушит покой… Но не стал этого делать. Зачем? Он сильный и привык терпеть. Тем более что был вечер, а вечером злых людей на улице меньше.
Ах, этот аромат. Он понимал, что пахнет рыбой – этот запах он часто ловил своим носом и прямо балдел от него, стоял как зачарованный, пока чьи-то грубые ноги в твердых то ли сапогах, то ли ботинках не прогоняли его от рыбного киоска. Сам он никогда не ел свежую рыбу – только ту, что не первой свежести. Далеко не первой… Да и пахла она совсем по-другому. Чаще всего совсем не пахла.
Но нужно было есть, и он ел. А тут перед самой его мордой лежала свеженькая рыбка, из того самого киоска.
Она пахла рыбой. Он осторожно, чтобы не спугнуть, поднял глаза на девушку и был поражен тем, насколько добрыми они были – ни капли злости. Ничего звериного или дикого. Это были глаза человека. Нет, правильно с большой буквы – Человека. Такие редко попадались ему на пути. А точнее совсем не попадались. Он видел их только со стороны. Как они кормили других, таких же, как он, уличных котов.
Думаете, он завидовал? Нет. Наоборот, радовался, что такие люди есть.
И вот теперь он имел возможность с таким Человеком столкнуться. Он даже забыл про рыбу. Очень тронули его эти глаза. Глаза Человека. Правда, они быстро пропали. Растворились в сгущавшейся темноте, напоминая о себе только цокающими по асфальту каблуками. Девушка еще раз погладила его за ухом, потом встала и ушла – будто не было её. Будто прекрасный сон.
А теперь он проснулся. Остался наедине со своими мысли, впечатлениями и рыбой.
Рыба! Так хотелось ее попробовать, но странная нерешительность не давала ему это сделать. Он боялся, что она ему не понравится на вкус. В его жизни достаточно горечи. Не хотелось, чтобы стало еще больше. А вдруг? Вдруг эта рыба такая же, как дали месяц назад одному его другу по несчастью. Он ее жадно съел, не желая ни с кем делиться, а утром его забрали люди. Мертвого и холодного. Эх, Васька...
Ему очень хотелось есть, но страх доставить удовольствие тем, кто будет искренне радоваться его смерти – был сильнее голода. Он принюхался. Рыба. Пахнет рыбой. Ничего не было в ней отталкивающего. Наоборот, она манила его – просила, умоляла, чтобы он ее съел и стал хоть на сто-двести граммов счастливее. Сколько там было этой рыбы.
А если это очередное предательство? Дурные мысли не давали покоя. Но и чувство голода тоже беспокоило.
В подтверждение этому в его животе что-то заурчало. То ли от дурманящего рыбного запаха и предвкушения сытости, то ли от чего-то другого. Например, от голода и непонимания, почему он еще эту рыбу не съел. Чего он ждет? Хотя вопрос в данном случае некорректный. Он ничего не ждет. Просто не хотел, чтобы чудо заканчивалось – второй раз в своей жизни пережить этот трепетный момент. Да он баловень судьбы просто. Вот съешь эту рыбу и чуда больше не будет.
Он не хотел, чтобы эти добрые и невероятно красивые глаза пропали из его жизни навсегда.
Глаза… Они не такие, как все. Они не могли предать. Впервые за много лет он поверил людям. Нет, не всем – одному конкретному Человеку с большой буквы. Девушке, которой он раньше здесь не видел, и которая раньше никогда не видела его. Бывает же такое. Где-то в глубине души эта самая душа, разбившаяся на сотни, тысячи, нет – миллионы мелких осколков, зашевелилась. Что-то внутри стало жить и оживать. Эти маленькие кусочки без клея и прочей «химии» стали прочно соединяться друг с другом в единое целое. Внутри было ему было тепло и хорошо.
Он жил и радовался. Чему? Да просто так. Просто потому, что на него обратили внимание.
Не прошли мимо. Его гладили! Грязного и облезлого. Гладили, и не воротили нос. Не кривили лицо. Делали это с нежностью и любовью. На такое способен только Человек. Он дышал и не мог надышаться. Свежий ночной воздух, избавленный темнотой от выхлопных газов и сигаретного дыма, приносил облегчение. А еще запах рыбы. Свежей рыбы, которую он никогда не ел.
Что же, чудеса случаются.
Значит, нужно есть. Когда еще представится такая возможность?
Он сначала набросился, как на мышь, пытавшуюся удрать от его острых когтей.
Потом понял: она не убежит и стал есть с наслаждением. Впереди вся ночь и ему никуда не надо было торопиться.
Он ел и мысленно благодарил эти человеческие глаза. Чудеса случаются. Жаль, что редко. Но случаются. Теперь он это знает точно.