#читатель_пишет
Журналист Степан Каменев
Антон Чехов «Три сестры»
«Человек должен быть верующим или должен искать веры…»
В древнегреческой мифологии мойры – это богини судьбы. Чаще всего их изображали тремя сёстрами, которые плели нить судьбы. Так кажется, когда начинаешь читать пьесу Чехова «Три сестры».
Вот только три сестры Ирина, Маша и Ольга чаще всего плетут планы, которым не суждено сбыться. Зато их мечтами о Москве можно легко заразиться. Кто из провинциалов не грезил переездом в Москву, чтобы там блистать? И ваш покорный слуга в их числе. Вот только грёзы так и остаются грёзами.
Жизнь при этом заполнена какой-то пустотой, или же события кажутся пустыми, ибо «немосковское» автоматически обесценивается. И кажется, что сёстры на протяжении всего произведения будто сидят на чемоданах. То вспоминая, то провидя… Меж тем как настоящее требует каких-то действий. Настоящее, простое, даже несколько животное является в образах то штабс-капитана, бретёра и грубияна Солёного, то «яжматери», подминающей дом под себя, Наташи, то в виде и вовсе стихии – пожара и т.д.
Так, задолго до Пелевина, великий русский драматург заполняет все действия пустотой, мелочами жизни, которые и есть сама жизнь. Потому что условная «москва» (читай переезд) может и не случиться, а вот жизнь утечёт сквозь пальцы…
В постановке Малого театра (премьера была в 2004 году, рейтинг – «12+») режиссёра Юрия Соломина три сестры – образованные, тонко чувствующие, рефлексирующие девушки. Ирина даже выдаёт пассаж на итальянском, которого нет в тексте – пожелание доброго дня, вопрос про дела… Впрочем, интерпретации образов сестёр Прозоровых и расстановка акцентов – решение режиссёра. Если оно, конечно, есть.
24, 25 и 26 ноября увидим «Трех сестер» на большой сцене Тверского театра драмы в постановке главрежа Александра Павлишина. Необходимое уточнение (голосом стюарда): возрастное ограничение – «16+».
Возвращаясь к философствованию на тему Чехова. Возможно, Маша права, уверяя: «Человек должен быть верующим или должен искать веры…». Вот только вера трёх сестёр, кажется, сосредоточена на эфемерной панацее – переезде в Москву. Куда бы мы ни поехали, мы берём с собой самих себя. И, поняв это, к концу произведения всё читается не как ода мойрам, а как описание других героинь – богинь с именем Грайи. Старухи, у которых на троих один только глаз. Хочется колко добавить – да и тот слепой.