Алла Юрьевна прекрасно понимала – не зря возле дверей ее подопечного поставили охранника. Если Волшебника действительно пытались убить, то попытку могут и повторить. И даже, как предполагают все средства массовой информации, обязательно повторят! Она явно поторопилась, дав согласие дежурить у постели этого больного. Хотя бы приплатили ей за вредность. За нахождение в заведомой опасности. Впрочем, может, и доплатят какие-нибудь гроши. Либо раскошелится сам Альберт Валентинович. И чего эта Нина делала у его постели? Да уж если говорить откровенно, она чуть ли не нырнула к нему в кровать! Алла Юрьевна это прекрасно видела. В щелочку, когда подошла и не сразу открыла дверь. Ей, кстати, уже приходилось сидеть у постели больных именно в этой палате и она говорила сестре-хозяйке, да и врачам тоже, что дверь неплотно закрывается, что надо бы ее подремонтировать. Никаких ответных действий! Кто-то даже сказал, что так оно и лучше – палата на одного человека, и мало ли что с ним может произойти, а тут в щелку будет все видно.
Заметив, что ее больной просыпается, Алла Юрьевна приготовила ему все необходимое для туалета. В палату заглянул охранник.
- Все в поряде?
- Как на параде!
- Губернатор вроде хотел прибыть.
- Ну и что? Как прибудет, так и убудет.
- Ну, так я говорю, чтобы вы приготовились.
- Понятно. Спасибо. Дверь закрой.
- А еще журналистов ждут.
- Да ради бога!
- А еще из мэрии, врач предупредил.
- Господи, тут что, заседание Думы? Человек больной, а они лезут и лезут…
- Вот и я думаю.
- Доктора-то куда смотрят? Не пускать, и все дела!
- Вот и я…
- А ты встань у дверей с автоматом, и – ни с места!
- А что? Я могу!
- Вот и смоги! Ладно. Дверь-то все же закрой, а то сквозит. На меня дует. Форточка же открыта, понимать надо.
- Все, все, ухожу, закрываю!
Алла Юрьевна подошла к столу и посмотрела свои записи. Так… Сейчас больному должны ставить капельницу. Вторую за сегодняшний день. Надо предупредить, чтобы делали это попозже, раз будут гости. Она направилась было к двери, но больной неожиданно произнес:
- Не оставляйте меня…
Она бросилась к постели и стала готовить его к ответственной процедуре. Как-никак, а укол в вену.
С капельницей пришла Аля, спросила, какую руку ей предпочитает отдать Альберт Валентинович.
- Левую.
- Там, где сердце, - пошутила Аля.
- Как вас величать? Я – только по имени-отчеству.
- Альбина Георгиевна.
- Мы тезки.
- Да. Наполовину. Я все-таки не Валентиновна. Так. Все. Можете отдыхать. Рукой шевелить не надо.
- Медленно ваше лекарство капает. Этак часа два пройдет.
- А вам спешить не надо.
- Посидите со мной. Я люблю разговаривать с женщинами.
- Не могу. Меня доктор ждет Лина Георгиевна. А с вами – наша незаменимая, наша милая Аллочка Юрьевна. Аллюр!
И она вылетела из палаты, словно дуновение ветерка.
- Аллюр… А ведь это интересно. Остроумно. Алла – Юрьевна. Да просто здорово!
И тут он закашлялся, тело заходило ходуном, голова то поднималась, то опускалась, шлепалась по подушке.
Как лягушка, подумала Алла Юрьевна и тут же одернула себя – как не стыдно! Человеку плохо, а ты… Но руки привычно делали свое дело, и кашель ослабел, дыхание пришло в норму, а главное – иголка в вене не сдвинулась, не вырвалась наружу и лекарство продолжало поступать в кровь.
- Все хорошо, хорошо… Вам не надо много говорить… И вообще говорить не надо… Копите силы. Настраивайтесь на выздоровление. Убеждайте себя – все будет прекрасно. Мысленно повторяйте – я молод, красив, умен. У меня замечательное будущее. Я способен отдать все свои силы, чтобы изменить к лучшему жизнь десятков, сотен людей… Ведь это правда?
- Да… Да, - как-то вяло ответил он на ее оптимистически-патриотическую тираду.
- Вот-вот! Вам нужно не только лекарство. Нужна Вера. А она – в вас самом. Она живая, она ждет, что вы с ней заговорите, поверите в нее.
- Вы как будто видели ее…
- Конечно!
- И как она выглядит?
- Это прекрасная женщина. Лет сорока. В строгом костюме, который ей очень идет. В маленькой стильной шляпке. Она привыкла ждать. Но у нее вовсе не тоскливый взгляд. Напротив, живой, чарующий. Ну, вера же должна к себе притягивать....
- Вы так говорите… Вам бы книги писать.
- А знаете, я в театре когда-то работала. На сцене играла. А… это вы с женой ехали?
- Нет. С женой я расстался очень, очень давно. Когда был еще, так сказать, никем. А эта женщина – из моих помощников. Когда я баллотировался в депутаты, работала в моем предвыборном штабе. Мне передали, что ее состояние стабилизировалось.
- Да, да. Сейчас после капельницы тут к вам понаедут. Ну, и из милиции тоже, наверное.
- Были уже. До вас. Думаю, мой водитель рассказал им больше, чем я.
- Но вы хоть знаете, кто это вас и за что?
- Вы как следователь. Знать это невозможно. Враги, так сказать, со всех сторон. И в политике, и в бизнесе.
- И вы не боитесь?
- Чего?
- Жить дальше.
- Раньше боялся. Но человек вроде меня непременно доходит до такой грани, когда бояться уже бессмысленно. Либо надо забиться в нору где-нибудь в глухой деревне и жить там тихо, не высовываясь, в свое удовольствие. А я ведь еще пользу хочу людям принести.
- Говорите, пожалуйста, ровно, спокойно, а то опять закашляетесь. Ну, вот!
Приступ кашля в этот раз продолжался дольше, и Алла Юрьевна отключила капельницу, вытащила иглу и попросила охранника позвать сестру. На сей раз пришла Кира, сказав, что привезли тяжелого больного и Аля – в его палате. Она вновь подключила капельницу и уже собралась уходить, но больной спросил, как ее имя-отчество.
- Кира я.
- А по батюшке? Я уважаю вас всех, ваш труд. И хочу по имени-отчеству.
- Кира Галактионовна!
Алла Юрьевна вздрогнула и это не укрылось от Киры.
- Что это вы так испугались-то? Отчество, конечно, длинноватое, но, на мой взгляд, очень даже красивое!
- Вы правы! Очень!
Алла Юрьевна непроизвольно взяла Киру за руку и, глядя в ее глаза, прямо спросила:
- А отец-то ваш кто по профессии?
- Отец мой инженер… был.
Да, она говорила правду, Алла Юрьевна это видела. А ей уже показалось… А чего и не покажется на старости лет! Подумала – пробралась змея подколодная, чтобы отомстить… За мать родную… Любовнице, как она думала. Кто поверит, что ничего такого между ними не было! Не было? Совсем-совсем? Хм… Но уж не так, как сейчас, когда многие сначала спят друг с другом, а потом знакомятся. Анекдоты на эту тему уже и не смешны.
- А вы – что же?
Это спросил Альберт Валентинович.
- А мы не пошли по отцовским стопам, потому как медицина показалась нам интереснее. Ладно, пойду. Тут еще с полчасика будет капать. Алла Юрьевна, сами отключите?
- Конечно.
Кира ушла. Алле Юрьевне надо было успокоиться, к тому же ей захотелось сделать для больного что-то хорошее, но напрямую не входящее в ее обязанности.
- Альберт Валентинович, а хотите, я вам что-нибудь почитаю? Вольтера, например. О великом человеке судят по его великим делам, а не по его ошибкам. Это он сказал. Или вот - смутное время, о князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском, образце доблести и чести. А вот есть о повседневной жизни современного Парижа…
- Расскажите мне лучше про себя.
Алла Юрьевна стала рассказывать тихо-тихо, ее голос звучал монотонно, как ручеек, и больной уснул. Вошла Лина Георгиевна – вся какая-то странная, внутренне взвинченная, глаза с нехорошим перламутровым блеском, заметила, что капельнице скоро конец. Потопталась, хотела уйти, но Алла Юрьевна попросила ее побыть в палате минутки две – нестерпимо хотелось пить, а брать компоты и минералку больного было не в ее правилах.
- Нет, нет, останьтесь, я вам принесу что-нибудь! Только скажите – чай, кофе? Да ведь в сестринской и минералка есть. Удивительно хороша!
- Вот ее, если можно.
- Нужно!
Алла Юрьевна отключила капельницу и выставила ее в коридор – медсестры сами отнесут все в процедурную. Хорошенько укрыла больного. Пересела в кресло, стоящее рядом со столом, вытянула ноги. Можно и отдохнуть. Вошла доктор, поставила на стол полный стакан минеральной воды.
- Это волжская вода. У нее особенный вкус, вот увидите. Сразу перед глазами – великая река. А вы были на Волге? – шепотом спросила она.
- Была. В молодости.
- Это не туда ли вы уехали от своего актера-ухажера? Помните, рассказывали, как он стоял на коленях на красной ковровой дорожке и объяснялся вам в любви!
Аллюр не понимала, почему у этой докторши такой агрессивный тон, но не стала заострять на этом внимания.
- Он не объяснялся мне в любви. Стоя на коленях, он целовал мои руки…
- А ведь был женат… Какие же коварные эти… мужчины!
Алла Юрьевна была уверена – она хотела сказать, какие же коварные эти соблазнительницы! Но почему? Почему? Скорее всего, ее муж когда-то ушел к молодой любовнице.
- Да я уж про это и думать забыла, - примирительно сказала Алла Юрьевна. – Как-никак, а почти полвека прошло…
- Вы-то, может, и забыли, хотя рассказываете об этом очень даже живо. А вот пострадавшая сторона… Вдруг там кто-то до сих пор помнит о ваших… похождениях?
- Лина Георгиевна, да что с вами? Вам плохо? Вы прямо вцепились в мое прошлое! Почему?
Разговор накалился и говорить шепотом стало уже трудно. Все вокруг словно искрилось, стало трудно дышать. Алла Юрьевна схватила стакан с водой и выпила ее единым духом! А языки пламени подбирались все ближе и ближе… И становились все реальнее… Сейчас они коснутся ее… Вот-вот… Уже… Ей стало жарко. И больно. Где-то там, внутри, словно прогремел взрыв, и она рухнула на пол… Мир сначала стал кроваво-красным, багровым, потом он померк и наступила глухая, бездонная тьма…
Лина Георгиевна, пошатываясь и, очевидно, еще не совсем понимая, что же произошло, вышла из палаты, не закрыв за собой дверь, и молча прошла мимо охранника. Она вошла в ординаторскую, но там никого не было. Вышла и стала крутиться по коридору, открыла дверь на лестницу… А через минуту медленно направилась в комнату медсестер. Аля и Кира были на месте.
- Там… ваша Алла Юрьевна… С ней обморок… Помогите… Я не в состоянии… Дайте… воды. Можно?
Кира уже умчалась к сиделке, Аля стала искать для докторши пустой стакан. Однако Лина Георгиевна схватила тот, что был уже наполнен водой. Стакан был красивый, с рисунком, переливающимся всеми цветами радуги. Она с удовольствием выпила воду и ту же ощутила великое жжение внутри. Словно там развели костер. Аля заметила, что докторша почему-то посмотрела на маленькую прозрачную пустую коробочку, мирно стоящую на полке с медикаментами. А потом упала на тоненький синий коврик, протертый медсестрами до огромных лоснящихся пятен. По одному из них потекла тонкая струйка крови. Глаза докторши смотрели куда-то вверх, в поднебесье. И она перестала дышать…
А уже через несколько минут в ординаторской было столпотворение – приехал губернатор со свитой, прибыли депутаты, все они рвались навестить Альберта Валентиновича Волшебника и совершенно не понимали, почему им в этом препятствуют. Главврач с перепугу – как же, два трупа! – вызвал не только обычную полицию, но и потребовал отряд ОМОНа. О происшествии сообщили в ФСБ – к этому обязывало присутствие в отделении все того же Волшебника. Ведь мало кому не приходило в голову, что эти две смерти могли быть связаны с очередным покушением на депутата. Не получилось убить его в машине – попробовали в больнице. А то, что вместо него погибли две женщины – дело десятое. Словом, каждый давал волю своему воображению. Альберта Валентиновича срочно перевели в другую палату, перенесли туда все его вещи и книги.
- Господи, она ведь час назад хотела почитать мне Вольтера… Пофилософствовать…
- С богом теперь философствует, - заметил охранник, уставший всем повторять, что никто посторонний в отделение, а тем более в палату Волшебника не заходил.
- Что же они – сами себя, выходит…
- Ага. Бедная гоголевская вдова, которая сама себя высекла! – съюморил кто-то из полицейских.
Весь персонал убедительно попросили никому ничего за пределами отделения не говорить, да и домыслы свои посоветовали оставить пока при себе. Вот почему Зоя Алексеевна, например, и не ведала, что больше никогда не сядет со своей подругой раскладывать очередной пасьянс. Но какими-то неведомыми путями до нее дошла, долетела страшная новость и она поняла – этот криминальный пасьянс, возможно, окажется потруднее всех предыдущих. Но у нее всегда получалось сложить карты по одним ей ведомым законам. Однако карты – это картинки. А тут – судьба. Жизнь и смерть. Но разгадка так же таится в лабиринте мыслей, в этих атомах и молекулах, которые соединяются в свои цепочки, чтобы составить из них нечто осмысленное и реальное. Да, да, искать во всем смысл! И обращаться к великой Логике. И как бы ни казалось бессмысленным какое-то действие, оно обязательно раскроет свою природу! И покажет, кто автор идеи и самого действия! И накажет…
Ах, как все-таки жаль душевную, заботливую, красивую Аллу Юрьевну! Лину, эту черноволосую докторшу, Зоя Алексеевна почти не знала – она появилась у них в больнице не так давно. Но все равно и ее, конечно, жаль. Еще сравнительно… гм… молода. Интересно, есть ли у нее семья?
Алла Юрьевна, Алла Юрьевна! Сама призывала всех к осторожности, твердила, что надо жить с оглядкой, и вот на тебе! Не успела, видно, оглянуться-то… А, может, и оглянулась, да не узрела убийцу…
На снимке - картина Петра Солдатова.
