Зима 1684 года
Эйслин Первая
С рождения мне говорили, что я вазилири Юга. С ранних лет твердили, что я гормлейт Севера. Учителя нашептывали, что я вправе унаследовать Запад. Воины обещали, что подарят мне Восток. И только Ледяному холодными ночами я шептала, как алчно жажду Срединные земли, ибо ими обладают те, чей удел быть стертыми мною с лица земли. Засыпая, тысячи ночей подряд я представляла, как уничтожаю их плоть, не давая душе покинуть тело. Как их покрытые пеленой боли глаза смотрят на меня и видят лицо той, которую не пожалели в своем стремлении обрести трон. И, прерывая их последние стоны, я снова и снова буду повторять, мое имя Эрлея из дома Ройглао, мое имя Эрлея из дома Вилландерт, мое имя Эйслин из дома Мидир.
Мой приход предсказывали Летеции Клейменной, моего рождения ждала Вирана Северная. Мне принадлежат благословенные богами земли, и я получу, то, что даровано мне по праву рождения.
Вы уничтожили мою мать. Вы презрели моего отца. Вы втаптали меня в грязь и сочли слабой, чтобы подняться. Вы получили Юг, забыв, какой силой наделен Север. Это мир богов. Это мир льдов. Это мир стужи. И я его гормлэйт. Я северянка! Я первая, кто зовется гормлэйт со дня смерти Вираны Северной. Я первая, королевской крови, кто носит дорогое ее сердцу имя Эйслин. Эрлею Ройглао можно было уничтожить, но Эйслин нельзя. Дочь Ледяного покинула Север, чтобы умереть в песках, давая жизнь Южным землям. Эйслин Первая лишилась Юга, чтобы здесь, на Севере, создать первый оплот единой Империи. Нас не склонить. Нас не уничтожить. Мы поднимаемся с колен и становимся еще сильнее.
Пока мой муж годами удерживал Экматен с лучшими своими людьми, здесь, в Камдаззе формировалась армия северян. Короли поделили нас на три разных государства, но Север един. Можно разлучить нас друг с другом, можно запретить говорить на своем языке, но невозможно вырвать Север и Ледяного из наших сердец. Слишком долго нас заставляли верить, что нашей родины больше нет. Слишком долго нас называли чужими именами. Пришел час северян.
Нет ни одного мужчины, который бы не откликнулся на призыв своего короля. Сканлан, сын Ледяного, принял свое правление в водах Ледяного огня. Под сводами храма Пернетте, он, как Мидир Основатель бросил клич племенам и они отозвались.
Жрецы давно предсказывали начало новой эры. Звезда Севера, сверкающая Хартане зажжется вновь, как пять тысяч лет назад, когда Ледяной спустился на землю из своих чертогов. То будет знак нашего отца и тысячи северных всадников спустятся на юг, чтобы вновь, как прежде, быть первыми детьми Единых земель. Ее приход уже близок. Зимы все холоднее, все тише бег ледяных рек. Солнце зайдет за горизонт, ночь посеребрит снег, и взойдет на небо Хартане, и запоет камдаззский рог, и тысячи мужчин, облаченных в белоснежные одежды начнут свой путь к Югу.
Путь к славе.
Путь к бессмертию.
Там, под палящим солнцем их одежды покроются пылью и кровью, там затупятся самые острые мечи. Там многие из них падут, а другие будут покалечены. Но никто и ничто не остановит нас.
Холод - величие. Холод - бессмертие. Холод - неукротимость. С рождения мы впустили его в свои сердца, и только вырвав их из груди, можно обратить северян в бегство. Кто не боится, тот не отступает. Кто не щадит, тот не уклоняется сам.
Смерть - ничтожное мгновение. Бояться его - значит, умирать снова и снова, будучи живым. Мы не устрашимся. Мы не отступим.
Со звоном стали и криками поверженных врагов мы вступим в божественные чертог и склоним спину. Здравствуй, Ледяной отец. Благослови, святая мать Вирана. Я выполнила ваш завет.
В это раннее зимнее утро Север был по-особенному прекрасен. Медленно кружась на ветру в предрассветной дымке, с неба падал снег. Мягкой периной он покрывал замерзшую землю, крышу и галереи серокаменного замка Фарзтет, последнего приюта Мидиров на бескрайнем Севере.
На одной из этих галерей, замерев точно белоснежная статуэтка, стояла девушка. Она пришла сюда еще ночью, ведомая волнением и вместе с тем всеобъемлющей радостью. С рассветом солнца настанет день, которого она ждала всю жизнь.
Девушка эта была удивительной внешности. Даже в самых прекрасных северянках чувствовалась огненная, животная дикость, скрывающаяся в глубинах глаз, но это хрупкое создание было полно юношеского очарования и нежности, точно бутон розы, обреченный замерзать во льдах. И кто бы мог вообразить себе такое, что перед ним районак Северной земли, взявшая имя Эйслин, названной дочери великой Вираны Северной, и давшая клятву у ее гроба, стать истинной преемницей наследия жестокой правительницы. Жрецы Ледяного, все как один, предсказывали, что Эйслин не только предстоит путь Вираны, но и слава, которой не знала районак, покорившая мир своей воле.
Сейчас же, охваченная волнением, шестнадцатилетняя Эйслин не сводила взгляда с городской площади, где собиралась армия, с которой ей предстояло войти в Экматен. Камдаззский рог не стихал уже второй день. Стук барабанов слился в один быстрый ритм с неровным стуком сердца районак.
- Моя королева, - тихий голос был едва различим, Эйслин скорее почувствовала, что ее единение было разрушено, чем услышала голос брата. Повернувшись, она широко улыбнулась, завидев раскрасневшегося на морозе Этельстана.
Старший из братьев всегда был особо дорог ее сердцу. Сканлан, отец, ставший мужем, покинул их слишком давно, и Этельстан стал старшим мужчиной в семье. Глядя на этого широкоплечего великана, сложно было поверить, что в детстве он практически не покидал своей кровати, все время болея. Теперь же Этельстан в свои пятнадцать лет, которые так сложно было дать этому привлекательному молодому мужчине, был одним из лучших клинков в городе и, без преувеличения, главным завсегдатаем борделей. Казалось, что он взял лучшие черты Вилландертов и Мидиров, и Эйслин, к своему стыду, порой ловила себя на мысли, что была бы не прочь, поддавшись искушению, разделить с ним ложе.
В отношении плотских утех северяне всегда были более чем свободны, и не было такого желания, которое бы кого-то удивило. Эйслин нередко видела обнаженную сестрицу Серрану в объятиях близнецов. Как же она завидовала ей! Та даже не была гормлэйт, но ей было позволено куда больше, чем районак. Беременность могла бы загубить на корню вынашиваемый годами план.
Письмо Марии не оставило Сканлану никаких сомнений. Он знал - ее часы сочтены. А потому в два дня Север пережил события, на которые в обычное время ушло бы несколько месяцев. Во-первых, он заключил брак с Эйслин, ритуал которого прошел уже после его отбытия на юг, и на котором жениха представлял старик Кейтр. Во-вторых, Сканлан подписал указ о престолонаследии, по которому тот мог перейти только Эйслин и их наследнику, а земли Севера не делились между остальными детьми.
Если бы кого-то из них хотя бы заподозрили в намерении покуситься на жизнь Эйслин, то, не взирая на кровь, он был бы казнен "огнем и льдом" как государственный изменник. Сканлан лишил их титулов, и теперь Этельстан, Роллон, Ранделл, Серанна и Рагнэйлт жили на тех же правах, что и многочисленные бастарды короля, несмотря на то, что в их жилах текла кровь Мидиров, коей не было в Эйслин.
Впрочем, это не вселяло ненависти в сердца ее братьев и сестер. Их воспитали в особом почтении к ее царственному положению, и если все же возникала ссора, то одной мысли о том, что их сестра районак, а значит, благословлена самим Ледяным, было достаточно, чтобы примирить ссорящихся. Титул делал ее особенной, богоподобной.
Сама же Эйслин, в отличие от других, остро чувствовала в себе грань между женщиной и королевой. Первой была нестерпима мысль о любом насилии. Все ее желания устремлялись к долгой и размеренной жизни с мужем и детьми в замке Фарзтет.
Другую же слова о предстоящих сражениях приводили в острое возбуждение, равное которому она испытывала, лишь проходя поздним вечером через зал для младшей знати, где вожди северных племен находили наслаждение в умелых руках дворцовых шл*х. Мысль о том, что ради нее воины прольют кровь и будут убивать сами, вызывало особую улыбку на ее лице, едва заметную взгляду, но полную холодной решимости. В глазах девушки загорался недобрый огонь, и Кейтр лишь однажды видевший Вирану Северную вблизи, мог бы поклясться, что в эти моменты в тело его подопечной вселяется дух великой районак.
- Мой брат, - Эйслин с любовью окинула взглядом войска и тепло улыбнулась присоединившемуся к ней молодому мужчине. - Посмотри на них. Они так же радуются нашему походу, как я сама.
- Они любят, вас, районак.
- И я люблю их, - порывисто произнесла она, действительно охваченная нежным чувствам к каждому, кто был сейчас на площади.
- Мы все знаем об этом, госпожа. Кейтр просил передать вам его теплые слова и пожелания божьей благодати. Он совсем плох, тетушка говорит, что со дня на день, он войдет в чертоги Ледяного.
- И будет щедро вознагражден им. Мне жаль, что тетушке придется не только править страной в одиночестве, но и потерять лучшего друга в самом начале этого тяжелого пути.
Хестия, та самая легкомысленная сестра Танис Ройглао, узнав о произошедшем с отцом и Марией, публично отреклась от сестры и покинула срединный двор. Пешая, без денег, она несколько месяцев добиралась в Клентон.
Не раз ее жизнь оказывалась в опасности, не раз ей приходилось расплачиваться собственным телом, ради куска хлеба. Когда она, наконец-то добралась до замка, Эйслин не сразу узнала в истощенной нищенке свою любимую тетушку, которая навещала их, когда они гостили в Восточных землях у леди Аэллы.
Память Эйслин все еще хранила воспоминания прошлого, как полнотелая рыжеволосая Хестия, облаченная в расшитое золотом откровенное платье, едва прикрывающее пышную грудь, на спор пьет дарнуоллское вино с королем Элдредом, посмеиваясь над ним и подначивая пить быстрее. Разбив того на голову, она посрамила еще двух мужчин и, смеясь, принялась плясать народный южный танец. И никто не счел это неуместным в пиршественном зале в присутствии восточного дворянства.
Быстрые движения Хестии, звон ее браслетов, грудной смех и мелькание юбки в стремительном танце очаровали буквально всех. Сканлан хохотал и от души хлопал в ладоши, всегда сдержанная старая леди Аэлла улюлюканьем подгоняла танцовщицу, мужчины свистели, а Мария, стоило танцу закончиться, выскочила на середину комнаты и расцеловала смеющуюся Хестию в обе щеки, под свист мужчин.
Женщина, что прибыла в Камдазз, была тощей, пугающейся любого шороха. Дни и ночи напролет она проводила в храме Ледяного, и лишь письмо Сканлана заставило ее покинуть высокие стены и позаботиться о детях.
Ни один мужчина более не появился в ее жизни и молодая Хестия превратилась в старуху. Не сестру. Тетушку. Осознание прошлых ошибок сводили ее с ума, и не было ничего на свете, принадлежавшего Эйслин, чего бы она ни отдала за то, чтобы полная рыжеволосая тетушка вновь отплясывала быстрый танец, смеясь и соблазняя мужчин своей огненной южной страстью.
Аромат розового масла, исходящий от нее, сменился запахом прогорклого жира, из которого жрецы изготавливали свечи для храмов, Яркие одежды из лучших восточных тканей, коими Хестию баловал король Реймс, навсегда исчезли из ее гардероба, и теперь она носила вещи из грубого серого сукна. Эйслин оставалось радоваться только тому, что суровый климат Севера не позволяет тетушке обходиться без меховой одежды, и она может побаловать ту шубой из горностая или меха бергата.
- Она не сможет проводить нас, но тоже велела передать, что станет молиться за нас в храме.
- Уверена, Этельстан, что так оно и будет. Ты уверен, что все готово?
- Более чем, госпожа. Десять тысяч всадников, провиант, шл*хи, слуги. Я не говорю уже про оружие. Ваши сестры и братья изнывают от нетерпения, хотя и несколько обеспокоены тем, как нам удастся преодолеть Срединные земли, не потеряв большую часть людей.
- Мы разделимся у границ, и пойдем по две тысячи, разрезая собой страну на равные части. Ее Южное Самомнение сейчас в Вольных землях в ожидании родовых потуг. Что она нам сделает? Ей бы не родить от страха, - Эйслин усмехнулась. - Ее армия окружила город кольцом. Величество считает, что кто-то может покуситься на новорожденного или воспользоваться тем, что внимание отвлечено, и попытаться достать их с Реймсом. Она не позволит никому идти в атаку, реши мы даже огнем уничтожить все степи табунников.
- Сестра, ты так в этом уверена? – Этельстан позволил себе некоторую вольность, но Эйслин не обратила внимания. Сейчас она бы не заметила даже самого гнусного обращения. Перед ее глазами уже стояли песочные стены Экматена. Впрочем, она не собиралась соблюдать план Сканлана и Кейтра в точности, как те от нее хотели. В конце концов, Кейтр всего лишь старый лиар, а Сканлан никогда не был благословлен богами, как она.
И понять это мог лишь Этельстан, единственный человек в этом мире, кому Эйслин могла доверить свои мысли точно зная, что они найдут отклик в его душе, а совет, данный братом, не нарушит существующих между их положениями границ и будет отличаться удивительной прозорливостью и мудростью.
- Я покину отряд незадолго до Вольных земель. Серрана займет место в карете, так, если бы она была районак, как ее представляют южане.
- И что ты намерена сделать? – Этельстан понизил голос. Хотя Эйслин едва доставала ему до плеча и была такой хрупкой, что он мог обхватить ее талию своими огромными ладонями, она всегда повергала его в трепет. С ранних лет Этельстан веровал в особенное, божественное происхождение сестры, в то, что Ледяным ей дарована благодать, коей хватило бы на тысячу северян, и каким бы дерзким не был бы ее план, Эйслин справится с чем угодно, стоит ей только приложить усилия.
- Я не хочу преждевременно распространяться на этот счет, но мне любопытно взглянуть на Танис и моего венценосного дядю.
- Ты уверена, что сможешь не только войти во дворец, но и выйти? Я мог бы сопровождать тебя
- Этельстан, - Эйслин повернулась к брату, и на лице ее зажглась нежная улыбка. – Дорогой мой брат, я знаю, что ты готов в любую минуту проститься жизнью ради меня, но нет причин волноваться. Я не только сумею подойти к Величеству на расстояние шага, но и войти в Экматен с триумфом, которого не знал мой южный отец. Твой меч может только погубить нас. Ледяной завещал идти по снегу с пустыми ладонями и обнаженными сердцами, чтобы достичь желаемого. И я сделаю это.
- И боги будут на твоей стороне, Эйслин. Но нам уже пора, - он предложил сестре руку, и она благосклонно приняла ее. У выхода из замка, она остановилась, сделав глубокий вдох, а затем, оставив Этельстана позади, торопливой и вместе с тем величественной поступью вышла к войску.
Завидев невысокую фигуру, укрытую белоснежным мехом бергата, мужчины остановились и низко склонили головы. На лице Эйслин вновь появилась улыбка, и она благосклонно кивнула.
Их будет шесть практически равных по своему составу отрядов. Пять из них одновременно начнут свой сход к югу. Обычно тот занимает около двух-трех месяцев, но в этот раз придется действовать стремительно, поэтому у них есть максимум восемь недель.
С этой целью северянами были подкуплены конезаводчики, чьи владения примыкали к северной границе. Когда начнется война, они единственные будут в безопасности, охраняемые договором с Северной землей. Пятнадцать тысяч лошадей – невероятное количество, которое удалось умыкнуть прямо перед носом королей табунников. И какие лошади! Эйслин не скупилась на них, урезав расходы на собственный двор едва ли не втрое.
Шестой отряд, самый малочисленный, составляли районак, ее братья и сестры, бастарды Сканлана и его предшественников – все те, в ком текла кровь Мидиров, и кто никогда не мог претендовать на трон. Закон севера суров и подчинен слову правителя. Даже когда Сканлан пробивался к власти, он не опасался, что кто-то еще может заявить свои притязания на престол, несмотря на то, что у него было пятеро родных по отцу братьев.
Ни один северянин не преклонит колена перед бастардом, если тот не признан правителем и Ледяным. Скорее они позволят лишить себя земли и жизни, чем примут власть того, в ком течет кровь Мидиров, но нет благословения Ледяного. У Севера свои понятия чести, и никогда остальному миру не понять их мыслей и душевных порывов.
Дав полководцам сигнал выступать, Эйслин направилась в сторону северной стены замка, где собирались ее родные. Все они уже оседлали своих лошадей, лишь две были без всадников, предназначенные районак и Этельстану. Они ничем не отличались друг от друга – совершать глупость, свойственную всем правителям, а именно выделяться на фоне остальных, Эйслин не собиралась.
Ее сестры, тринадцатилетняя Серанна и десятилетняя Рагнэйлт были облачены в точно такие же меховые шубы, как и их госпожа. Роллон и Ранделл, значительно уступающие старшему брату в росте и крепости телосложения, на его фоне казались сущими детьми. Зато братья мужа и остальные мужчины, окружившие сестер и братьев, развеивали любые сомнения Эйслин по поводу собственной безопасности.
Не произнеся ни слова, Эйслин легко поднялась в седло. Все Мидиры в это мгновение чувствовали присутствие Ледяного. Вот та страница, с которой начинается рассказ о жизни, битвах и поражениях районак Эйслин Белоснежной. Вот роковая минута, после которой ничего уже нельзя будет изменить, начало пути, конец которого известен одному лишь Ледяному.
Сжав бока коня ногами, Эйслин вырвалась вперед отряда. Ей казалось, что за спиной развиваются крылья, несущие ее к границам Срединных земель. Чувства, охватившие ее, были невероятно противоречивыми и вместе с тем острыми. Страх шел по одну руку с радостью, в животе все замирало, точно при быстром сходе с горы, когда кажется, что еще шаг, и уже не удержаться на ногах. Хотелось смеяться и, точно ребенку, кружиться в быстром танце.
Вместо этого, молодая районак подняла лицо к небу, подставляя его холодному зимнему солнцу. Золотые, точно солнце, длинные волосы расплескались по белоснежному меху бергата и ни у одного мужчины, ехавшего позади нее, екнуло сердце в этот момент. Их районак была молода, красива, дерзка и благословенна Ледяным. Можно ли было не любить ее?
Мысли же самой Эйслин были далеки от возлюбленного Севера. Прежний восторг потихоньку уходил. Теперь на смену ему приходило беспокойство. Им предстояло переправить десятитысячную армию через огромную вражескую страну так, чтобы об этом не стало известно.
Эйслин не тешила себя глупыми надеждами - это было совершенно невозможным. Был лишь один способ приблизиться к желаемому - передвигаться настолько быстро, чтобы опередить посыльных. К тому же Вольные земли закрыты для них. Три отряда объединятся у самой границы Срединных, Восточных и Южных земель, к ним присоединятся Бастарды. Двум остальным придется пройти через Западные земли.
Старый бездетный Генрих с возрастом почти утратил рассудок, боясь собственной тени. Власть в стране принадлежала жрецам Верховного, но те не осмелятся высказать что-то против прохода двух тысяч всадников через леса, если тем не взбредет в голову заехать в какой-нибудь храм и осквернить его. А вот реши Величество атаковать их армию, то ей придется долго обороняться от Запада. В любом случае, едва ли кто-то покажет свой нос из Вольных земель. К тому же Эйслин снова и снова прокручивала в голове план личной мести Танис.
Этой проклятой твари удалось сбежать из тронного зала до того момента, когда в него вступил Сканлан. Мать еще издавала хрипы, еще была жива, но едва ли была способна увидеть возлюбленного.
Королевская стойкость в битве с болезнью привела к тому, что Мария прожила на две недели больше, чем кто-нибудь до нее, не только стоически перенося нечеловеческие муки, но и заставляя всех верить в то, что причиной ее страданий является смерть мужа.
В то время, когда ее телу было место в гробу с Максимилианом, Мария Вилландерт, золотая роза ветви Летеции Клейменной, составляла указы о престолонаследии. Синий дурман обманул разум, сохраняя жизнь, но не обманул тело, которое разлагалось заживо.
В тронном зале, споря с Танис, Мария сделала порывистый вдох, и прогнившая плоть не выдержала. Мышцы живота лопнули, и органы буквально вывалились из живой женщины. Такого жестокого конца не было ни у одного правителя всех пяти земель за тысячелетия их существования.
Синий дурман не позволил затмиться сознанию, изменил работу всего тела, и Мария, корчилась от невообразимой боли, не в силах покинуть тела. Она умерла у подножия своего престола, и будь проклята Эйслин, если она не займет его. Танис, трусливая тварь, не смогла даже остаться с умирающей до конца, не смерила свою гордыню перед лицом смерти, и Эйслин дала себе зарок - когда-нибудь эта женщина испытает на себе такую боль, какую не испытывала даже Мария.
Ей редко удавалось обменяться письмами со Сканланом, но когда это удавалось проделать с купцами, она передавала мужу фляги с водой из священного источника. За эти годы ее в Экматене скопилось столько, что хватит, чтобы излечить тысячу человек. Чтобы возвращать к жизни Танис после пыток, им хватит.
В отряде Бастардов с ней следовал Горро, сын бастарда Варросса-регента, которого, впрочем, он выделял даже среди законных, двое из которых все еще правили землями. Любимчика Тонтора Варросс сделал начальником тюрьмы, в память о его деде Фелгаре, и научил, как искусно пытать жертву, чтобы та оставалась в сознании.
Впрочем, Тонтор намного превзошел венценосного отца, а Горро унаследовал от того знания и талант. Он превратил работу мясника в искусство, он мог сохранить плоть невредимой на первой взгляд, но причиняя еще большие страдания жертве.
Перехваченного на границе Севера шпиона Танис он пытал месяцами, вытянув у него все, что только можно было. Исцеляющая вода и синий дурман делали свое дело. Наконец, устав играть с одной и той же игрушкой, Горро заживо освежевал южанина, искусно сняв кожу почти со всего тела. Зная все о свойствах трав и исцеляющей воды, он держал южанина парализованным, но живым. Лишь один человек помогал Горро в этом деле, его любимая ученица и единственный друг - Эйслин. И ее работа была ничуть не хуже, чем учителя. Пусть Ройглао гордятся своими знаниями ядов, едва ли они пригодятся Величеству, когда она будет прикована к столу и Эйслин будет ее освежевывать. Но не прежде, чем та испытает другие пытки. Из кожи южанина Горро сделал себе сапоги, с Танис Эйслин поступит так же.
Впрочем, не меньше ее интересовал и Реймс. Не зря же про королей табунников говорили, что те золотоволосые как солнце, плодовитые как колосья и необузданные любовники, как племенные жеребцы.
Едва ли старик Сканлан смог бы возбудить в ней страсть. Он уже разменял шестой десяток, к тому же спать с отцом собственных братьев и сестер для Эйслин было омерзительно, хотя, положа руку на сердце, для нее самой это было меньшим из аргументов. Куда больше ее злила мысль о том, что Империей завладеет ее дитя, которое будет Мидиром, а не Вилландертом.
Кроме Вираны Северной в мире не было ни одного достойного представителя сей династии, да и Вирана едва ли гордилась своими корнями, пытаясь их забыть и намереваясь передать трон тем, кто был близок ей по духу, а не крови. С ее смертью и распадом Севера их вовсе можно было вычеркнуть из королевских родов. Рода было всего два - варвары Ройглао и Вилландерты. Было очевидно, кто должен получить все земли.
На Севере к Эйслин были приставлены юноши, не способные дать потомства. Это был подарок Сканлана, как и все северяне несдержанного в плотских утехах. Куда этому варвару было понять, что она никогда не разделит ложе с кем-то, кто будет ниже ее происхождением? Как и Вирана, она сделает исключение для одного - увы, ставшего ей мужем, и станет молиться о том, чтобы тот не наградил ее потомством.
Реймс, вот от кого она родит сына, способного унаследовать престол. Она даст ему шанс, и если он не воспользуется им, то покарает, как сделает это с любым, кто выступит против нее. Эйслин ни на мгновение не сомневалась - будь у него возможность, Реймс никогда бы ни связался с грязной южной девкой, так далекой от цивилизации людей.
Вместе с Реймсом они возведут Империю, которая начнется с Дарнуолла. Культуру просвещенного запада, они соединят с богатством востока, вольным духом табунников и силой духа северян. Чему учиться у южан Эйслин не знала.
Все то время, что они провели в дороге, она снова и снова представляла себе, как стирает дворцы юга с лица земли. Как они с Реймсом, рука об руку, войдут в великий дворец Дарнуолла, как они передадут храму Верховного мощи Летеции и помолятся ей. Хотя Эйслин всю жизнь чувствовала свою связь с Ледяным, не забывала она и Летецию, порой молясь ей по ночам. В Дарнуолле родятся их дети, и старший сын, златоволосый принц с сине-зелеными глазами Вилландертов, в один из дней взойдет на престол Империи, коей до конца времен будет править единственная королевская династия.
Дорога, к огромному облегчению Эйслин, была легкой. С того самого дня, как ей сообщили о смерти матери, каждые полгода она вместе с Кейтром, а позже заменившим его Горро, проделывали путь от Камдазза до границ Юга. Она прекрасно знала где находится какое селение, из какой реки лучше не набирать воду, и где остановиться на ночевку.
Но никогда прежде Эйслин не доводилось проводить по восемнадцать часов подряд в седле. Порой, к своему стыду, ей приходилось просить Этельстана помочь ей спешиться. Плечи и поясницу разрывала боль, но, она приносила Эйслин невероятное удовлетворение. Ни один истинно великий правитель не вступал на трон, не пролив крови. Его тело покрывали шрамы, его кости никогда не переставали болеть из-за старых переломов.
Лежа по ночам на промерзшей земле, кладя голову в грязь, Эйслин с жестокой улыбкой на лице думала о Величестве, что покоится на перинах и вкушает сочные плоды винограда. Ее остается лишь пожалеть. Когда-нибудь ту самую голову, что ложилась в грязь, будет украшать золотая корона единой Империи, а Танис будет по-прежнему покоиться. Под толстым слоем песка, где-нибудь в пустыне. И стоило ли ради этого появляться на свете?
В начале марта три отряда и Бастарды вновь слились в единую армию. В эту ночь никто не думал о дальнейшем переходе, люди отдыхали после долгого пути. Найдя вдалеке от стоянки реку, Эйслин удалилась, чтобы смыть с себя пот и грязь. Этельстан, последовавший следом за венценосной сестрой, не удержался от соблазна бросить взгляд на обнаженную районак, о чем тут же пожалел.
В свете луны ее молочно-белая кожа казалась снежной, словно она была одной из божественных дочерей Ледяного. В ее движениях была грация, равной которой Этельстан не видел ни у одной женщины, и в первый раз в своей жизни он действительно уверовал, что Ледяной вдыхает в каждую районак свою божественную силу, делая их своими дочерьми и истинными матерями Северной земли. Слабый перед сладострастными утехами, Этельстан с удивлением обнаружил, что испытывает чувство, далекое от страсти или похоти. Ему отчаянно хотелось преклонить колени перед этой величественной силой, что наполнило слабую плоть его молодой районак.
Не верящий ни в одного бога, Этельстан, стоял словно пораженный громом, ошарашенный божественным откровением, прозревший и проснувшийся от греховного сна. С этого дня его жизнь, душа и меч могли принадлежать одной Эйслин. Вернувшись в лагерь, он грубо оттолкнул от себя зазывающую к себе в шатер шл*ху, пораженный грубостью подобного предложения.
Сама же Эйслин, не ведавшая о снизошедшего на брата прозрения, вернулась в лагерь и, обменявшись парой слов с северянами, уединилась в своем шатре. Пришел час действовать. Сбросив с себя богатое платье, Эйслин сменила его на простое из грубого некрашеного льна, и завязав волосы в косу, склонилась над картами. От лагеря до Экматена был день пути. Ровно столько же до Вольных земель, куда направлялась Эйслин. Еще двое суток от них до Эсдраса. Если бы она только знала дорогу.
В Южные земли они с Кейтром никогда не входили, а у Сканлана и купцов, служащих ему, спрашивать Эйслин остерегалась. Догадайся кто-нибудь о ее намерениях, о них можно было бы забыть, а становиться пешкой в игре за Империю Эйслин не собиралась. Ледяной любит дерзких. Она и будет дерзкой.
Пока старик сидит в своем Экматене, она войдет в самое логово южных птиц. Очень скоро, всего через сутки, Танис Ройглао узнает, что шипы роз жалят острее, чем когти птиц. Мать позволила себе забыть о своем происхождении, покосилась Сканлану и дурману. Эйслин же не преклонится не перед кем. И пусть Север все еще считает Сканлана своим бриннэйном и чествует его имя, очень скоро ему предстоит вспомнить, что ни один бриннэйн не стоит над районак. Но это будет в будущем, а сейчас предстоит начать претворять его в жизнь.
Свернув карты, Эйслин склонилась над ворохом одежды и, разорвав нити зашитого кармана платья, извлекла из него подвеску с огромным голубым бриллиантом, бывшего некогда одной из сережек районак Вираны Северной. Вторая покоилась в ложбинке Величества. Что можно было ждать от той, которая пытается украсть трон? В день смерти мать надела подарок Сканлана, Танис сорвала его с умирающей. Она и не догадывается, чем это для нее обернется. Спрятав бриллиант под платьем, Эйслин вышла из палатки и незамеченной проскочила к деревьям, где ее уже ждал Этельстан.
- Моя районак? - ее вид вызвал у него изумление. Сложно было поверить, что стоящая перед ним крестьянка и есть та женщина, что получасом ранее повергла его в религиозный восторг.
- Завтра утром вели Серране облачиться в мои одежды и сесть в карету. Вы направитесь в Экматен. Я постараюсь приехать как можно быстрее, но все будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства.
- Это может быть опасно, госпожа.
- Может? - Эйслин усмехнулась. То, что в своем подобострастии Этельстан говорил с ней, точно с ребенком, всегда смешило Эйслин. Она стала взрослой в тот день, когда Мария умирала у подножия трона. - Скажи своему отцу, чтобы был готов к моему приезду. Напомни, что он встречает не жену, а свою королеву. И я ожидаю соответствующего приема.
Отдавая приказы, Эйслин прикрепляла седельные сумки. Их было слишком много для одного человека, что не укрылось от взгляда Этельстана, но ему хватило ума промолчать. Поднявшись в редко, Эйслин по привычке глубоко вдохнула.
- Ваше Величество?
- Нас не склонить, Этельстан.
- Нас не уничтожить, - подхватил тот. - Мы поднимаемся с колен, и становимся еще сильнее.
- Мы уже поднялись, брат мой. И совсем скоро пойдем по трупам наших врагов.
Как того и хотела, Эйслин преодолела путь до Вольных земель за сутки, оказавшись у замка незадолго до заката. Ей казалось, что тот должен быть оцеплен воинами Танис, но вместо этого ей удалось не только оставить коня в замковом саду, но и беспрепятственно войти внутрь. Такой неосмотрительности она не ожидала даже от Танис и, поднимаясь по лестнице, ждала, когда же ее присутствие будет обнаруженным.
Впрочем, встречающиеся ей на пути люди, совсем не обращали внимания на еще одну служанку. На их лицах застыла радость, а дыхание было пьяным. Сомнений быть не могло - Танис подарила миру еще одного Вилландерта. Все шло как нельзя лучше. Чем выше Эйслин поднималась, тем меньше становилось людей. Лишь одна служанка попалась ей на пути.
- Как Ее Величество? - с улыбкой поинтересовалась Эйслин, заметив в руках девушки кувшин с водой. Та смерила ее подозрительным взглядом, впрочем, она были слишком пьяна, чтобы долго держать в голове одну мысль.
- Как родила, так не просыпалась, - заплетающимся языком произнесла она. - И зачем только, спрашивается, вместо того, чтобы пить за здоровье принца, я должна наполнять ей ванну? Как будто она проснется для того, чтобы ее принять.
- Меня и послали к тебе, - голос Эйслин прозвучал особенно нежно. - Так и сказали, передай Сенее, чтобы она шла отдыхать.
- Пойду. Только я Леда, - хихикнула та. - Ты тоже уже отметила?
- Сам бог велел сегодня пить, - подхватила с улыбкой Эйслин. - Иди, празднуй, Леда. А с этим кувшином я управлюсь сама.
- Делать тебе нечего, - хмыкнула пьянчуга и, едва не расплескав воду, передала кувшин Эйслин.
- Оставь и мне эля, - крикнула та ей вслед, но едва ли южанка что-то расслышала. Стоило ей скрыться за поворотом, как лицо Эйслин снова стало властным и суровым. Впереди, в каких-то семи шагах, за закрытыми дверями спала Танис. Какой огромный соблазн овладел районак, когда, войдя в покои, она обнаружила, что те совершенно пусты. Ни стражей, ни слуг. Рука ее коснулась кинжала, спрятанного в складках платья. Одеяло и простыни все еще были в крови, и, распори она живот Танис прямо сейчас, никто бы не заметил этого до утра, когда Эйслин уже пересекла бы границы юга. Но нет. Это было бы слишком просто и милосердно. Танис умрет не в своей кровати, а в тронном зале дворца Экматена.
Приблизившись к кровати, Эйслин впервые в жизни взглянула в лицо своему врагу и испытала разочарование. В мыслях Танис представала перед ней южной красавицей, блистательной вазилири, но спящая женщина могла с легкостью сойти за простую крестьянку. Пусть даже и не изнеможенная родами, она никогда бы не сошла за королеву. Черты ее были просты, но даже их затмевал тяжелый некрасивый подбородок. Она не внушала не трепета ни страха. Ничего.
Разочарованная, Эйслин покинула покои, несколько растеряв былой настрой. Впрочем, крики, прославляющие наследника Срединных и Южных земель, вновь разожгли искры угасающего огня. О нравах и верованиях южан Эйслин было известно все. Хестия была талантливым рассказчиком, а у Эйслин была прекрасная память. Поэтому она без сомнения вошла в соседнюю дверь.
- Кто вы? - довольно грубо спросила ее сидящая у колыбели женщина. Эйслин едва сдержала улыбку, представив, как бы вытянулось лицо той, скажи она правду. Вместо этого, Эйслин невозмутимо подошла к колыбели и заглянула в нее. Младенец спал крепким сном. Он был розовым, точно новорожденный крысенок, и Эйслин пришлось приложить все силы, чтобы не скривить лицо.
- Вам должны были сообщить обо мне, - холодно ответила она. - Мое имя Изабелл.
- Кем бы вы ни были, я ничего о вас не знаю, так что лучше всего вам покинуть покои принца Джерейма, пока я не позвала стражу.
На этот раз Эйслин не сдержалась и рассмеялась. Глупость Танис, ее отчаянные попытки хоть как-то убедить мир, что именно она должна унаследовать Южные земли дошли до такого абсурда, что она называет сына именем короля, покорившего их прежде. Во всяком случае, северные пределы. Короля, точно она, породнившегося с Вилландертами. Впрочем, эта улыбка была к месту.
- Я повторяю - мое имя Изабелл. Я кузина короля Реймса по линии матери и будущая наставница принца. А потому это вам следует удалиться из комнаты, пока я не позвала стражу. Посмотрите мне в лицо и скажите, что не видите во мне очевидного сходства с вашим королем.
Женщина затихла. Ей нередко говорили, что черты Вилландертов в ней так же ярки, как в ее дяде. Мать унаследовала лишь сине-зеленые глаза. И если бы не рыжие волосы, которые она годами выбеливала до золотого цвета, то никто бы никогда не подумал, что в ней есть хоть капля крови Ройглао.
Женщина, очевидно, разделяла это мнение, что, впрочем, развеяло ее сомнения не до конца. Эйслин легко читала эмоции на ее лице, и, прежде, чем та открыла рот, продолжила. - Вы, вероятно, удивлены, как я выгляжу, - она усмехнулась. - Я не меньше. Но в наше время, когда никому нельзя верить, переодеться простушкой на время пути куда безопаснее, чем окружать себя армией. Даже в Срединных землях больше нельзя чувствовать себя в безопасности, а тут, так близко к Экматену, тем более.
- Но вы могли бы переодеться, - с сомнением продолжала служанка. Эйслин вновь склонилась над колыбелью, чтобы та не увидела, как ярость исказила ее лицо.
- Мне не терпелось увидеть нашего принца. О нем был все мои молитвы, - она согнулась еще ниже, и цепочка с бриллиантом выскочила из-за ворота. Эйслин улыбнулась и смущенно убрала ее обратно, дав возможность служанке рассмотреть ту получше. - Танис, моя возлюбленная сестра, была слишком щедра, одарив столь дорогим подарком. Это все последствия родов.
Я надеюсь, что вы не станете распространяться об этом, и, когда Ее Величество придет в себя, у меня будет возможность вернуть сей дар обратно. Мы ведь обе понимаем, на что идет новоявленная мать, в своем желании одарить любого, кто будет с ее ребенком в первые часы.
Лицо женщины прояснилось. Мелодичный нежный голос Эйслин был точно мед. Смущение на хорошеньком личике и желание дать госпоже возможность вернуть обратно подобную драгоценность, растопили ее сердце.
- Позвольте мне побыть с племянником наедине. Он так сладко спит, что едва ли проснется до утра. Мой сын был таким же, пока лихорадка не унесла его жизнь.
Сердце женщины сжалось от жалости. Когда-то и она потеряла дитя, а потому знала, что теперь Изабелл позволит перерезать себе горло, но никому не даст навредить принцу. Не найдя слов, чтобы подержать столь юное и прелестное существо, пережившее столь страшное горе, и нашедшее в себе силы на столь тяжелый путь, она удалилась из комнаты, охваченная желанием увидеть своих детей.
Стоило двери закрыться за ее спиной, Эйслин принялась за дело. Вытащив из кармана платья настой синего дурмана, она влила его в рот младенца. Дыхание того стало тише. Вытащив принца из кровати, Эйслин прижала его к груди и вышла из комнаты. Сердце гулко билось в груди. Все, что ей довелось пережить прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что предстояло сделать сейчас. Если ее поймают, будет всего несколько секунд, чтобы, выхватив кинжал, перерезать глотку младенцу и себе. В живых не останется никто.
Она едва касалась пола, передвигаясь на цыпочках. Сделав глубокий вдох у поворота коридора, она быстрым шагом направилась вперед, молясь только об одном - чтобы никто не повернул сюда, ведь тогда не будет никакого шанса спрятаться. Но мольбы не были услышаны.
Впереди мелькнула тень, и нос к носу Эйслин столкнулась с мужчиной. Тот моргнул, бросил взгляд на ребенка и аккуратно сполз по стене, не удержавшись на ногах после всего выпитого.
- Славься Ледяной в чертоге твоем! - Эйслин склонилась над спящим и не без труда одной рукой сняла с него плащ, спрятав под ним младенца так, что казалось, будто в руках у нее обесформленная хламида. Теперь Эйслин чувствовала себя лучше. Она спокойно пересекла наполненный людьми холл и вышла из замка.
Никто не останавливал на ней взгляда, и незамеченная, она направилась в сад. Привезти принца живым в Экматен было ничуть не легче, чем вынести его из дворца. Спрятавшись в тени деревьев, Эйслин положила того на землю и быстро переоделась. Они станут искать служанку, а не госпожу. Выбросив одежду, она аккуратно натянула сумку под животом коня и уложила в нее принца.
Вынашивая этот план с того дня, когда до нее донеслась новость о беременности Танис, она опробовала тысячи способов, как перевезти младенца. Шл*хи охотно снабжали свою госпожу ненужным потомством. Если заставить коня идти шагом, то он не заденет сумку с младенцем. По словам Хестии, которая, разумеется, даже не догадывалась о планах своей воспитанницы, так кочевники перевозили особо хрупкие вещи, которые собирались продать. Эйслин уже взбиралась в седло, когда совсем рядом с ней послышались шаги. Замерев на мгновение от ужаса, она бесшумно преодолела несколько десятков шагов и вышла на дорожку прежде, чем спустя мгновение на нее повернул король.
Годы сделали Реймса лучше. Из рассудительного юного короля табунников, он превратился в зрелого мужчину, правителя, которому в ближайшем будущем предстояло вести сложную войну.
Потеря сестры подкосила его сильнее, чем кто-либо мог подумать. Порой Реймс проклинал себя за то, что целых пять лет жизни, начиная с мятежа на юге, он избегал общения с Марией, считая ту предательницей, посрамившей род. Она жила во грехе, рожая детей северному выскочке, она отобрала у него племянницу, к которой он так успел привязаться. Она смела писать ему письма, требуя признать независимость Севера.
А затем ее не стало. Она умерла в таких мучениях, что при мысли о них, живот короля сводило судорогой, и ему становилось тяжело дышать. И если бы не жена, он отказался бы от давней мечты овладеть югом, наказывая себя за ошибки, допущенные с Марией.
Впрочем, даже в этот счастливый день, к радости примешивалась грусть. Его сын родился в землях мятежников, таких далеких от цивилизованного мира, его жена рожала в окружении южных повитух, не имеющих понятия, как ослабить боль, подобно тому, как это делают в Гарте. Он даже не мог окружить сына достойной стражей, табунники сторожили границу юга и Вольных земель, а южанам было наплевать на его приказы, они слушались лишь Танис, а потому сейчас пили в тронном зале, если тот вообще можно было так назвать.
Не в силах терпеть весь этот бедлам, он покинул дворец, желая побыть в одиночестве, и, погруженный в свои мысли, едва не налетел на девушку, замершую возле маленького фонтанчика. Та тихонько ойкнула, когда руки Реймса обхватили ее плечи, пытаясь удержать на ногах, и с ужасом подняла на него взгляд. На какое-то мгновение Реймсу показалось, что он умер, и перед ним одна из дочерей Верховного.
В темноте девушка напомнила ему Марию, но, стоило приглядеться, схожесть с сестрой напрочь исчезала. Она не походила ни на одну женщину, которых он знал. Тоненькая, с огромными серыми глазами под пушистыми ресницами, она была удивительно хороша. Этот беззащитный взгляд светлых глаз окончательно сбил Реймса с толку. Он настолько привык к смуглым черноглазым южанкам, что Эйслин показалась ему видением, лунным светом, принявшим очертание прелестной девушки, и если бы он не продолжал держать ее в своих руках, то счел бы все игрой разума.
- Прошу, прощения, госпожа, - он не без сожаления отпустил ее и отошел на шаг, точно художник, любующийся своим творением. Густые светлые волосы расплескались по белоснежному платью, кожа казалась светлой, точно мрамор, и нежной, как роза.
- Это я прошу прощения, Ваше Величество, - она смиренно поклонилась, и эта кротость окончательно воспламенила кровь Реймса. Эта девушка годилась ему в дочери, она была чиста и невинна, и больше всего на свете ему хотелось сейчас же овладеть ею, забыв о тысячи проблем, что снова и снова терзали его мысли. На короткое мгновение он даже позабыл о Танис и наследнике, а, вспомнив, ужаснулся, что допустил это.
Эйслин разглядывала его из-под опущенных ресниц. Хотя королю Реймсу был уже сорок один год, как и все табунники, он выглядел гораздо моложе, так, если бы был ровесником рано повзрослевшего Этельстана.
Волосы его были удлинены и зачесаны назад, а верхние пряди собраны на затылке в косу. Сильное тело покрыл собой длинный южный халат из синего шелка, открывающий мускулистые грудь и руки, на обоих запястьях сверкали толстые золотые браслеты. Таким должен быть король.
Эйслин видела, какое ошеломляющее впечатление произвела на него, и едва сдерживала победную улыбку. Все шло, как она и планировала. Пусть Реймс и не осознает этого, он уже в ее власти, но она готова разделить ее. Вместе они положат конец войнам.
Брачный договор с Танис уже не разорвать, но что стоит ему отослать ее прочь с глаз в один из многочисленных храмов Срединных земель, как на протяжении веков это делали с другими королевами? И никто не узнает, кто встретил Танис в этом храме. Никто не поинтересуется жива ли старая королева.
- Простите, Ваше Величество, - вновь повторила она, обходя замершего короля. Сейчас не время. Ей нужно до рассвета войти в Южные земли.
- Как твое имя?
- Я откликнусь на любое, каким меня назовет Его Величество, - улыбнулась она, и скрылась за поворотом.
Реймс погасил ненужную улыбку и направился прочь. Не стоит играть с огнем. Нельзя позволять себе увлечься хоть на мгновение. К тому же едва ли когда-нибудь он сможет полюбить кого-то так же сильно, как жену. Не будь он таким уставшим, едва ли бы позволил себе подобное поведение.
И все же что-то было в этой девушке. Реймс не сомневался, что рано или поздно они пересекутся снова. Он не верил в случайные встречи, не догадываясь, что за ними может стоять нечто гораздо большее, а под личиной прелестной незнакомки может скрываться северная районак Эйслин Белоснежная, дочь Марии, сестра и кровный враг Танис, которая под покровом ночи увозит прочь наследника престола, начиная кровавую игру, цена которой трон единой Империи.
© Энди Багира, Иррьяна, 2013 г.
Понравилась глава? Ставь лайк, мне будет приятно)