Отец родился 5 июня 1914 года. Но это не точно. Батюшка, крестивший отца, был изрядно пьян. Алкоголь диктовал ему свои даты. Спорить с алкоголем батюшка не собирался. А батюшке, да ещё подшофе, родители моего отца возражать не посмели. Пятого июня, так пятого июня. В результате точную дату рождения и сам отец не знал. Но, видимо, что-то действительно связывало отца с началом июня. Во всяком случае, именно ночь с 7-го на 8-е июня, как минимум дважды оказалась для отца особенной.
60-летие в 1974 году выпало на среду. Поэтому гостей собрали восьмого, в субботу. К юбилею отец готовился серьёзно. Настолько серьёзно, что едва ли не в первый раз в жизни воспользовался своими служебными связями, чтобы на столе появился дефицит.
Здесь замечу, отец был человеком партийным, верил в идеалы и чтил принципы. Он являлся секретарём партийной организации головного научно-исследовательского и проектного института «ЯкутНИИПроАлмаз», членом бюро горкома. То есть, в Мирном был не последним человеком. Но дефицитные товары у нас дома появлялись только если удавалось их «выловить» в отпуске на «материке» и взять с боем, выстояв бесконечную и скандальную очередь.
Но ради юбилея отец поступился принципами, воспользовался знакомством и достал мирнинский супер-дефицит. Сосиски. И, как оказалось, не зря.
В ночь с пятницы на субботу (с 7-го на 8-е) случилась совершенно аномальная буря и весь город остался без света. Электроэнергию в Мирный подавали с Чернышевской ГЭС. А это 100 километров ЛЭП по тайге. Сегодня бы все рыдали, не зная, как зарядить умирающий любимый гаджет. И наверняка, никому бы в голову не пришло устраивать гулянку в условиях тотального отсутствия электроэнергии.
Однако, для советского человека разгул стихии – не повод для отмены праздника. Если люди в минус тридцать седьмого ноября лихо топают на демонстрацию и не считают это подвигом, то справиться с проблемой отсутствия электроэнергии – вообще раз плюнуть. Голова есть, выход найдётся.
Салаты были нарезаны, как положено, накануне. А горячее, те самые сосиски, приготовили по-походному на спиртовке.
Коллеги на юбилей подарили отцу радиолу «Мезон». Для тех, кто не знает: радиола – это такой замечательный приборчик, который не только ловит радио, но и извлекает звук из модного ныне винила.
«Мезон» имел характер энергонезависимый, мог работать от сети, а мог и от батареек. В результате наша квартира оказалась единственной функционирующей танцплощадкой в городе. Гости пили, пели хором «Опять от меня сбежала последняя электричка», «Полюшко-поле», «Долго будет Карелия сниться» - весь популярный репертуар 60-70-х. Танцевали под радиолу и веселились от души. Юбилей выдержал схватку со стихией и прошёл на ура.
Позже, где-то через год, во время медицинского обследования у отца нашли на сердце рубец – последствие перенесённого микроинфаркта.
В 1992 году юбилея не было. Семьдесят восемь – дата не круглая. Да и отмечать, собственно, было не с кем. В 1978 году родители вышли на пенсию и переехали в Новосибирск. Друзья остались в Магадане, Москве, Алма-Ате, Мирном – местах, где прошла жизнь отца и мамы. Так что праздник намечался сугубо домашний.
Кто помнит 1991-1992 год сразу скажут, что это момент, когда большинство заводов-гигантов оказались выброшенными на обочину жизни. Ещё оставалась вера, что они кому-то нужны, но новые директора уже нарабатывали рыночные навыки и прикидывали: что, куда и за сколько сбагрить.
Отец до 1991-го работал, как это он называл «ночным директором» на заводе «Коминтерн». Не потому, что не хватало пенсии. Пенсия у родителей была «северная» 135 рублей и этого для нормальной жизни было вполне достаточно. Но мужик без работы долго не живёт. Это ощущение, что ты нужен и от тебя что-то зависит – серьёзно продлевает жизнь. Но в начале 1992 года отца сократили, как и большинство работающих пенсионеров.
У него высвободилась масса времени, которое отец тратил в очередях в магазинах. Он, возвращался домой с добычей - парой тушек синих, воняющих лекарствами цыплят и сиял, как охотник, как минимум, подстреливший оленя и спасший своё племя от голода. По сути, так оно и было.
Читаю сегодня дневник, который писали родители и вспоминаю, что действительно, как-то простоял в очереди за хлебом половину дня и был счастлив, что удалось купить, пусть не хлеб, но, хотя бы, шесть штук сладких «Московских плюшек». Это тоже была добыча.
В конкуренции за пищу, которой, вдруг, стало совсем мало, проходила жизнь. Но мы жили предчувствием близкого счастливого будущего, пьянели от новых «огоньковских» знаний о своей стране и её истории и были так сконцентрированы на обретённой свободе, что не заметили крушение государства.
Но, возвращаясь к Дню Рождения. Отец практически не пил пиво. Так, летом в жару мог взять бутылочку «Жигулевского». Зато в холодильнике всегда стоял коньячок. По праздникам пару-тройку рюмок под посыпанную сахаром лимонную дольку и долгий интеллигентный разговор – это было, что называется, его. Поэтому на вечер я купил коньяк, азербайджанский, просто другого не было.
Это была пятница. Мы с братом пришли с работы пораньше. Мама уже накрыла на стол. Отец весь день охотился в магазинах на еду и результаты впечатляли. Для 1992 года стол выглядел вполне достойно. Среди прочей добычи я с удивлением обнаружил четыре бутылки пива.
- Папа, с его это ты пиво купил?
- Не знаю. Вдруг захотелось. –смутился отец, будто его уличили в чём-то не совсем приличном.
Сели за стол. Именинник потянулся к запотевшим бутылкам пива.
- Папа, праздник же… - мне казалось, что начинать День Рождения с пива как-то не комильфо. – Давай сначала по рюмочке, а «Жигулёвское» на потом.
Вся семья меня поддержала. Отец пожал плечами и согласился с мнением народных масс.
Мама сказала тост. Выпили. Закусили.
- Что-то мне не хорошо. Пойду прилягу. – Отец встал из-за стола, сделал несколько шагов к двери комнаты и упал.
Мы с братом перенесли его на кровать. Вызвали скорую. Врач приехал на удивление быстро. Минут через сорок, осмотрев больного сказал: «Инсульт».
- В больницу повезёте? - Заволновалась мама.
- Возраст больного? – Врач с сомнение поглядел на отца.
- Сегодня исполнилось семьдесят восемь. – Ответил я.
- Вряд ли его где-то примут. Пусть дома полежит. Здесь хоть вы за ним присмотрите, а в больнице… - Что будет в больнице врач не договорил. Собрал сумку, попрощался и уехал.
Да, тогда и вплоть до начала 2000-х пенсионеров списывали в утиль с сожалением, но без попыток спасти. Разве что пенсионеры были людьми не совсем рядовыми.
На следующий день отцу стало чуть-лучше. Он пытался улыбаться и разговаривать. Выходило плохо. Но отдельные слова понять было можно. Когда я услышал: «Пиво хочу…», сначала подумал, что ошибся. Но отец повторил свою просьбу.
- Выздоровеешь – и всё пиво мира будет твоим… - ответил я с интонацией, с которой неразумным детям, страдающим аллергией, объясняют, что вторую шоколадную конфету можно будет съесть только завтра.
- Ты не понимаешь… - вздохнул отец.
Я действительно не понимал. Седьмого июня отец попытался присесть. Его организм боролся за жизнь, и тело, преодолевшее сотни, и может быть и тысячу километров по тайге и горам (отец был проектировал дороги и в изыскательских партиях пропадал каждое лето) готово было вытащить отца из пропасти инсульта. Он снова попросил пиво. Я снова отказал: «Потерпи. Через недельку я возьму пива, сядем и попьём.»
- Ты не понимаешь… - снова вздохнул отец.
А в ночь с седьмого на восьмое случилась сильнейшая гроза. Ветер ломал деревья, молнии разрезали чёрное небо, ливень топил город. Эта буря забрала отца.
Прошло более тридцати лет, но я и сегодня чувствую себя виноватым в том, что отказал отцу в его последнем желании. Каждый раз, когда я еду к родителям на могилу, я беру не водку и конфеты, а бутылочку пива. Отпиваю глоток, наливаю пластиковый стакан, ставлю его в изголовье, остальное выливаю на траву.
Как часто мы кажемся себе такими умными, рассудительными и правильными. И как сложно бывает исправить последствия нашей рассудительности и нашего ума. А иногда просто невозможно.