Найти в Дзене

Дмитрий Балашов. "Ветер времени"

Когда взяла в библиотеке разом аж три книги этого автора, была уверена, что я его уже читала. Оказывается нет. Я бы это запомнила. "Ветер времени" одна из книг входящих в цикл "Государи московские". Цикл этот можно читать как по порядку, так и самостоятельно каждую книгу. В целом они друг от друга не зависят. По порядку удобнее только в плане хронологии исторических событий. Читать оказалось на удивление не просто. Проблема была в том, что уважаемый автор очень уж любит изобиловать свои тексты старорусскими словами, употребляя их как в диалогах, так и просто при описании чего-либо. Необычно потерянный, с жестким беспомощным ликом, Василь Василич (словно величие отца ушло и осталось одно только темное) шатнулся встречу ему в сенях. Рослые сыновья бестолково путались у него под ногами. – Ты што? – слепо вперился боярин в Никиту, не вдруг узнал. Вглядясь, пробормотал: – Поди, тамо… – Не кончив, махнул рукой. Выбежала простоволосая женка, девка ли – без повойника, дак и не поймешь. Охн

Когда взяла в библиотеке разом аж три книги этого автора, была уверена, что я его уже читала. Оказывается нет. Я бы это запомнила.

"Ветер времени" одна из книг входящих в цикл "Государи московские". Цикл этот можно читать как по порядку, так и самостоятельно каждую книгу. В целом они друг от друга не зависят. По порядку удобнее только в плане хронологии исторических событий.

фото из сети интернет. Саму книгу уже вернула в библиотеку.
фото из сети интернет. Саму книгу уже вернула в библиотеку.

Читать оказалось на удивление не просто. Проблема была в том, что уважаемый автор очень уж любит изобиловать свои тексты старорусскими словами, употребляя их как в диалогах, так и просто при описании чего-либо.

Необычно потерянный, с жестким беспомощным ликом, Василь Василич (словно величие отца ушло и осталось одно только темное) шатнулся встречу ему в сенях. Рослые сыновья бестолково путались у него под ногами.
– Ты што? – слепо вперился боярин в Никиту, не вдруг узнал. Вглядясь, пробормотал: – Поди, тамо… – Не кончив, махнул рукой.
Выбежала простоволосая женка, девка ли – без повойника, дак и не поймешь. Охнула, увидя мужиков, побежала прочь…
Толпа своих ближников – понял по богатому платью, по сдержанной молви и неложному ропоту горя – наполняла просторную повалушу. Никита, пройдя через и сквозь, подступил к ложу. Умирающий глянул тускло – прошли, видать, сотни, и уже неузнаваемые, – но присмотрелся, понял:
– А, Никита! Помираю, Никиша, – шепотом, словно в палате были они одни. – Не боялся ее, черной, ан настигла… Москвы, Москвы постеречь подмоги, сыну-то…

И этот отрывок из разряда простых. Сложнее,когда церковники между собой общаются, описание обрядов, думы (независимо от того, принадлежат ли они богатому княжичу или простолюдину).

Рисунок Москвы 14 века. Из сети интернет
Рисунок Москвы 14 века. Из сети интернет

Согласитесь, понимаемо, но требует определенных навыков, привычек и словарного запаса. Потому читателю не подготовленному может быть трудновато.

Но, признаюсь, роман подкупил меня началом, потому как если бы изначально пошло повествование о митрополите Алексее или о Сергии Радонежском, да еще и с такими текстовыми заковырками, то бросила бы, к едрени фени.

А в начале автор рассказывает нам о смерти московского тысяцкого, Протасия Вельяминова и кмете из его дружины Никите Федорове, что приходит проститься со своим начальником и встречается взглядом с дальней родственницей умирающего, Натальей Никитишной, после чего дает себе слово: моя будет!

Константин Маковский, "Боярыня"
Константин Маковский, "Боярыня"

Таким вот не хитрым приемом, начав повествование с любовной линии, автору удается удержать и втянуть читателя в удивительный мир борьбы за становление Московского княжества как центра Руси.

Это потом уже будут описания закулисных интриг митрополита Алексея в Царьграде, в Орде, в Киевском плену, на княжьем престоле, как правителя до вступления во взрослые года будущего Дмитрия Донского, а пока княжьего сына Мити. Не менее длительными будут и описания становления Троицкой Лавры, становления Сергия Радонежского как символа духовности Руси. Но пока за душу берет (все же я женщина, куда мы без эмоций) именно простая любовь обыкновенного кметя к женщине из боярского рода, что кажется невозможной и недоступной. Любовь, сподвигнувшая Никиту на страшный грех-убийство. Убийство-прощенное самим митрополитом Алексием, ибо стало оно тем самым негодным камнем, что кладут во главу угла нового строения, для прочности его.

Митрополит Алексей и Дмитрий Донской (рисунок из сети интернет)
Митрополит Алексей и Дмитрий Донской (рисунок из сети интернет)

Я не могу сказать, что это лучшее из исторических романов, что мне приходилось читать. Как по мне, слишком много слов. А с другой стороны, все они вроде бы и не лишние. Текст довольно плавный, не лишенный своего очарования, но повторюсь, к нему нужно привыкнуть.

Как к нему относиться с исторической точки зрения? Ну, люди, это роман хоть и исторический, но все же художественный. Некоторые исторические события интерпретированы автором по иному, чем они указаны в официальной истории. Но, опять же, это мелкие придирки, которые нельзя всерьез предъявлять художественному произведению.

Читать, однозначно, стоит. Но возможно, лучше, уже имея некоторый багаж знаний по истории России. И, безусловно, имея словарик старорусских слов с их переводом.