Во вчерашней заметке я приводил портрет Степана Дмитриевича Нечаева работы гениального русского живописца Василия Андреевича Тропинина. И сегодняшний рассказ напрямую будет касаться именно его.
Если мы прогуляемся по старинной Волхонке, то на пересечении с улицей Ленивкой найдем две мемориальные доски, посвященные художнику. Правда, в них есть неточности, с которыми мы будем сегодня разобраться.
Но начнем, как водится, издалека.
В далеком семнадцатом веке на этом самом месте располагалась обширная усадьба Прасковьи Федоровны Дорошенко, которая позднее, около 1740 года…
…Перешла в руки генерал-поручика Василия Васильевича Нарышкина
При нем здесь стояли одноэтажные каменные палаты. А в 1779 году, после кончины Василия Васильевича, его вдова Анна Ивановна заказала Елезвою Семеновичу Назарову, одному из учеников, протеже и соработников Василия Баженова, выстроить новый дом.
Дом тот, выросший на углу Волхонки и Ленивки, достался среднему сыну Нарышкина Алексею Васильевичу и его наследницам – племянницам, двум сестрам.
Дальше была еще небольшая чехарда владельцев, среди которых промелькнул даже дядюшка Александра Сергеевича Грибоедова – Алексей Федорович, ставший одним из прототипов Фамусова в «Горе от ума».
И вот во флигеле той усадьбы (сегодня он известен как дом по адресу Волхонка, 11, строение 6) в 1825 году и…
…Поселился художник Василий Андреевич Тропинин
Квартира
«в каменном флигеле на большой улице верхний этаж в четыре комнаты и кухня, к ним галлерея со стеклами»
(Запись из архивных документов)
обошлась ему в 600 рублей в год (6 фото).
Некогда крепостной крестьянин графа Ираклия Ивановича Моркова, он имел все шансы стать приличным кондитером, но стал живописцем, о мастерстве которого высоко отзывался даже Карл Брюллов.
Рассказывают, что когда к тому, как к признанному авторитету, обращались за портретом известные москвичи, он, как правило, отвечал им: «У вас есть собственный превосходный художник», имея в виду Тропинина.
В этом доме, принадлежавшем теперь купцу Александру Михайловичу Зимулину, Василий Андреевич прожил вплоть до 1832-го.
Здесь же он и творил, устроив мастерскую.
И именно здесь родилась одна из самых знаменитых его картин…
…Портрет Александра Сергеевича Пушкина
До сих пор считается, что это самый точный и самый гениальный портрет поэта, сделанный при его жизни.
«...друг Пушкина Соболевский был «недоволен приглаженными и припомаженными портретами поэта, какие тогда появлялись. Ему хотелось сохранить изображение поэта, как он есть, как он бывал чаще, и он просил Тропинина нарисовать ему Пушкина в домашнем его халате, растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце одной руки – перстнем, которому тот придавал особенное значение. Кажись, дело шло также и об изображении какого-то ногтя на руке Пушкина, особенного отрощенного»
(Из воспоминаний современников. Цитата из книги Сергея Константиновича Романюка «Переулки старой Москвы»)
Об этом писала и пресса:
«Русский живописец Тропинин недавно окончил портрет Пушкина. Пушкин изображен en trois quart, в халате, сидящий подле столика. Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что Художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица Поэта. Впрочем, физиогномия Пушкина, столь определенная, выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, вместе с тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет Пушкина мог дать о нем истинное понятие. [Тропинина] должно причислить к числу тех артистов, которые делают честь Отечеству своими необыкновенными талантами».
(«О портрете Пушкина», статья Николая Полевого в журнале «Московский телеграф», май 1827 года)
Портрет, кстати, затем на долгие годы потерялся, пока не был совершенно случайно найден в антикварной лавке Гаврилы Волкова – на той же самой Волхонке, в доме №10, напротив места, где он был создан.
Шедевр чудом обнаружил князь Михаил Андреевич Оболенский.
«И тут‑то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, и увидел его не без сильного волнения в разных отношениях: он напомнил мне часы, которые я провел глаз на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валялся где‑нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою, а если‑де вам угодно, я его вычищу, и вычистил»
(Из воспоминаний самого Тропинина)
В 1909 году наследники князя передали портрет Третьяковской галерее.
А Василий Тропинин в 1832 году переселился в соседний дом – на Ленивку, 3.
Там у него поперебывали в гостях едва ли не все известные художники России. Двери в квартиру не запирались, пока в ней находился Тропинин. А если гости, придя, не заставали его дома, они оставляли на входной двери свои автографы. Красовалась на той знаменитой двери и подпись Карла Брюллова.
И вот здесь...
...Еще одна неточность, указанная на досках
Даже сразу две неточности.
Во-первых, Тропининская квартира выходила окнами на Ленивку, и из них был виден Кремль. Этот пейзаж отражен в автопортрете, написанном здесь же (с него начиналась эта заметка).
При всем моем уважении к московским властям, мемориальную доску повесили банально не на том доме и не на той улице.
Во-вторых, жил он там не до 1856, а до 1855-го. И главное, откуда взялась цифра «1824»?
Но уж если разбираться до конца, то есть и третья ошибка.
Даже если учитывать, что все это – некогда единый участок, приходится признать, что старое здание архитектора Елезвоя Назарова снесли в 1879 году, а на его месте выстроили новое, по проекту другого зодчего, Михаила Илларионовича Никифорова (5 фото).
Нынешний трехэтажный доходный дом, который мы можем с удовольствием рассматривать сегодня, Никифорову заказала Юлия Адальбертовна Воейкова, одна из последних владелиц участка.
В стиле эклектики и духе ампира, пышно и со вкусом оформленный, с полуциркулярным аттиком со слуховыми окошками и ажурной решеткой над карнизом, прекрасным обрамлением окон и лепниной.
Но уже совсем не тот дом, из окон которого можно было наблюдать прогуливающегося по старинной улице талантливого живописца (5 фото).
А еще это – один из очень немногих сохранившихся в Москве геральдических домов.
Боярский герб Воейковых – щит со змеями (не от слова «змея», а от слова «змей»), над головами которых расположена дворянская корона, с оленями и рыцарским шлемом со страусиными перьями – до сих пор украшает угол здания и фасад, глядящий на Волхонку.
* * *
Мои дорогие подписчики и случайные гости «Тайного фотографа»! Большая и искренняя благодарность каждому из вас, кто дочитал рассказ до конца.
У меня к вам большая просьба: подумайте, кому из ваших друзей была бы интересна моя страничка, кому вы могли бы ее порекомендовать? Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
