Предлагаю Вам к прочтению старенькую статью из немецкого переводного журнала Internationale Politik 03/2003 за авторством Проф. Кристиана Томушата (Институт международного и европейского права Берлинского университета им. братьев Гумбольдтов). Она крайне интересно читается сегодня в контексте СВО, как и многие другие статьи о международной безопасности, написанные в начале нулевых.
Война против Ирака не только продемонстрировала превосходство американской военной технологии, но и потрясла также основы действующего до сих пор международного правопорядка. В Уставе Организации Объединенных Наций — конституции международного сообщества — в путеводном положении ст. 2 (абз. 1) сразу же говорится, что Всемирная организация «основана на принципе суверенного равенства всех ее Членов». Гарантией этой фундаментальной нормы являются содержащиеся в том же положении два других правила: «Все Члены Организации Объединенных Наций разрешают свои международные споры мирными средствами» (ст. 2 абз. 3) и, следовательно, Устав ООН устанавливает всеобъемлющий запрет на применение силы (ст. 2, абз.4), без которого власть малых наций в вопросах самоопределения была бы всего лишь лишенной содержания юридической фикцией. Похоже, что все это вдруг прекратило действовать. Военная кампания, которую провели против Ирака Соединенные Штаты и Великобритания, не была легитимирована системой ООН.
Некоторые наблюдатели считают, что это ознаменовало начало новой эпохи — эпохи американской гегемонии. Вильгельм Г. Греве, дипломат и юрист, специализирующийся на международном праве, разделил современность в своем большом труде «Эпохи в истории международного права» (1) на периоды, когда определяющее влияние оказывала, соответственно, одна из западных держав. «Испанскую эру» он определяет как период от открытия Америки до Вестфальского мира (1492-1648). За ней следует продолжающаяся также почти полтора столетия «французская эра», которая завершается Венским конгрессом 1815 года. В период с 1815 по 1919 года он признает доминирование Великобритании, характеризуя эти годы как «английскую эру». Труднее дается Греве классификация ХХ-го столетия с момента подписания договоров в пригороде Парижа.
О годах после окончания второй мировой войны он говорит как о «биполярной мировой системе сверхдержав» и констатирует (в 80-х годах), что та война не породила американскую эру. Сегодня, после ухода в небытие Советского Союза, нельзя уже больше говорить о биполярном мире. В нынешних обстоятельствах Соединенные Штаты Америки — фактически мировая держава номер один, они не являются более всего лишь «second to none», хотя эта оценка ни в коем случае не равнозначна признанию их неуязвимости. События 11 сентября 2001 года показали, что на США могут напасть на их собственной территории, а сильная зависимость от подвоза сырой нефти из-за рубежа накладывает структурное ограничение на позицию доминирующей державы.
Запрет на использование силы
Если бы вооруженная интервенция англо-американской коалиции в Ираке проходила в соответствии с нормами действующего права, вывод о том, что новая система координат фактического соотношения сил будет продолжена также в правовую плоскость, можно было бы оценить как излишне поспешный. Запрет на использование силы не означает полный отказ от силовых действий, а всего лишь отказ от нелегитимного применения силы. Любое государство имеет согласно ст. 51 Устава ООН право на самооборону, а Совет Безопасности может также санкционировать применение военной силы в целях принуждения. Более того, во время кризиса в Косово ввиду геноцида и массового изгнания населения дело дошло до возрождения гуманитарной интервенции, которую можно оправдать лишь путем взвешивания всех «за» и «против».
В действительности Соединенные Штаты, а также Великобритания ссылались на ясно отрегулированные в Уставе ООН исключительные составы преступления. Правда, на этот счет уместен скепсис. Показателен уже тот факт, что ныне оба союзника даже в своих официальных комментариях придерживаются различных линий доказательств, не говоря уже о том «контрастном душе» в аргументации, который устраивали дотоле наблюдателю американской сценической механики.
В письме президенту Совета Безопасности ООН от 21 марта 2003 года, в котором официально уведомлялось о начале военной кампании, США обосновывали свои действия, среди прочего, необходимостью ввиду наличия в Ираке оружия массового уничтожения «защитить Соединенные Штаты Америки и международное сообщество от исходящей от Ирака угрозы и восстановить международный мир и международную безопасность в регионе». Это пусть и не совсем ясная, но все же ощутимая ссылка на право на самооборону.
Однако это имеет мало что общего с признанными правилами, касающимися сути права на самооборону. Устав ООН сознательно ставит применение оружия в целях обороны в зависимость от действительно состоявшегося вооруженного нападения. Правда, не следует в рабской подобострастности цепляться за этот текст. В литературе на тему международного права на основании международной практики по-прежнему не оспаривается то, что могут возникать экстремальные ситуации, когда нельзя больше ожидать от государства, наблюдающего за подготовкой соседа к вооруженному нападению, что оно будет тихо выжидать до тех пор, пока потенциальный агрессор не осуществит свой план нападения на деле. В такой ситуации в канун шестидневной войны в 1967 году находился Израиль. В соответствии с этим и в определении агрессии, данном Генеральной Ассамблеей (2) ООН, недвусмысленно констатируется (ст. 2), что первый выстрел является лишь доказательством первого впечатления.
В иракском случае о подобной прямой угрозе не может быть и речи. В стране находилась многочисленная команда инспекторов ООН. Все заслуживающие внимания объекты можно было беспрепятственно обыскать. У Ирака вообще не было возможности вести какие-либо приготовления к наступательной войне. Боеспособность его армии была решающим образом ослаблена после поражения в 1991 году и не могла быть восстановлена на прежнем уровне прежде всего в связи с введенным международным сообществом эмбарго. Существование оружия массового уничтожения лишь предполагалось. Если Ирак и располагал определенными запасами подобного оружия, то оно — это можно с полным основанием предположить после окончания войны — не хранилось все же в готовой к применению форме.
Когда даже слабое подозрение в том, что какая-то страна сможет однажды создать конкретную угрозу для международного мира, способно послужить оправданием вооруженной акции с целью «самообороны», это означает серьезную угрозу для мира во всем мире. Ни одна страна не сможет положиться на то, что она будет защищена от нападения извне — во всяком случае, в правовом смысле — если будет соблюдать правовые нормы. В период «холодной войны» противостояли друг другу вооруженные до зубов Советский Союз и Соединенные Штаты Америки. В Генеральных штабах обеих сторон постоянно проигрывались сценарии нападения. Сегодня Соединенные Штаты, как они недвусмысленно заявили в своей новой Национальной стратегии безопасности от 17 сентября 2002 года, не остановятся перед нанесением превентивного удара в ситуации, когда им покажется, что возникла серьезная угроза для их военного превосходства. В этом документе сознательно ни словом не упоминается система Организации Объединенных Наций с Советом Безопасности. Таким образом, военные действия против Ирака ни в коем случае нельзя оценивать как единичное явление. Напротив, они представляют собой последовательную реализацию нового направления американской политики.
Приведенные в первую очередь Соединенными Штатами и использовавшиеся исключительно Великобританией аргументы, согласно которым оправдание военных действий можно вывести из принятых ранее Советом Безопасности резолюций, при более точном анализе также оказываются практически несостоятельными. Знаменитая Резолюция № 678 от 1990 года, санкционировавшая использование «всех необходимых средств» для освобождения Кувейта и восстановления международного мира и безопасности в регионе, сформулирована в отношении круга адресатов точно: она обращена к коалиции, сплотившейся вокруг жертвы агрессии — Кувейта.
Впрочем, она утратила свое значение после принятия в 1991 Резолюции № 687 о перемирии, которая никогда не отзывалась Советом Безопасности. Верно то, что Ирак явно не выполнил надлежащим образом свои обязательства по разоружению. Это с полным основанием, ясно и четко констатировал Совет Безопасности в своей Резолюции № 1441 от 8 ноября 2002 года. Но как раз эта резолюция, которая была принята после долгих и трудных переговоров, не дает, согласно ее тексту, полномочий на применение силы. В абз. 2 Ираку предоставляется «последняя возможность выполнить свои обязательства по разоружению», а в абз. 13 речь идет о «серьезных последствиях» в том случае, если страна будет по-прежнему нарушать эти обязанности. Однако решение об этих «серьезных последствиях» Совет Безопасности должен был бы принять как раз в своей новой резолюции. На него возложена главная ответственность за международный мир и международную безопасность, и он уже по причине правовой ясности должен четко и недвусмысленно осуществлять эту ответственность.
Если использовать честные методы интерпретации, в Резолюции № 1441 нельзя вычитать ничего такого, что в ней не говорится. Из истории ее подготовки известно, что Соединенные Штаты на протяжении многих недель пытались добиться консенсуса в отношении оговорки, согласно которой в случае дальнейшего нарушения Ираком его обязанностей каждый из пяти постоянных членов Совета Безопасности был бы уполномочен в одностороннем порядке применить силу. Однако им не удалось этого добиться, что и понятно, поскольку в соответствии с общей конфигурацией Устава ООН решения по вопросам войны и мира принимает Совет Безопасности, а не отдельные его члены. В связи с принятием Резолюции № 1441 Китай, Франция и Россия, то есть три «нежелающих» постоянных члена Совета Безопасности, заявили в ноте, что принятый текст нельзя рассматривать как полномочия на применение силы.
Продолжение следует.