Встреча с голым волком – красная ткань.
Рассказы о встрече людей с голым волком, записанные в Брянской области в 1945 г., впервые были опубликованы О.В. Беловой. На первый взгляд они представляют собой примеры нарушения взаимоотношений между людьми и дикой природой, в результате которых произошло отступление
от нормы в сторону оскудения последней. Только в одном из рассказов волк предстает действительно «голым» («совсем раздетый, одна кожа без шубы»), но при этом во всех случаях он просит встреченных женщин принести ему красный платок или ткань. Когда красный платок или кусок кумача женщины бросают на волка, он начинает «пророчествовать», предсказывая, сколько еще времени продлится война.
Предсказания волка представлены двумя вариантами:
1. «Если он попал кумач мне на голову, то войне и
конца не было бы, если бы на спину, то еще несколько
месяцев, а ты на хвост кумач бросила, так что теперь днями война и закончится».
2. «Вот если бы этот платок упал на землю, то
еще война продлилась бы четыре года, а так продлится еще несколько месяцев».
Если в первом случае представлено своего рода гадание с помощью платка (на какую честь тела волка упадет), то во втором значим сам факт попадания ткани на волка как гарант благоприятного предсказания.
Впрочем, и в первом случае гадание и предсказание были бы невозможны без выполнения просьбы волка – купить и бросить на него кусок красной ткани. Н. Петров, выделяя мотив обретения одежды (в вариантах – обуви) в ряде сюжетов, связанных с предсказаниями, считает, что «одежда нужна для того, чтобы увидеть будущее». Действительно, в одном из приведенных им рассказов корова предлагает мужику надеть платок, после чего начинает видеть символы будущего. Однако, когда мужик набрасывает платок на корову (символизирующую «коровью смерть»), она исчезает. Складывается впечатление, что у платка (ткани) в данных ситуациях двоякая функция: быть своеобразной платой за предсказания и быть для человека средством «преодоления» войны. О механизме гаданий в народной традиции, как ритуальном способе определения доли человека на следующем этапе его жизни с помощью потусторонних сил, писал А.К. Байбурин. Он отмечал, что гадающий узнает свою долю в обмен на ту долю, которую сам выделяет
этим силам. Такое понимание гаданий позволяет сделать вывод, что волк в этой ситуации был представителем не просто дикой природы, а именно потусторонних сил, а также участником символического обмена. Отмечу, что в календарной обрядности славянских народов волк также связан с покойниками, приходящими к людям за своей долей. Вообще сюжеты с волком и его предсказаниями сроков окончания войны могут быть разъяснены только через выявление семантики этого образа в славянской народной традиции. А она, определяя многие качества волка (в том числе его связь с потусторонним пространством), в первую очередь отсылает к состоянию избыточности: энергии, жизненной силы, ярости и пр. Это качество объясняет и характерное для многих традиций соотнесение волков с молодыми воинами, а отсюда – и появление среди людей именно волка в разгар войны. Избыточность же волка реализовывалась в предметах, растениях и состояниях, опасных для человека. Так, в русской народной традиции «волком» называли «сверхсчетный зуб, который вырастал иногда у человека и животных не на месте (например, посреди неба), мешая приему пищи, а также род злой накожной болезни, похожей на рак». Термин «волчец» использовался русскими для обозначения множества сорных, колючих, иногда ядовитых, растений –«диких» и «злых» – во всех отношениях избыточных (хотя в определенных обстоятельствах – полезных, защищающими от нечистой силы). Если же говорить о характере взаимоотношений людей и волков, то в славянских поверьях, а также в календарной обрядности фиксируется два периода времени, когда последние появлялись в домашней зоне: зимнее и летнее солнцестояние. Оба отрезка времени считались периодами активности этих хищников. В период длинных ночей (святочное время) осуществлялись обряды кормления волков, приходящих, видимо, за причитающейся им долей. У славян бытовали также поверья о том, что волки (волкодлаки) поедали светила (солнце и луну) или нападали на солнце зимой.
В период летнего солнцестояния волк связывался в народной традиции с наивысшей активностью солнца, его избыточным и губительным жаром, который грозил пожарами на нивах и появлением болезни, называемой хлебной ржавчиной А.А. Потебня отмечал, что слова «ржавчина» (пол. Rdza, серб. Рþа), «рдеть», «рудой» и «рыжий» – однокоренные и связаны с идеей света, красноватого цвета и огня. Обратим также внимание на еще одно название этой болезни хлебов – спорынья, происходящее от древне-русского спорын, означающего изобилие, избыток.
Примесь частичек спорыньи в муке или корме могла вызвать тяжелую болезнь (эрготизм), называемую в народе ведьмины корчи или антонов огонь. Вместе с тем спорынья могла вызвать у людей, находящихся в поле зараженной ржи, галлюцинации (ср.: способность волка к пророчеству), а также приводила к вспышкам агрессии (бунтам, восстаниям и пр.). Наконец, даже простой избыток солнечного жара, согласно народным поверьям, вызывал болезни не только хлебов, но и людей; самая страшная из которых – чума – обычно совпадала с засухой. В поисках аналогий образу волка, просящего красную ткань, я обратилась к записанной у донских казаков легенде о Красной деве – персонификации холеры и смерти, выступающей в то же время как вестник беды. Она появлялась летом високосного года (также обладающего качеством избыточности) «в красном сарафане, красном платке, красных башмаках и чулках; на плече у нее была коса, а под мышкою сноп пшеницы». По народным представлениям, Красная дева «была не что иное, как болезнь – холера, посланная от Бога губить людей за грехи». Про косу и пшеницу в народе говорили: «косу она несла, чтобы подкашивать людей, а снопом давала понять, что будет сильный урожай хлеба, да некому будет прибирать его». Красная дева, как видно, также символизировала наполненность до избыточности, сверх нормы некоей силой, которая должна была воплотиться в обильном урожае и смерти людей от болезни. Значимо в этом рассказе и наличие у Красной девы косы. В народной традиции существовал запрет на использование женщиной косы при уборке хлебов и трав, а также вера в то, что нарушение этого запрета приведет к смерти ее близких. Показательно и то, что в годы Великой Отечественной войны, несмотря на нехватку мужчин, женщины в сельской местности часто отказывались от косьбы, мотивируя это возможной гибелью находящихся на фронте мужей. Мифологический рассказ о Красной деве не только позволяет еще раз проявить дихотомию «избыток хлебов – убыток людей», но и разъяснить требования волка из вышеописанных сюжетов именно красной ткани и одежды как символа насыщенности и избыточности – качеств, которыми он должен был обладать в летнее время, но по какой-то причине оказался лишенным их (стал голым). Для скорого окончания войны волку (как символу воинства) необходима была эта избыточная энергия. Обратим внимание также на то, что для получения благоприятного предсказания о времени окончания войны женщинам пришлось поделиться с волком: отдать ему красный платок или ткань, т.е. выделить долю. Причем, в двух рассказах речь идет о том, что женщинам было жалко отдавать волку ткань: «…пришла она на базар, купила все что нужно, да красного материалу купила, но жалко ей отдавать его волку-то, самой на кофточку пригодится, и решила она идти по другой дороге домой, чтобы с волком не повстречаться». Вспомним также, что в сюжете о корове ее исчезновение произошло после того, как на нее был наброшен красный платок. Получивший свою долю волк также оставлял границы человеческого (культурного) пространства, тем самым восстанавливая произошедшее нарушение норм и границ. Этот мотив получает развитие в рассказе о женщине в красной одежде, записанном в Восточной Сибири. В этом рассказе имеется прямое указание на то, как люди могут исправить возможное негативное развитие ситуации за счет проведения специального обряда. Речь идет о появлении рядом с хлебным полем плачущей «женщины в красном». Это явление было истолковано стариками как предзнаменование страшной болезни, которая, действительно, вскоре пришла в деревню и погубила множество людей. Обрядовые же действия были следующими: «Тогда-то вот и сжигали чучело. За одни сутки надо было коноплю распустить, спрясть, соткать, сшить одежду, надеть на чучело и сжечь его. Только тогда болезнь пропадала»... (продолжение следует)