Айаан Хирси Али известна как активный критик ислама. Она родилась в 1969 году в Сомали, затем с родителями перебралась в Саудовскую Аравию и оттуда в Кению. Айаан придерживалась радикальных исламских взглядов, носила хиджаб, поддерживала преследования критиков ислама. В возрасте 23 лет Айаан эмигрировала в Нидерланды, потому что родители хотели ее выдать за сомалийца из Канады. В новой стране ей дали политическое убежище. Со временем Айаан получила образование, познакомилась с работами современных философов, в итоге в 2002 году она вышла из ислама, став атеисткой. С того момента Айаан стала выступать за права женщин и атеистов.
За свою атеистическую жизнь Айаан смогла поучаствовать в различных атеистических конференциях, дружила с представителями "нового атеизма" (Кристофер Хитченс, Ричард Докинз), в 2008 году получила "Премию Ричарда Докинза". Однако 12 ноября 2023 года Айаан Хирси Али опубликовала эссе "Почему я теперь христианка", в котором приводит причины смены атеистических взглядов на христианские. В чем они заключаются? Ниже дан перевод эссе.
"В 2002 году я прочитала лекцию Бертрана Рассела [знаменитый философ-атеист] 1927 года под названием "Почему я не христианин". Когда я читала это, мне и в голову не приходило, что однажды, почти через столетие после того, как он передал работу в южно-лондонское отделение Национального светского общества, я буду вынуждена написать эссе с совершенно противоположным названием.
Годом ранее я публично осудила террористические атаки 19 человек, которые угнали пассажирские самолеты и врезали их в башни-близнецы в Нью-Йорке. Они сделали это во имя моей религии, ислама. Тогда я была мусульманкой, но не практикующей. Если я действительно осуждала их действия, то что же тогда мне оставалось делать? Ведь основополагающий принцип, оправдывавший теракты, был религиозным: идея джихада или священной войны против неверных. Могла ли я, как и многие представители мусульманской общины, просто дистанцироваться от этих действий и их ужасающих последствий?
В то время на Западе многие видные деятели - политики, ученые, журналисты и другие эксперты - утверждали, что террористы руководствуются иными причинами, а не теми, которые так четко сформулировали их лидер Усама бен Ладен и его последователи. Таким образом, у ислама появилось алиби.
Такое оправдание было не только снисходительным по отношению к мусульманам, но оно также дало возможность многим западным людям принять позицию отрицания. Винить ошибки внешней политики США было проще, чем задуматься о том, что мы столкнулись с религиозной войной. Подобную тенденцию мы наблюдаем и в последние пять недель, когда миллионы людей, сочувствующих судьбе жителей Газы, пытаются рационализировать теракты 7 октября как оправданный ответ на политику израильского правительства.
Когда я прочитала лекцию Рассела, я обнаружила, что мой когнитивный диссонанс ослаб. Я с облегчением приняла скептическое отношение к религиозной доктрине, отбросила веру в Бога и заявила, что такого существа нет. Самое главное, я могла отвергнуть существование ада и опасность вечного наказания.
Утверждение Рассела о том, что религия основана в первую очередь на страхе, нашло у меня отклик. Я слишком долго жила в страхе перед всеми ужасными наказаниями, которые меня ожидали. Хотя я отказалась от всех рациональных причин верить в Бога, этот иррациональный страх перед адским пламенем все еще оставался. Таким образом, вывод Рассела принес мне некоторое облегчение: "Когда я умру, я истлею".
Чтобы понять, почему я стала атеисткой 20 лет назад, нужно сначала понять, какой я была мусульманкой. Я была подростком, когда в 1985 году в мою общину в Найроби (Кения) проникли "Братья-мусульмане" [террористическая организация, запрещенная в России]. Думаю, что до прихода "Братьев" я даже не понимала, что такое религиозная практика. Ритуалы омовения, молитвы и пост я воспринимала как утомительные и бессмысленные.
Проповедники "Братьев-мусульман" изменили ситуацию. Они сформулировали направление: прямой путь. Цель: работать над тем, чтобы попасть в рай после смерти. Метод: инструкция пророка о том, что делать и чего не делать - халяль и харам. Как подробное дополнение к Корану, хадисы объясняли, что на практике нужно проводить различие между правильным и неправильным, добром и злом, Аллахом и шайтаном.
Проповедники "Братьев" регламентировали нашу жизнь. Они ставили нас перед выбором. Стремись жить по руководству пророка и пожинай славные плоды в будущем. Между тем, на этой земле величайшее достижение - умереть мучеником во имя Аллаха.
Альтернатива - потакание мирским удовольствиям - означала гнев Аллаха и обречение на вечную жизнь в адском огне. Среди "мирских удовольствий", которые они порицали, были чтение романов, прослушивание музыки, танцы, походы в кино - все это, как мне было стыдно признаться, я обожала.
Самым поразительным качеством "Братьев-мусульман" была их способность практически в одночасье превратить меня и моих товарищей-подростков из пассивных верующих в активистов. Мы не просто говорили или молились о чем-то: мы делали. Как девочки, мы надевали паранджу, отказывались от западной моды и косметики. Юноши максимально отращивали волосы на лице. Они носили белые платья, похожие на таубы, которые носят в арабских странах, или укорачивали брюки выше лодыжек. Мы действовали группами и на добровольных началах оказывали благотворительную помощь бедным, старикам, инвалидам и немощным. Мы призывали мусульман молиться и требовали, чтобы немусульмане переходили в ислам.
На занятиях по изучению ислама мы делились с учителем своими переживаниями. Например, как поступить с друзьями, которых мы любили и считали близкими, но которые отказались принять наше дава (призыв обратиться в ислам)? В ответ нам неоднократно напоминали о ясности наставлений пророка. Нам недвусмысленно говорили, что нельзя быть верным Аллаху и Мухаммаду и одновременно сохранять дружбу и лояльность по отношению к неверующим. Если они открыто отвергали наш призыв к исламу, мы должны были ненавидеть и проклинать их.
При этом особая ненависть была припасена для одной категории неверующих - евреев. Мы проклинали их по нескольку раз в день, выражая ужас, отвращение и гнев по поводу определенного перечня преступлений, которые они якобы совершили. Евреи предали нашего пророка. Они захватили священную мечеть в Иерусалиме. Они продолжали распространять разврат в сердце, разуме и душе.
Можно понять, почему для человека, прошедшего через такое религиозное воспитание, атеизм оказался привлекательным. Бертран Рассел предлагал простое, не требующее никаких затрат избавление от невыносимой жизни, состоящей из самоотречения и преследования других людей. Для него не существовало убедительных аргументов в пользу существования Бога. Религия, утверждал Рассел, коренится в страхе: "В основе всего лежит страх - страх перед таинственным, страх потери, страх смерти".
Став атеисткой, я думала, что избавлюсь от этого страха. Кроме того, я нашла новых друзей, которые полностью отличались от проповедников "Братьев-мусульман". Чем больше времени я проводила с ними - такими людьми, как Кристофер Хитченс и Ричард Докинз, - тем больше убеждалась в правильности своего выбора. Ведь атеисты были умны. А еще они были очень веселыми.
Так что же изменилось? Почему я теперь называю себя христианкой?
Отчасти ответ на этот вопрос носит глобальный характер. Западной цивилизации угрожают три разные, но взаимосвязанные силы: возрождение авторитаризма и экспансионизма в лице китайской коммунистической партии и России Владимира Путина, рост глобального исламизма, который грозит мобилизовать огромное население против Запада, и распространение идеологии страха, которая разъедает моральные устои нового поколения.
Мы пытаемся противостоять этим угрозам с помощью современных светских инструментов: военных, экономических, дипломатических и технологических усилий, направленных на то, чтобы победить, подкупить, убедить, умиротворить или установить слежку. И все же с каждым раундом мы обнаруживаем, что теряем позиции. То ли у нас заканчиваются деньги, когда наш государственный долг исчисляется десятками триллионов долларов, то ли мы теряем лидерство в технологической гонке с Китаем.
Но мы не сможем противостоять этим грозным силам, если не сможем ответить на вопрос: что нас объединяет? Ответ "Бог умер!" представляется недостаточным. Так же, как и попытка найти утешение в "либеральном международном порядке, основанном на правилах". Единственный надежный ответ, на мой взгляд, заключается в нашем стремлении сохранить наследие иудео-христианской традиции.
Это наследие состоит из сложного комплекса идей и институтов, призванных защищать человеческую жизнь, свободу и достоинство - от национального и правового государства до институтов науки, здравоохранения и образования. Как показал Том Холланд в своей замечательной книге "Доминион", всевозможные, казалось бы, светские свободы - рынка, совести, прессы - берут свое начало в христианстве.
И вот я поняла, что Рассел и мои друзья-атеисты не увидели леса за деревьями. Дерево - это цивилизация, построенная на иудео-христианской традиции; это история Запада, с изъянами и без. Критика Расселом противоречий в христианской доктрине серьезная, но слишком узкая.
Например, он читал свою лекцию в комнате, полной (бывших или, по крайней мере, сомневающихся) христиан в христианской стране. Подумайте, насколько это было уникальным явлением почти столетие назад и насколько редким оно остается в незападных цивилизациях. Мог ли мусульманский философ выступить перед любой аудиторией в мусульманской стране - тогда или сейчас - с лекцией под названием "Почему я не мусульманин"? На самом деле книга с таким названием существует, она написана бывшим мусульманином. Но автор опубликовал ее в Америке под псевдонимом Ибн Варрак. Поступать иначе было бы слишком опасно.
Для меня эта свобода совести и слова является, пожалуй, самым большим благом западной цивилизации. Она не приходит к человеку естественным путем. Она является результатом многовековых дискуссий в иудейских и христианских общинах. Именно эти споры способствовали развитию науки и разума, уменьшению жестокости, подавлению суеверий, созданию институтов, упорядочивающих и защищающих жизнь, а также гарантирующих свободу как можно большему числу людей. В отличие от ислама, христианство переросло свою догматическую стадию. Становилось все более очевидным, что учение Христа подразумевает не только ограниченную роль религии как чего-то отдельного от политики. Оно также предполагает сострадание к грешнику и смирение верующего.
И все же я не была бы правдива, если бы объяснила свое обращение к христианству исключительно осознанием того, что атеизм - слишком слабое и разделяющее учение, чтобы укрепить нас в борьбе с грозными врагами. Я обратилась к христианству еще и потому, что в конечном итоге жизнь без духовного утешения показалась мне невыносимой - более того, почти саморазрушительной. Атеизм не смог ответить на простой вопрос: в чем смысл и цель жизни?
Рассел и другие атеисты-активисты считали, что с отказом от Бога мы вступим в эпоху разума и разумного гуманизма. Но "божья дыра" - пустота, образовавшаяся после отступления церкви, - была заполнена лишь мешаниной иррациональных квазирелигиозных догм. В результате мы имеем мир, в котором современные культы охотятся за выбитыми из колеи массами, предлагая им надуманные причины для существования и действий - в основном путем участия в театре добродетели от имени пострадавшего меньшинства или нашей якобы обреченной планеты. Фраза, часто приписываемая Гилюерту Честертону, превратилась в пророчество: "Когда люди решают не верить в Бога, они не верят ни во что, но становятся способными верить во что угодно".
В этом нигилистическом вакууме перед нами встает цивилизационный вызов. Мы не сможем противостоять Китаю, России и Ирану, если не сможем объяснить своему населению, почему это важно для нас. Мы не сможем бороться с идеологией войны, если не сможем защитить цивилизацию, которую она намерена уничтожить. И мы не можем противостоять исламизму чисто светскими средствами. Чтобы завоевать сердца и умы мусульман на Западе, мы должны предложить им нечто большее, чем видеоролики на TikTok.
Урок, который я получила за годы работы в организации "Братья-мусульмане", заключается в том, что объединяющая история, заложенная в основополагающих текстах ислама, способна привлечь, увлечь и мобилизовать мусульманские массы. Если мы не предложим нечто столь же значимое, боюсь, эрозия нашей цивилизации будет продолжаться. И, к счастью, нет нужды искать некий новомодный коктейль из лекарств и умственных способностей. В христианстве все это есть.
Поэтому я считаю себя уже не мусульманкой-отступницей, а отпавшей атеисткой. Конечно, мне еще многое предстоит узнать о христианстве. Каждое воскресенье в церкви я открываю для себя все больше и больше. Но в ходе своего долгого путешествия по пустыне страха и неуверенности в себе я поняла, что существует лучший способ справиться с трудностями существования, чем тот, который могли предложить ислам или неверие".
Источник: Ayaan Hirsi Ali. Why I am now a Christian Atheism can't equip us for civilisational war. 2023.
Согласны с Айаан Али? Считаете ли ее текст убедительным?
⚡ Бонусные статьи на Boosty и поддержка автора.
⚡ Задать вопрос автору и следить за новыми публикациями (+религиоведческие мемы) - в моем телеграме.