1. Жизнь
Сегодня, 13 ноября - день рождения Роберта Луиса Стивенсона, превосходного поэта и классика британской и мировой приключенческой литературы. Именно - литературы, а не развлекательного чтива, на необозримых полянах которого и резвятся по большей части беллетристы-«приключенцы», как иронически прозывали их советские литературные критики. Таковым несть числа и имя им - легион, писателей же, тем более хороших писателей немного. Стивенсон - один из самых лучших, имя его обычно называется сразу вслед за именем Александра Дюма, мушекетерская трилогия которого для британского классика была настольной.
В отличие от Дюма, чье имя - скорее название литературного концерна, нежели имя собственное, Стивенсон в основном писал сам. Несколько повестей, правда, написаны им в соавторстве с пасынком Ллойдом Осборном, но в одном случае («Потерпевшие кораблекрушение») - участие Осборна весьма сомнительно, а в прочих сомнительно уже участие самого Стивенсона, который, по мнению литературоведов, в лучшем случае давал какие-то советы пасынку либо подвергал отдельные эпизоды легкой правке. Во всяком случае, то, что написал Осборн после смерти Стивенсона, давно и справедливо забыто, кроме воспоминаний об отчиме. Юмористическая же повесть «Несусветный багаж» - вроде как и взаправду их совместное изделие, между прочим, рассорившее Стивенсона со многими его литературными друзьями, справедливо требовавшими от писателя не ставить свое имя на обложке этой рядовой книжки, - если еще и памятно, то лишь благодаря старой голливудской экранизации, в которой главную роль сыграл знаменитый Майкл Кейн.
Впервые на русском языке повесть эта вышла в переводе новосибирского издателя Владимира Федоровича Свиньина, и я в свое время о ней писал, не обратив, увы, внимания на один издательский ляп: на фотографии, предваряющей текст повести, изображены не Стивенсон с Осборном, а Стивенсон в отроческие годы со своим отцом. Пользуясь случаем, говорю об этом здесь, а тем, кто захочет подробнее узнать о «Несусветном багаже», расскажу чуть позже.
Обратимся теперь к Стивенсону, великому и несомненному, но прежде чем рассуждать о том, каким он писателем, скажем все-таки хотя бы несколько слов о том, каким он был человеком.
Автор лучшей биографии Стивенсона, замечательный британский писатель Ричард Олдингтон, озаглавил ее «Портрет бунтаря» - и это абсолютно точно.
Всю свою недолгую жизнь Роберт Луис бунтовал: против религии, в которой воспитывался, против семьи, желавшей видеть его продолжателем дела деда и отца, а именно инженером и строителем маяков, против замшелых провинциальных нравов, не считавших литературу серьезным и достойным порядочного человека занятием, против викторианских литературных правил, против норм викторианской морали, не желавшей считаться с тем, что любовь важнее правил общественного приличия, не признающего возможным брак юного шотландца и старшей его на десять лет замужней американки с тремя детьми, наконец, против тяжелой болезни, резко ограничившей физические возможности Стивенсона с ранней юности до конца жизни.
Биография этого человека - действительно, биография бунтаря, но в еще большей мере - биография борца за собственное «Я» в жизни, любви, искусстве, судьбе. И этот болезненный, хрупкий, нескладный, некрасивый провинциал из дикой горной страны победил предначертанную ему судьбу во всех схватках, даже и в самой последней, казалось бы, заранее обреченной на проигрыш, схватке - со смертью. Мгновенно убитый инсультом прямо за обеденным столом в кругу семьи, 44-летний писатель продолжает жить и сегодня, 128 лет спустя. Его лучшие романы, повести и рассказы бесконечно переиздаются на всех основных языках, вновь и вновь к ним обращаются кинематограф и телевидение. Так, только в нашей стране «Остров сокровищ» имеет несколько экранных версий, лучшая из которых, весьма вольная, была снята еще в 1937 году. Откройте «Википедию» - список экранизаций книг Стивенсона отчетливо впечатляющ!
Итак, желающие подробно познакомиться с биографией болезненного человека, несгибаемого борца и упрямца, непременно должны прочитать книгу Ричарда Олдингтона, выходившую на русском языке в популярной серии «Жизнь замечательных людей», а также послесловие к ней, написанное одним из лучших специалистов по британской литературе XIX века Дмитрием Урновым. Он же подготовил и лучшее русскоязычное издание сочинений Стивенсона в пяти томах, к которому написал глубокое предисловие. Тех, кому покажется недостаточным мой сегодняшний рассказ, отсылаю именно к этому изданию. Я же далее буду говорить лишь о тех книгах Стивенсона, которые считаю самыми значительными.
2. «Остров сокровищ»
Начну не с первых его вещей, к ним обращусь чуть позже, поскольку центральным (хотя, на мой вкус, и не самым лучшим) произведением классика считается повесть «Остров сокровищ». Это именно повесть, а не роман, хотя нередко ее называют именно романом. Почему я так считаю? Потому, что до масштаба романа «Остров сокровищ» не дотягивает ни по объему, ни по относительно небольшому количеству персонажей (хотя и отлично прописанных), ни по причине полного отсутствия в романтической книжке любовной линии, где она, вообще-то, обязательна (более того, здесь и вовсе нет женских персонажей, за исключением матери главного героя, появляющейся лишь в начальных главах повести), ни даже по самой авторской задумке, ведь Стивенсон писал книжку для своего малолетнего пасынка, да еще при некотором участии старика-отца, человека глубоко религиозного и нетерпимого к разного рода богемным вольностям.
Тем не менее, повесть эта принесла молодому писателю первый большой успех и немалый гонорар, что для Стивенсона, взвалившего на свои плечи заботу о жене и пасынке, было немаловажно.
О чем она? Да кто ж не знает-то… О пиратах и сокровищах, о чести и мужестве, о трудном детстве, о морях и океанах, островах и кораблях, о добре и зле, которое гораздо интереснее добра, потому что… А правда, почему? Почему отрицательные персонажи романов ли, фильмов ли, как правило, интереснее, ярче совсем уж положительных, хотя именно положительным мы сочувствуем и желаем победить? Почему Боромир из «Властелина Колец» как персонаж ярче, нежели Арагорн или тем более Фродо? Почему романный Ришельё вызывает уважение, зачастую перевешивающее нашу любовь к д’Артаньяну? Почему Джон Сильвер вызывает сочувствие, несмотря на все свое коварство, в то время, как успеха мы желаем, конечно, Джиму Хокинсу?
Может быть, потому, что зло, совершаемое и Боромиром, и Ришельё, и Сильвером отнюдь не абсолютно, а в большей мере вынужденно, и зачастую оборачивается или могло бы обернуться добром? Может быть, потому что они вовсе не лишены добра напрочь, а лишь прячут его под личиной зла? А может, и потому что зло и добро в полном равновесии держат само бытие, находясь на его противоположных сторонах?
Вряд ли ответ на этот, вполне философский и, как всё в философии, неразрешимый вопрос, может быть однозначным и окончательным. И большая настоящая литература, понимая невозможность его разрешения, лишь вновь и вновь ставит его во главу угла, тем, собственно, и отличаясь от чисто развлекательной беллетристики, где враги - это непременно безликие мерзавцы, так что - вали их на бок, как соломенные чучела - в духе молодых Сталлоне и Шварценеггера.
А мы, друзья, на чьей стороне - Джима Хокинса или Джона Сильвера? Неужели? Даже если роль Сильвера играют Олег Борисов или Борис Андреев? А ведь Сильвер на протяжении небольшой повести несколько раз спасает Джима Хокинса от верной смерти? Только ли потому, что выстраивает вокруг мальчишки свои хитроумные планы?
Однако «Остров сокровищ» интересен не только этим противостоянием, в котором, если вдуматься, обе стороны преследуют, в сущности, хищнические цели, причем неправая сторона на флинтовы сокровища имеет, пожалуй, больше прав, нежели правая, ведь изначально добывались они именно пиратскими потом и кровью. Ну, разумеется, в самом-самом начале золотые слитки, алмазы и прочие бранзулетки принадлежали не пиратам, но вряд ли и честным гражданам, в поте лица, как мы с вами и сам Стивенсон, зарабатывающими на кусок хлеба. И почему тогда разбогатеть должны именно Хокинс, доктор Ливси или и без того не бедный Трелони, а не одноногий кабатчик с попугаем на плече?
Если внимательно, не увлекаясь фабулой, перечитать книжку, у нас, несомненно, возникнут и другие подобные вопросы. А кроме того, вероятно, у юного читателя возникнет и желание узнать побольше о пиратах, островах и океанах, сокровищах и прочих вещах, интересных, но малознакомых. Так вот, лучшим на начальном этапе подсказчиком может оказаться для вас издание «Острова сокровищ», осуществленное совсем недавно издательством «Лабиринт Пресс». Я, поверьте, вовсе не из рекламных соображений, очень рекомендую для первого знакомства с книгой Стивенсона именно это издание, фантастически изобретательное, сочетающее множество роскошных цветных иллюстраций к классическому переводу Николая Чуковского, массу типографских секретов и секреток, наподобие сундука Билли Бонса, портретной галереи второстепенных персонажей книги в потайном издательском кармане, оригинальной карты острова, или подробного изображения старинных парусников в разрезе, а также руководства по завязыванию разного рода морских узлов. Отыщите этот великолепный альбом или, если есть возможность, купите для детей - право, не пожалеете и часами будете разглядывать его в окружении всей семьи, а потом читать и перечитывать, ибо «Остров сокровищ» однолинеен лишь в плохих экранизациях или при поверхностном чтении. Копните глубже - и вам откроются истинные сокровища настоящей литературы, где не только добро бывает с кулаками, но и зло - со слезами на впалых морщинистых щеках.
Кстати, о пиратах, коль уж зашла о них речь, и помимо «Острова сокровищ» существует множество художественных и познавательных книг.
Наиболее значительные и доступные из них: двухтомный труд современного автора Жоржа Блона «Великий час океанов», биографии знаменитых пиратов Фрэнсиса Дрейка и Генри Моргана, написанные для серии «ЖЗЛ» В. Губаревым, и, конечно, старые классические книги Александра Эксквемелина «Пираты Америки» и Даниеля Дефо «Всеобщая история пиратства», сделанные, что называется, по горячим следам (причем Эксквемелин и сам был невольным участником пиратских «трудов и дней»), которые верой и правдой послужили основными источниками для Стивенсона, когда он работал над «Островом сокровищ».
Несмотря на только что сказанное и не сказанное - а до Стивенсона многие «приключенцы» эскплуатировали пиратскую тематику, тот же Дефо, к примеру, - именно он по праву считается открывателем этой темы, поскольку его «Остров сокровищ» изначально предназначался автором вниманию подростков, иначе говоря, открывал собой подростковую и юношескую литературу, которой до Стивенсона толком не существовало нигде и никогда. Может, именно поэтому в повести не определен возраст главного героя, поступки же его свидетельствуют то о том, что перед нами мальчик лет 12-ти, то о том, что перед нами подросток, находящийся на пороге юности. То же самое, забегая вперед, можно сказать и о целом ряде других произведений классика: даже наиболее тонко проработанные психологические характеристики их героев без труда воспринимаются юным читателем, более того, именно у него вызывают и сочувствие и полное приятие. Иными словами, книги Стивенсона, в отличие от книг многих его предшественников, не перешли в разряд детского чтения с течением лет, а изначально предназначались именно детям и подросткам.
3. Малые произведения
О добре и зле, об их пределах, о перетекании одного в другое, а, следовательно, и о том, что не бывает в мире человеческом ни абсолютного зла, ни абсолютного добра, Стивенсон рассказывает во всех своих книгах, за исключением, пожалуй, самой первой, еще не fiction. «Путешествие внутрь страны» - это и мемуар, и травелог, и что-то вроде застольных бесед в одном флаконе - небольшая невыдуманная книжка о путешествии на байдарке по рекам, текущим по французской, бельгийской и голландской землям, осуществленном молодым Стивенсоном вдвоем с приятелем.
Книжка эта, легкая, остроумная, рассказывающая обо всем свете, но пуще всего о самом Стивенсоне в молодости, то есть о его восприятии окружающей жизни - людях, ландшафте, архитектуре, погоде и пр., не то чтобы малоизвестная, а скорее, редко читающаяся любителями приключений. И совершенно напрасно, так как, помимо того что написана талантливо и увлекательно, она еще положила начало большому и плодотворному направлению поздневикторианской литературы, наиболее значительным автором которой стал Джером Клапка Джером, автор классической юмористической повести - тоже и травелога и застольной болтовни, только вполне художественной, - «Трое в лодке, не считая собаки».
Собственно же к выдуманной литературе, то есть к той, что мы, не совсем, в общем, верно, называем художественной, молодой Стивенсон подступил сначала рассказами, а затем небольшими повестями. Самый ранний из его историко-приключенческих рассказов называется «Ночлег Франсуа Вийона», и, прямо скажу, приключений там никаких нет, а есть лишь одно убийство и мрачный колорит, на котором, как бы при резко контрастном свете факела в туманной зимней ночи, ярко высвечена фигура величайшего поэта позднего французского средневековья, а по совместительству убийцы и вора Франсуа Вийона. Вот уж воистину фигура, содержащая в себе в неразрывном сплетении и добро и зло! Ведь, в сущности, пьяница, гуляка, головорез - а какой поэт! Только послушайте: сидит он в тюрьме, ждет смертной казни и пишет углем на стене:
Я - Франсуа, чем не рад.
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад
Узнает скоро шея.
(Перевод И. Эренбурга)
Вот и попробуйте разобраться, где здесь зло, где добро, и восхищаться нам с вами гениальными стихами и мужеством этого сорви-головы, или негодовать, как негодовали окружающие его самодовольные буржуа и почтенные дворяне…
С одним из последних и встречается Вийон зловещей ночью, беседуя за стаканом вина именно о пределах добра и зла, после чего навсегда уходит в ночную тьму, ничего не доказав сильному мира сего и не согласившись ни с одним из аргументов, предъявленных ему старым аристократом. То же самое, в сущности, происходит и сегодня, когда о пределах добра и зла рассуждаем мы сами на кухнях и площадях, в средствах массовой информации или художественных произведениях. Каждый волен выбрать любую из этих сторон бытия и искать сокровища капитана Флинта, зарытые… Где? Скорее всего, в глубинах нашего собственного сознания.
На чью сторону встать? Что выбрать? Как жить? Странствуя по морям и океанам или от юности до старости возделывая собственный крохотный садик, как герой рассказа «Вилли с мельницы», в чем-то похожий на гончаровского Илью Ильича Облома, Нет, Вилли отнюдь не ленив, но решиться на отчаянный шаг, вырваться из привычного обжитого мирка не способен, даже если шаг этот приведет его в объятия любимой девушки. А коль скоро ты не герой и на решительный шаг к трудному счастью не способен, этот самый шаг сделает к тебе дьявол, или мистер Смерть, нет-нет, не сейчас - когда-нибудь, через многие годы, и заберет тебя из твоего обжитого домика и обустроенного садика, лишив смысла и эту обжитость, и эту обустроенность, и самоё твое существование, в котором, может, и не было ни добра, ни зла, вообще ничего было, тогда как много лет назад стоило всего лишь один раз шагнуть. «Вилли с мельницы» - даже не рассказ, а подлинная притча, философская и лирическая, по-моему, истинный шедевр, завершающий ранний этап творчества великого бунтаря.
4. Детектив и мистика
Далее последовал двухчастный сборник рассказов «Новые тысяча и одна ночь», к книгам арабских сказок отсылающий, правда, лишь названием. В трех новеллах первой части «Клуб самоубийц» перед нами конан-дойлевские детективы в чистом виде. Написанные лет за десять до первой повести о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне «Этюд в багровых тонах», они, таким образом, прокладывают дорогу величайшему детективщику, хотя, как справедливо пишут и Олдингтон, и Урнов, Конан Дойл изготовил бы из стивенсоновских ингредиентов куда более вкусное блюдо. Но зачем здесь сослагательное наклонение? Конан Дойл его именно что изготовил. Достаточно перечитать лучшие «шерлокхолмсовские» рассказы, чтобы отчетливо увидеть: изготовлены они именно из стивенсоновских ингредиентов, как сам величайший детектив, а заодно и его напарник поневоле Ватсон кое в чем сильно схожи с богемским принцем Флоризелем. Может, на это намекает и сам Конан Дойл в рассказе «Скандал в Богемии»?..
Четыре новеллы второй части «Алмаз Раджи» - тоже детектив, пародирующий популярный роман Уилки Коллинза «Лунный камень». Это удачная попытка переписать 500-страничную, довольно-таки затянутую криминальную историю драгоценного камня, уложив ее в четыре ироничных рассказа общим объемом примерно в 60 страниц. «Лунный камень» до сих пор считается классикой жанра, только вот вряд ли его теперь усиленно читают, а новеллы Стивенсона благодаря иронии молодого мастера живы по сей день. Все эти семь рассказов, объединенных одним героем, богемским принцем Флоризелем, были экранизированы отечественным телевидением в 70-е годы. Главную роль сыграл Олег Даль, и сорок лет назад телефильм смотрелся очень недурно. Увы, кино стареет гораздо быстрее книг…
Кстати сказать, «Клуб самоубийц» Стивенсона тоже, скорее всего, пародирует какие-то криминальные истории викторианской эпохи. Это вполне чувствуется при чтении новелл, однако конкретные объекты иронии писателя мне неизвестны.
Прочитав в переводе на французский роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», Стивенсон пишет собственный мрачноватый, пограничный с ужастиком, но тоже ироничный отклик - рассказ «Маркхейм», вполне качественный, однако с оригиналом соперничества не выдерживающий. Тем не менее, знаменателен сам факт интереса молодого шотландского беллетриста к одному из лучших романов русского писателя, задолго до того, как к Достоевскому пришла мировая слава.
От иронических детективов в поисках наиболее интересного для себя жанра Стивенсон переходит сначала к мрачным приключенческим историям, лучшие среди которых - небольшие повести «Веселые Молодцы» и «Дом на дюнах». Обе вещи - истории любви, в которых про любовь, собственно, почти и не говорится. Вообще говоря, за исключением позднего романа «Катриона», женские образы Стивенсону то ли не удавались, то ли просто не были интересны.
В «Веселых Молодцах» герой-студент во время каникул возвращается из города на дикий шотландский берег, где живет его пожилой родственник с юной дочерью. Герой и девушка знакомы с детства и друг другу симпатизируют. И это всё, что об их любви говорится, поскольку история вовсе не о них, а об отце девушки, недурном человеке, которого губят бесы пьянства, жадности и кромешного одиночества - как бы проекции тех самых Веселых Молодцов, что уничтожают всякий корабль, пытающийся пристать к дикому мысу, где прозябают персонажи повести. А Веселыми Молодцами называются скалы, окружающие мыс, кажется, адски веселящиеся, когда крепчает ветер и налетает шторм. Эпизод, в котором описывается такая буря, думается, один из сильнейших в жанровой литературе. Ну а Веселые Молодцы здесь, несомненно, самые главные герои - пожалуй, первые демоны стивенсоновских миров.
Однако самые страшные демоны сидят все-таки внутри человека. О них рассказывает одна из лучших вещей Стивенсона - повесть «Дом на дюнах», тоже, на первый взгляд, о любви, а на самом деле - о соперничестве двух мужчин, отшельников и едва ли не мизантропов. Цель и смысл их жизни - именно соперничество, девушка же, в которую они вроде бы влюблены, скорее приз, нежели цель жизни. Так, по крайней мере, для одного из демонов. Другой, рассказчик, как вы понимаете, не может быть законченным эгоцентриком, иначе кто же будет читать его рассказ… Впрочем, не все столь уж однозначно - Стивенсон умел читать в человеческих душах, иначе не был бы писателем. Каждый из соперников, даже худший, обладает все же неким тщательно скрытым благородством. И может быть, редчайшие его проблески - и есть самый главный приз для читателя, а вовсе не хэппи-энд, без которого приключенческая история обойтись не может, просто по законам жанра.
Внутренние человеческие демоны населяют и другие рассказы Стивенсона, в жанровом плане весьма разнообразные. Так, «Окаянная Дженет» - на поверхности рассказ на излюбленную британцами тему о ведьмах и привидениях. На деле же это история о демонах религиозной нетерпимости, обуревающих наши мещанские душонки.
Продолжая перебирать четки жанров и тем, Стивенсон пишет блестящий, можно сказать, образцовый «ужасный» рассказ «Олалла» - не то о вампирах, не то о сумасшедших, ставший источником, из которого через полтора-два десятка лет выльется знаменитый роман Брэма Стокера «Дракула» - тоже ведь, если вдуматься, книга о наших внутренних демонах. Если будете читать «Олаллу», обратите внимание на то, как много общего между главными героями Стивенсона и Стокера, и подивитесь, насколько писательский дар нашего героя ярче, ведь он сумел уложить всю проблематику стокеровского романа всего лишь в двадцать страниц.
Наиболее популярной и в ХХ веке особенно востребованной кинематографом вещью Стивенсона стала повесть «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». По жанру это психологический триллер, одновременно фантастический и реалистический, поскольку само происшествие, описываемое в ней - чистая фантастика, а весь антураж строго реалистичен. За фантастикой скрывается психология, точнее психиатрия, ведь, если отбросить сказочный элемент истории, в искомом итоге останется «шизофрения, как и было сказано» (у Булгакова в «Мастере и Маргарите»). Герой повести благодаря собственному научному изобретению способен менять не только внешнее обличье, но и внутреннюю суть, периодически превращаясь из уважаемого врача в жуткого монстра, чуть ли не в Джека-потрошителя, терроризирующего окрестности. Только подумать, сколько книг и сколько персонажей мировой беллетристики породил этот скромный по объему стивенсоновский родничок. Тут вам и Уэллс, с его «Человеком-невидимкой», и легион серийных убийц - несть числа им самим и их сочинителям, и даже булгаковский Шариков из «Собачьего сердца» - тоже ведь прямой потомок Джекила-Хайда.
Известно: литературу порождает литература. Оценим теперь, как много в этом плане сделал Роберт Луис Стивенсон, написавший, в общем, не так уж большое количество книг, и я думаю, далеко не только потому, что был неизлечимо болен, прожил короткую трудную жизнь путешественника через силу, то есть вопреки слабости тела, но благодаря силе духа и таланта. А прежде всего потому, что в поте лица работал над каждым своим произведением.
«Странная история…», можно сказать, завершает поиски жанра, и Стивенсон возвращается к тому, что счастливо нашел, сочиняя «Остров сокровищ», то есть к жанру исторической авантюры, где приключения нон-стоп порождаются не столько капризами судьбы, сколько демонами, живущими внутри нас.
Опускаю в своем рассказе не впечатлившие меня романы «Черная стрела» и «Потерпевшие кораблекрушение», а также незаконченные автором по причине внезапной смерти романы «Сент-Ив» и «Уир Гермистон», последний из которых обещал стать лучшей вещью Стивенсона. Расскажу еще лишь о самой сильной из его крупных вещей, романе «Владетель Баллантрэ», а также о превосходной историко-приключенческой дилогии «Похищенный» и «Катриона».
5. Поэзия
Но прежде хотя бы бегло упомяну о том, что замечательный новеллист и романист Роберт Луис Стивенсон был и отменным публицистом. С этой его творческой ипостасью можно познакомиться, обратившись к последнему тому пятитомника.
Там же вы найдете его избранные стихотворения и две баллады, ибо, помимо прочих талантов, Роберт Луис был еще и хорошим поэтом. Свидетельством тому давно и прочно популярная в нашей стране, отменно переведенная Самуилом Маршаком баллада «Вересковый мед». Помимо нее составители включили в собрание сочинений балладу «Рождество в море» в несколько тяжеловесном переводе Андрея Сергеева и стихотворения из двух сборников, среди которых наиболее интересными мне показались лирические миниатюры из книжки «Детский цветник стихов».
Впрочем, можно ли всерьез говорить о переводной поэзии, не владея в достаточной мере языком оригинала, дабы чувствовать поэтическую гармонию? Ответить можно лишь на вопрос: живут ли, «дышат» ли стихи на чужом языке. Вряд ли о русских переводах поэзии Стивенсона можно сказать, что они живут и дышат, так же, как, скажем, живет и дышит маршаковский Бёрнс, кстати сказать, земляк Стивенсона. Тем не менее, стихи из сборника «Детский цветник…», представленные в большинстве в переводах Игнатия Ивановского, достаточно интересны, поскольку не обращены к детям, а непосредственно представляют детский взгляд на мир, несомненно, по воспоминаниям автора. Тем самым, кроме всего прочего, они дают представление об остроте мироощущения Стивенсона-ребенка и замечательной памяти этого художника.
6. На суше и на море
Ну а теперь вернемся к прозе. Вскоре после успеха «Острова сокровищ» и еще до отъезда на жительство на Самоа, где спустя несколько лет Стивенсон скончался и был похоронен на вершине горы, писатель опубликовал небольшой историко-приключенческий роман «Похищенный» - легкий, яркий, динамичный рассказ от первого лица юноши-сироты по имени Дэвид Бэлфур (девичья фамилия матери писателя), из обедневшей дворянской семьи, вига и протестанта по убеждениям.
Роман исполнен злоключений, приключений, предательств родственников героя и дружеского участия в его судьбе представителей враждующей стороны - якобитов и католиков. Сильный духом, упорный и, я бы сказал, упёртый, как типичный британец, Дэвид вступает в самостоятельную жизнь в том возрасте, когда ему еще нужен благожелательный наставник, какового он, парень цельнокройный, находит в лице вечного бунтаря, дуэлянта и заговорщика, благородного по отношению к друзьям и непримиримого по отношению к врагам и политическим противникам представителя королевской фамилии Стюартов, Алана Брека, возглавляющего сформированный в Париже воинский отряд якобитов, а в минуту встречи с Дэвидом пытающегося унести ноги из родной стороны, где он находится по своим заговорщицким делам. Судьба складывается таким образом, что Дэвиду и Алану приходится попеременно спасать друг другу жизнь, причем зачастую не из-за каверз судьбы, а по причине беснования собственных демонов, кои простительны толком еще не оперившемуся Бэлфуру, а в Бреке же давно завоевавшие добрую половину личности, как сказал бы Стивен Кинг, его темную половину.
Преодолевая невероятные опасности, пережив множество головоломных приключений, излазав все скалы, перетащившись через все болота горной, толком еще непокоренной Шотландии, Дэвид Бэлфур возвращается в родные места, где на несколько лет автор прощается с ним, чтобы продолжить его историю в романе «Катриона» - полновесной любовно-приключенческой истории, с тремя яркими женскими образами, в которой, пожалуй, единственный раз Стивенсон доказывает, насколько ему были подвластны не только истории приключений, но и истории любви, и лишний раз подтверждает глубокое понимание человеческой психологии и масштаб литературного дара. «Катриона» - роман о психологическом взрослении, история о приключениях души, о борьбе с демонами самолюбия, о тернистых путях понимания человека человеком даже тогда, когда эти люди любят друг друга.
Вершинная вещь Роберта Луиса Стивенсона, на мой взгляд, - роман «Владетель Баллантрэ». В этой приключенческой трагедии автор возвращает нас к смертельному противостоянию двух мужчин, но не столько из-за женщины и даже не столько из-за денег, сколько из-за честолюбия, из-за желания повелевать. Мужчины эти - родные братья, старший из которых, Джеймс Дьюри - наследник отцовского поместья - красив, блестящ и разнообразно одарен. Младший же, Генри Дьюри, просто порядочен и, конечно, всегда находится в тени старшего, как и бывает обычно между братьями.
Роман начинается с того, что Генри должен оставить родной дом и поехать на помощь королю Якову, утратившему трон и собирающему армию, чтобы возвратить себе корону. Дело это изначально обречено на неудачу, однако чем черт не шутит, и Джеймс не может допустить, чтоб младший хоть в чем-то его обошел, и сам устремляется в путь. После чего исчезает на годы. Генри вынужден взять на себя управление поместьем, жениться на невесте старшего брата, поскольку семья обнищала, и поместье еще остается в их руках лишь благодаря деньгам этой девушки. Она же, как и старик-отец наших героев, как и весь мир вокруг, совершенно равнодушна к младшему брату, зато обожает старшего. Неласковая для Генри Дьюри жизнь все же постепенно налаживается, но однажды старший брат возвращается.
Он, конечно, не сможет ужиться ни с братом, ни с невесткой, он будет вновь и вновь пропадать и возвращаться, раз за разом разрушая жизнь родного дома и родного брата, даже после жестокой дуэли с ним, даже на пороге собственной смерти. И разрушит-таки и жизнь, и душу Генри, заразит его отпрыском собственного демона честолюбия - демоном ненависти.
Велика галерея злодеев, начертанных пером Стивенсона, но даже и среди них, как правило, одаренных, даже блестящих, очаровательных с виду ребят, Джеймс Дьюри, прозванный Владетелем Баллантрэ, - воистину хозяин преисподней, этакий Джекил-Хайд, доведенный мастерством своего создателя почти до совершенства. Завершить свой множественной портрет демона Роберт Луис Стивенсон должен был, по-видимому, в романе «Уир Гермистон», чему, увы, воспротивились высшие, или, скорее, низшие силы, вырвав писателя из жизни в час создания, быть может, главного его шедевра.
Не буду повторяться, еще раз рассуждая о влиянии Роберта Луиса Стивенсона на его последователей в беллетристических жанрах. Довольно будет назвать имя хорошо нам знакомого Рафаэля Сабатини, очень многому научившегося именно у Стивенсона, жанр же психологической исторической авантюры, кажется, доведшего до совершенства.
Ну а мы, читатели, являемся ли мы поклонниками творчества Стивенсона или нет, не будем забывать о его великом подарке всем нам и каждому из нас, об «Острове сокровищ» - книге, с которой чаще всего и начинается наш самостоятельный путь в необъятную вселенную Литературы.
7. Дополнение. «Несусветный багаж» Ллойда Осборна и Роберта Луиса Стивенсона
А теперь, как и обещал в начале статьи, коротко расскажу о небольшом соавторском романе нашего героя и его пасынка, впервые переведенном на русский язык Владимиром Свиньиным и вышедшем в его же издательстве в 2004 году.
Лет за семьдесят до начала тех событий, о которых рассказывает история, в оригинале называющаяся "The Wrong box" (можно бы сказать - "Чертова посылочка", можно - "Проклятый ящик", можно - "В затруднении", но вполне можно и так, как перевел В. Свиньин - "Несусветный багаж"), компания молодых английских джентльменов затеяла беспроигрышное дело, скинувшись по небольшой сумме и положив деньги в банк под приличный процент с условием, что весь куш получит тот из них, кто переживет всех. Оно, конечно, прав классик: не то беда, что человек смертен, беда, что смертен внезапно. А вдруг да приберутся все участнички годкам так к сорока? Тогда последнему будет на что пожить!.. Но англичане есть англичане - во-первых, живут, как правило, немало (за исключением больных и талантливых, как один из соавторов этой книжки), во-вторых, превыше всего заботясь о собственной репутации, непременно желают обеспечить потомков... А что если они, потомки, окажутся негодяями?
Оставим, однако, риторические вопросы и перейдем к делу. Откровенных негодяев в повести Роберта Луиса Стивенсона и Ллойда Осборна нет, но и альтруистов, пожалуй что, тоже. Короче говоря, не Диккенс эту книжку сочинил, хотя «Записки Пиквикского клуба» при чтении «Багажа» вспоминаются. Другой припоминающийся классик - Голсуорси. Хотя бы потому, что один из персонажей повести носит имя Форсайт. А еще потому, что хорошо известно: молодой литератор Джон Голсуорси очень почитал именитого писателя Роберта Луиса Стивенсона и даже отправился из Англии на Самоа, чтобы встретиться со своим кумиром, но по пути потратился - и не доехал. Или не доплыл. Интересно вот (ну никак без риторических вопросов!..), фамилию героям своей «Саги» Голсуорси дал намеренно - в память о единственной неромантической вещи своего кумира, или, так сказать, вполне коллективно бессознательно?
Третий приходящий на ум классик - Джером. В связи с ним возникает еще один, уже, пожалуй, не риторический вопрос - кто кому подражал: Ллойд-Стивенсон Джерому или наоборот? К сожалению, я не смог найти - ни в имеющихся у меня книжках, ни в Сети - даты выхода в свет оригинального издания «The Wrong box». (Почему - отдельный вопрос, и мы к нему еще вернемся.) Джеромовы же «Трое в лодке» увидели свет в самом начале 90-х позапрошлого века. Скорее всего, книжки Ллойда-Стивенсона и Джерома Джерома вышли почти одновременно, с разницей, может быть, года в два-три. И, действительно, они, книжки, друг с другом схожи - не только стилистически (насколько это можно понять по переводу), но и органически. В.Ф. Свиньин совершенно прав, говоря в предисловии к «Несусветному багажу»: это не приключенческая, а именно «злоключенческая» повесть. Как, в немалой степени, и «Трое в лодке», и диккенсов «Пиквикский клуб».
Впрочем, сюжетопорождающий мотив «Багажа» отсылает современную читательскую память не столько, пожалуй, к литературе, сколько к кинематографу, к многочисленным приключениям трупов... Ах да, я же забыл рассказать фабулу!..
Тысяча извинений, читатель! Так вот, по прошествии семи десятков лет (или около того) все эти крепкие ребята, затеявшие беспроигрышное дело, отправились в мир иной, так и не сумев воспользоваться денежками за счет сотоварищей. Все, кроме пары несгибаемых джентльменов, оказавшихся ко всему братьями. У джентльменов, естественно, есть наследники - дети и племянники, люди еще молодые, бодрые, желающие воспользоваться тем, чем, по их мнению, отцы-дядюшки, слегка замаразмировавшие, пользоваться уже не должны. Как было сказано в одном старом советском фильме: «Вам время тлеть, нам – цвесть».
Ну и вот, к моменту начала злоключений корыстной молодежи, старички, кстати сказать, не шибко ладящие друг с другом, содержатся наследниками в черном теле, можно сказать, в домашней тюрьме. Одному из «узников», перевозимых племянниками из города на дачу, удается сбежать - поезд, на котором они едут, терпит крушение. Покуда дядюшка находится в бегах, безутешные молодые люди отыскивают среди жертв крушения безголовое тело, одетое точь-в-точь так, как был одет их родственник, и затевают кажущуюся им беспроигрышной аферу.
Далее, вплоть до обязательного хэппи-энда, следует хорошо знакомый именно по «черным» кинокомедиям головоломный сюжет, от подробного пересказа которого рецензенту правила игры предписывает всячески уклоняться.
Итак, что мы имеем с этой первой на русском языке публикацией повести Стивенсона? Прежде всего, качественное чтиво - не более, но и не менее. До уровня «Острова сокровищ», «Владетеля Баллантрэ» «Похищенного», «Катрионы», даже «Черной стрелы», не говоря уж о «Джекиле и Хайде», «Несусветный багаж» никоим образом не дотягивает. Как не дотягивает, с другой стороны, и до уровня «Троих в лодке», тем более – «Пиквикского клуба». Речь - о литературном уровне. Если же иметь в виду сравнение не с литературой, а с нынешней беллетристикой типа бесчисленных дамочек-детективщиц и прочих черных юмористок, а заодно и с голливудскими поделками на тему, - разумеется, издательство «Свиньин и сыновья» подарило нам любопытный «роман на ночь».
Что же касается стивенсоновского юмора, то и здесь картина аналогичная. Это в целом ироничная, порой остроумная, но никак не сатирическая вещь. Образцом авторам «Багажа» служил, несомненно, «Пиквикский клуб», однако таких ярких, запоминающихся образов, какие в изобилии порождались Диккенсом, им создать не удалось. Равно не удалось им создать и столь же остроумной комедии положений, как та, что вышла из-под пера Джерома. О сатирической же пикареске речь и заводить не стоит.
Отсюда следует и ответ на всевозможные возникающие вопросы, один из которых был задан выше. А именно: почему я не сумел быстро найти дату первой публикации книжки на языке оригинала, или почему повесть любимого и на Западе, и у нас классика до сих пор не переводилась на русский язык.
Дело в том, что не считают англичане «The Wrong box» классикой, хоть и экранизировали ее на паях с Голливудом (фильм, как уже догадался читатель, тоже, мягко говоря, классикой не стал, несмотря на то, что одну из главных ролей в нем сыграл Майкл Кейн). Больше того, мало кто считает автором книжки Стивенсона. Ну да, хороший он был человек, любил свою семью, особенно пасынка Ллойда Осборна, написал для него «Остров сокровищ», верил, закрывая глаза на истинное положение вещей, в его литературные способности, помог войти в литературу (даже рассорившись из-за того с влиятельными приятелями-писателями), подписал вот своим именем и эту «Чертову коробку»...
Не верите мне? Тогда, быть может, поверите Ричарду Олдингтону:
«Было бы неплохо, - пишет он в биографии классика, - если бы они (стихи, которые в те же 80-е годы особенно активно писал Стивенсон. - В.Р.) удержали его от соавторства с Ллойдом в работе над комической фантазией под названием «Проклятый ящик» (или «В затруднении»). То, что Стивенсон, движимый любовью к пасынку, рискнул своим именем и репутацией, чтобы облегчить ему первые шаги на литературной стезе, делает честь доброму сердцу писателя. Сам он считал «Проклятый ящик» «очень глупым, очень веселым, очень нелепым и временами... очень смешным...». Увы, он скорее грубый, чем веселый, скорее непристойный, чем смешной. Поклонники Стивенсона - проллойдовской ориентации - скрывают тот факт, что Макклюр, к неудовольствию Стивенсона, советовал ему не ставить под фарсом своего имени, а издательство Скрибнера отказалось его купить... Стивенсон не может быть в ответе за «Проклятый ящик». Это была юношеская эскапада Ллойда, а Стивенсон хотел ему помочь и поднять рыночную цену, одолжив ей свой стиль и свое имя» (Р. Олдингтон. Стивенсон: Портрет бунтаря. М.: Молодая гвардия, 1973. С. 205 - 206).
А коль скоро англичане, по крайней мере, единодушно, эту вещь не считают ни классикой, ни собственно стивенсоновской, хотя писательская или, во всяком случае, редакторская рука мэтра в тексте, без всяких сомнений, наличествует, - коли так, вот вам и ответ: надо было дожить нам до нынешнего литературного безвременья для того, чтобы и такой, слегка побитый багаж классика оказался востребован.
Все вышесказанное, однако, приемлемо лишь в том случае, если рецензент и читатель одинаково предъявляют к беллетристике гамбургский счет. Да, «Несусветный багаж» - не шедевр. Но достаточно добротное чтиво, особенно в тех пассажах, которые с мягким добродушным юмором обрисовывают типичные поздневикторианские физиономии. За шедеврами же надобно обращаться либо к другим писателям, либо перечитывать самого Стивенсона, без соавторов.
Что же касается самой книжки, книжки как таковой, ее появление, полагаю, надо приветствовать. Издана она, как и вообще все книги, выходящие у «Свиньина и сыновей», просто, строго и опрятно. Подготовлена повесть аккуратно, переведена ответственно и - не могу судить, насколько адекватно - во всяком случае, любовно. На мой взгляд, ей не хватает только одного - справочного аппарата, необходимых примечаний, которые вполне мог бы (и должен был) сделать сам переводчик (он же - автор предисловия и издатель). И тогда рецензенту не пришлось бы перетряхивать безмерный «невод с травою морской» в безуспешных поисках даты рождения книжки, а не слишком подкованному читателю - разгадывать по тексту игровые авторские загадки, такие, например, как на стр. 196, - о тайне авторства романа «Уэверли».
- А при чем тут Вальтер Скотт? - спросит читатель почтенного возраста?
Если вы думаете, что молодой читатель спросит в ответ: «А кто такой Вальтер Скотт?» - то, пожалуй, ошибетесь. Молодой читатель, скорее всего, спросит:
- А что такое «Уэверли»?
© Виктор Распопин
Иллюстративный материал из общедоступных сетевых ресурсов,
не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.