У мамы большой круг общения, это в основном давние заказчики и партнеры, отношения уже приятельские. И приходят они, конечно, не только по делу, а еще и языки почесать. Однажды вот одна дама маме рассказывает продолжение какой-то интересной истории и вдруг говорит: «С тобой так удобно сплетничать - ты либо сразу все забудешь, либо перепутаешь так, что концов потом не найдешь.»
Сегодня с мужем гуляли, болтали, и он мне говорит: «Тебя надо в плен к врагу засылать, если что случись. Станут допрашивать - ты половину забудешь, а остальное так перевернешь, что они сами себя победят без нашего участия. А потом будут нас слезно просить забрать тебя назад.» Как никогда я почувствовала себя дочерью своей матери.
Я правда какая-то слишком нелюбопытная к чужой жизни, сроду не спрошу, если мне сами не расскажут. Мне как-то неудобно. Даже про свое детское хулиганство знаю от двоюродной сестры, с которой мы все достойные внимания выходки исполняли дуэтом. Она, в отличие от меня, живо интересуется всеми, ходит после концертов и спектаклей к черному входу (даже однажды была лично обругана Аллой Борисовной после искреннего признания, что ее песни в детстве в скакалку пела), смотрит интервью и все это помнит. Я немножко завидую, но у меня так не получается. Иногда пытаюсь исправиться, что-то про бабушек и дедушек узнать, что в детстве как-то не случилось. Спрашиваю тут недавно: - Мам, а как прапрадедушку звали, отца прабабушки, Анны Федоровны?
- Отец Федор.
- Спасибо, мам! Действительно… А отчество-то у него было?
- Да было, конечно, только кто ж его знает… Он же священником был, отец Федор и отец Федор.
А прапрадед с другой стороны, дедушкин дед Кузьма, наоборот, умудрился так рассориться с батюшкой, что тот взял и сына ему Сосипатром окрестил. Бог весть, из каких побуждений, однако имя это в переводе с греческого означает «спаситель отца».
Из четверых Сосипатровичей двое старших пропали без вести в 1941-ом, еще один брат был тяжело ранен. Младшим был мой дедушка Иван. В 16 лет пошел в школу снайперов, призван в 1944 году, после войны работал на заводе. Это в него мы с мамой такие. Сын отца Федора, Никита Федорович, всю войну прошел шофером. А дочь его, Анна Федоровна, баба Нюра, с тремя дочерьми была эвакуирована с Дона на Урал, ковать Победу в тылу. Вырастила шестерых внуков, и правнуков успела понянчить. Мало ее помню, маленькая была, а она уже совсем старушка. Звала нас всех, внуков и правнуков, не по именам, а просто - «родные», с ударением на первый слог. Всегда ходила с покрытой головой, носила юбку с передником, по-казацки, и в бездонных карманах этой юбки всегда для нас были карамельки и яблоки. У нее был настоящий, как из сказки, сундук с окованными уголками, предмет нашего девичьего восхищения, и темная икона, с которой я запомнила только глаза. Она молилась шепотом, а мы позади стояли, слушали и пытались разобрать слова. Я малышка была, лет пять. И память у меня дырявая, муж подтвердит, но это помню как сейчас.
И песню эту помню, бабушка с сестрами пели на три голоса. Только, кажется, слова немного другие были.