Сейчас это северные провинции Пакистана – предмет территориального спора с Индией. А когда-то здесь проходила южная граница распространения политического влияния Российской империи. Высокогорное княжество Хунза в борьбе с британским давлением считало своим покровителем русского царя, подданство которому некоторое время признавало.
Текст и фото: Денис Хрусталёв
Город Каримабад в пакистанской провинции Гилгит-Балтистан до 1983 года назывался «Балтит». А затем был переименован в честь респектабельного, ныне здравствующего политика – шаха Карима аль-Хусейни, Ага-хана IV, 49-го имама шиитов-низаритов. Он родился в 1936 году и ведет свое происхождение от пророка Мухаммеда.
Каримабад – крупнейшее поселение этих мест. Здесь прежде была столица княжества Хунза. Правители, которые носили титул «мир», жили в замке Балтит. Он и сейчас возвышается над долиной, окруженной заснеженными вершинами Каракорума с главенствующей по соседству Ракапоши (7788 м). Средняя высота здесь около 2700 метров над уровнем моря. Дышится хорошо. С гор стекает специфическая – с масляным серебристым отливом – ледниковая вода, насыщенная минералами. Она не только вкусна, но, как считается, способствует долголетию. Этот благодатный край столетиями был обособлен от остального мира. На севере – полупустынный Синьцзян, формирующий границу с Китаем. На юге – гималайские предгорья и верховья бурного Инда, к которому стекает главная местная артерия – река Хунза.
Последний мир независимого Хунзы, Мухаммад Джамал Хан, умер в 1976 году, а его сын, наследный правитель – мир Газанфар Али Хан, родившийся в 1945 году, жив. Более того, в 2015–2018 годах он был губернатором Гилгит-Балтистана. На этом посту его сменил сын – Раджа Джалал Хуссейн Макпун, родившийся в 1961 году. Свой замок Балтит мир Газанфар Али Хан в 1989 году подарил специальному фонду, который занялся его реставрацией. Теперь здесь музей. Его открыли для посетителей в 1996-м.
У подножия замковой скалы проходит единственная магистраль этих мест – Каракорумское шоссе. Оно ведет в Китай и заканчивается на высоте 4500 метров – в самом высокогорном пограничном пропускном пункте. Дорога идет по ущелью, по которому раньше шли тропы Великого шелкового пути, тянулись караваны из Индии и обратно. Здесь встречались бухарские ковры и цейлонский чай.
Замок Балтит запирал это ущелье. На его крыше сохранился деревянный балдахин с тронным местом мира, с которого открывается феерический вид на окружающий мир, вечные горы и вселенную. Отсюда правитель оглядывал свои владения летом. Зимой он предпочитал соседнюю веранду с камином, где также был удобный топчан. Стену веранды украшают ружья. Музейная табличка поясняет, что это «русские ружья» (Ursee). Они длиннющие, с фитильным замком XVII–XVIII веков, рассчитаны на среднюю дистанцию и под большую пулю. Громбчевский определил их калибр: «около пяти линий» – 12,7 миллиметра. Их доставляли через Китай (Синьцзян) или Афганистан (Бадахшан), а некоторые просто отбирали у противников и путников. Каждое имело свое имя. Экскурсовод рассказал, что махараджа Кашмира регулярно нападал на Хунзу – в 1842, 1848, 1865, 1866 и 1882 годах. Всегда был отбит. В том числе с помощью этих ружей. В последний раз их использовали против британского экспедиционного корпуса полковника Элжернона Дюранда в декабре 1891 года. Тогда Хунза было завоевано. «Русские ружья» не помогли. Люди начали покупать более современные английские винтовки – правда, уже только для охоты. А старые ружья хранились в семьях как реликвии и позже были переданы в музей. Теперь они экспонаты, напоминание о России – нереализованной возможности, альтернативы иному колониализму, неведомой, а потому манящей.
Следующая комната – спальня супруги мира, уютный будуар с креслами и фотографиями. В углу – ряд портретов представителей иностранных держав. Под первым подпись: «Полковник Бронислав Громбчевский, русский посол, посетил Хунзу в 1888 г.». Второй – поменьше, помечен табличкой: «Капитан Фрэнсис Янгхазбенд, британский посол, посетил Хунзу в 1889 г.». Далее – все остальные, включая коронованных особ. Экскурсовод – важный покладистый пакистанец в традиционном шальвар-камизе – гордо подчеркивает, что его прапрадед (или около того) присутствовал на приеме, когда мир Хунзы впервые встречал посла европейской державы – самого Громбчевского! Мир тогда попросил императора Александра III принять Хунзу в русское подданство. Но ему, кажется, даже не ответили.
БОЛЬШАЯ ИГРА
От Каримабада до ближайшей бывшей советской погранзаставы в Таджикистане (например, легендарной ПЗ «Речная») по прямой около 120 километров, но дорог как не было, так и нет: ситуация не слишком изменилась за прошедшие полтора столетия. Помимо Каракорумского шоссе только узкие тропы, по которым может пройти лошадь или проехать специально подготовленный джип. Если случается обвал, то все ждут – объездов не существует...
В 1885 году в Яркенде (Кашгар) Бронислав Людвигович Громбчевский, уже зарекомендовавший себя как знаток Средней Азии и местных языков, столкнулся с послом Канджута – так тогда называли Хунзу. Тот рассказал ему печальную историю княжества, которое формально было зависимым от Китая и платило соседу символическую дань. И одновременно подвергалось постоянному давлению Кашмира, который к этому подталкивали англичане, опасавшиеся свободолюбивых горцев. Русский офицер загорелся желанием разведать те места. Он сделал все официально. Обратился в МИД, заручился согласием Русского географического общества (РГО), даже выбил на экспедицию какие-то деньги. Но по большому счету оплатил ее сам.
Позднее Громбчевский вспоминал, что чиновник в МИДе, курировавший среднеазиатское направление, путался в словах «Кашгар» и «Кашмир»: «Это же где-то в одном месте?» – переспрашивал он. Неудивительно: приоритетными для русских дипломатов тогда были европейские дела. И ссориться с Англией за пустынные долины в далеких нагорьях никто не рвался. Каждый раз это была инициатива энергичных молодых офицеров, которым потом еще и доставалось за несанкционированное расширение границ империи. Так, когда в 1850 году капитан Геннадий Иванович Невельской поднял российский флаг в устье Амура, его отдали под суд и даже хотели вернуть земли Китаю. За взятие Ташкента в 1865-м генерал Михаил Григорьевич Черняев был уволен со службы – совершил завоевание без разрешения. За бой на Кушке в 1885 году, когда русские закрепились в двухдневном переходе от Герата, генерал Александр Виссарионович Комаров тоже попал в опалу и был отозван в Петербург. Примеры можно множить. Громбчевский о них знал. Впрочем, в данном случае все было сложнее.
Позже в своих воспоминаниях уже генерал Громбчевский выдавал события за случайные и непреднамеренные, а идею экспедиции в Канджут приписывал исключительно себе.
Однако на самом деле еще мир Газан-Хан, правивший в 1863–1886 годах, пытался заручиться союзом с Россией. Сменивший его в 1886 году мир Сафдер-Али-Хан также почти сразу обратился к русскому поверенному в Кашгаре Николаю Федоровичу Петровскому с просьбой о принятии в русское подданство. Петровский доложил об этом в Санкт-Петербург, а в мае 1888-го, когда его в Кашгаре посетил один из братьев Сафдера, Магомед-Назим, сообщил тому, что скоро в Балтит будет направлен русский посол.
Штабс-капитан Громбчевский не был тогда самостоятельной фигурой, хотя в тех местах, конечно, от таких штабс-капитанов все и зависело. Англичан там представлял деятельный драгунский лейтенант Фрэнсис Янгхазбенд, получивший звание капитана в 1889 году. Он тоже колесил по Памиру и Тибету, прикрываясь топографическими и этнографическими исследованиями, параллельно выискивая новые владения для британской короны.
Традиционно власть над Памиром делили между собой Бухара и Коканд. В 1873 году российский протекторат признало Бухарское ханство, а в 1875-м было завоевано Кокандское. Уже в 1876 году оно было упразднено и включено в состав России в качестве Ферганской области – подразделения Туркестанского генерал-губернаторства. В этом смысле юридически Памир стал русским. Но только формально. Никто не знал ни границ этой области, ни его населения. Известно было, что там горы, а за ними – Индия.
В 1884 году русские захватили Мерв, а в 1885-м нависла угроза над Гератом. Прояснив пути через Памир и Гиндукуш, можно было выйти в Кашмир и Пенджаб. Англичане почувствовали угрозу своей монополии.
В 1884 году в Шимле – летней ставке британской колониальной администрации Индии – для внутреннего пользования была опубликована книга генерал-квартирмейстера Чарльза Макгрегора «Защита Индии. Стратегическое обследование» (The Defence of India. A Strategical Study). В предисловии к этому секретному трактату он писал: «Можно с уверенностью утверждать, что ряды тех, кто считает, что Индии не угрожает опасность со стороны русских завоеваний в Азии, сильно поредели вследствие недавнего ничем не мотивированного и коварного наступления этой державы на Мерв, и поэтому любые предостережения уже излишни. Как бы то ни было, я надеюсь, что то, что я скажу, наконец откроет глаза всем англичанам и убедит тех, кто еще колеблется, в том, что опасность теперь реальна».
Генерал готовился воевать, для чего прежде всего требовал продвинуть границы подконтрольных Англии областей на север – в Хунзу и на Памир.
Примечательно, что вскоре эта книга попала в Петербург, была переведена на русский и в 1891 году опубликована Генштабом для сотрудников под грифом «секретно». Это действительно напоминало игру, когда участники, изображая взаимную любезность и приверженность «международному праву», делят между собой чужие земли, стараясь прямо друг с другом не воевать.
ПОХОД
Громбчевский выехал из Петербурга в мае 1888 года. По пути он заехал в Крым, чтобы заручиться поддержкой великого князя Константина Николаевича, бессменно возглавлявшего РГО со времени основания общества в 1845 году. Далее штабс-капитан проследовал на поезде через Батуми к Баку и затем паромом в Узун-Ада (этот порт позднее был перенесен в Красноводск – ныне Туркменбаши. – Прим. авт.). В Средней Азии тогда была только одна железная дорога: от этой гавани на Каспийском море функционировало стабильное сообщение до Ашхабада и эпизодическое – до Самарканда.
Громбчевский заехал в Бухару к эмиру, чтобы соблюсти приличия. А потом сразу отправился в Маргилан – в то время столицу Ферганской области. Его отряд, состоящий из четырех казаков и двух местных вольнонаемных – сарта и таджика, – направился в сторону Алайского хребта 12 июля 1888 года. По пути они нанимали проводников, закупали коней и провизию. Чтобы преодолеть Памир и достичь Гиндукуша, им потребовался месяц.
В Канджут они вошли, преодолев в Каракоруме перевал Килик, расположенный на уровне около 4800 метров. Это та же высота, что и вершина Монблана – самая высокая точка в Альпах. Затем они спустились к верховьям рек Килик и Хунза. 14 августа к ним вышел первый канджутец.
Жители были предупреждены о возможном прибытии русского посла. Но Громбчевский попытался откреститься от этой роли. Он сразу написал миру письмо, в котором представился топографом. Однако ответа ждать не стал. Опасаясь, что его как обычного ученого попросту выдворят, он начал спуск в долину в направлении к Балтиту. Вскоре его нагнало ответное письмо мира. Ему были рады, но он здесь посол – иначе никак. Штабс-капитан позднее отчитывался, что настаивал на научных целях своей экспедиции, но ясно, что делал он это не слишком настойчиво. Его манили Канджут и слава первопроходца.
Дорога была трудной. Местами она становилась такой узкой, что «нога лошади с трудом умещается на тропинке», – записал в дневнике Громбчевский. Склоны порой имели уклон до 75 градусов. В одном месте дорога обвалилась: «подмыла гранитную скалу, которая на расстоянии около километра нависала над водой. Тропа частично шла по выступу в скале, частично же прерывалась, и тогда несколько метров нужно было преодолевать, прижавшись лицом к скале, нащупывая в отвесной стене трещины и выступы для ног и цепляясь пальцами за узкие расщелины. В течение нескольких минут человек буквально висел на кончиках пальцев над пропастью и ревущей внизу рекой. Когда-то здесь были выдолбленные в скале «балконы», но они были снесены обвалами и снежными лавинами, новых же канджутцы не сделали, поскольку умели цепляться за скалы, как обезьяны за ветки деревьев».
Члены экспедиции не смогли перебраться в этом месте самостоятельно. Для них заготовили веревки и перенесли с помощью подвесной конструкции. Вернуться обратно можно было только тем же путем. Было ощущение, что они оказались в мышеловке. Без разрешения мира их бы не выпустили. За жизнь пришлось торговаться. Тут могло помочь только положение посла великой державы.
БЕЛЫЙ ЦАРЬ
Канджут – бедная страна. Ресурсами не избалована. Важным отхожим промыслом местных горцев были грабежи и набеги на соседей. На Памире у них была плохая репутация. Весной 1888 года Сафдер-Али организовал налет на пост кашмирцев и перебил их. Ожидая возмездия от англичан, он обратился к китайцам за помощью, но те уклонились. Мир оказался в стесненном положении. Россия была его последней надеждой. Он упорно навязывал Громбчевскому роль посла, ссылаясь на сведения, полученные якобы от кашгарского консула Петровского. Объявил об этом людям в мечетях во время вечерней молитвы, а в сопредельные княжества отправил вестников. Сделал так, чтобы об этом узнали в соседнем Нагаре и Гилгите, откуда немедленно прислали послов наблюдать неслыханное. Там должны были узнать, что мир Хунзы (Канджута) теперь российский подданный и «белый царь» вступится за него перед англичанами.
1 сентября Громбчевский достиг Балтита и сразу был принят миром. Встреча была организована торжественно. Штабс-капитан тоже подлил масла в огонь и предстал перед правителем не случайным путешественником, а в парадном мундире с орденами и оружием. Эскортом служили его приодевшиеся казаки. Громбчевский преподнес подарки. И отыграл церемонию как посол. Об этом узнали все в тех горах, а вскоре и в Кашмире и в Лондоне. В дневнике Громбчевский записал: «Одевшись в сюртук, ордена, я при шашке и шарфе, в белых перчатках и фуражке, верхом отправился к месту, где должен был быть дурбар. Меня сопровождали казаки верхом… По обеим сторонам толпился народ и женщины. Наконец, мы въехали в широкую аллею, обсаженную тополями… При входе в аллею стояло несколько десятков солдат, с разнокалиберными ружьями и шашками в ножнах, поднятыми на плечо. По склону горы справа расставлены были разноцветные большие знамена: около каждого знамени стояло по несколько солдат. Противоположный конец аллеи запружен был народом».
Громбчевский спешился в 15 метрах от трона, на котором сидел мир. Сафдер-Али встал и подал руку, спросив о здоровье российского императора. Тут же начался салют, палили из ружей и единственной имевшейся тогда в Канджуте пушки. Сейчас это орудие размещено при входе в замок Балтит, а на табличке указано, что «оно изготовлено около 1869–1870 гг. во время правления Газан-Хана». То есть пушка местного производства. Впрочем, существует версия, что в 1885 году ее подарил полковник Уильям Локхарт, который выкупил право прохода через Хунзу с целью топографической съемки. Он тогда заплатил миру огромную сумму – около 30 тысяч рупий – и принес много подарков, но все равно не избежал грабежей. Громбчевскому говорили, что Газан-Хан был убит именно за то, что пропустил британцев через Гиндукуш. На самом деле убит он был по наговору собственного визиря Даду, а смертельный выстрел произвел его родной сын Сафдер-Али-Хан, который и занял потом трон. Отцеубийца без стеснения об этом рассказывал. Местные дипломаты разъясняли русским, что в Хунзе правители редко умирают естественной смертью.
С Громбчевским вел переговоры тот же визирь Даду. Однажды он даже подстроил сцену с послами из Гилгита – владений, где уже давно обосновались британские агенты. В дневнике штабс-капитан записал: «Вазир говорил постоянно, что вся надежда на Белого Царя, что врагов у них много, но что чувствуя за собой великого государя, они их не боятся, затем послал за гилгитцами, что-то долго и грозно говорил им, часто вспоминая Имя Государя, указывая на меня и казаков. Потом стрелял часто и на все стороны из подаренного мною ружья, и один бог ведает, как он не убил кого-нибудь».
Посланники говорили на местном наречии, большинство владело фарси. Громбчевский знал тюркский и немного фарси. Многочисленные языковые тонкости он не улавливал, но в отчете потом цитировал канджутцев вполне складно.
Старательно отводя от себя ответственность в принятии Канджута в русское подданство, Громбчевский предложил составить соответствующее прошение императору и направить его через российского консула в Кашгаре, который сможет официально передать его министру иностранных дел. На себя принял только обязательство доставить письмо военному министру «с просьбой о поддержке данного дела перед императором».
На том и порешили. Изрядно потрепанный, раздавший большинство ружей на подарки и уставший от вымогательств местных чиновников, Громбчевский спешно засобирался в обратный путь. 7 (19) сентября 1888 года в замке Балтит мир принял его в последний раз. Офицер записал в дневнике последние важные слова правителя. Сафдер-Али-Хан настаивал: «Я прошу Вас довести до сведения ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, что я преподношу Ему по наследству доставшийся мне народ и голые горы, а себя считаю первым рабом Его. Я знаю, что земля моя не нужна ему, что пользы Ему от нас нет, но имя БЕЛОГО ЦАРЯ перешагнуло поднебесные горы и громадные расстояния и достигло нас бедных горцев и ради Своего имени, пусть Великий Государь не отказывается от нас. Имя Его грозно, Его боятся все. У меня врагов много, но я спокоен, потому что плечами прислонился к скале, на которой стоит незыблемо БЕЛЫЙ ЦАРЬ. Англичане являлись к моему покойному отцу и присылали людей своих ко мне. Не место здесь говорить, чем они нас дарили, скажу только, что в последнем письме ко мне вице-король Индии обещает страну мою сделать арсеналом и казнохранилищем всей Индии. Мне противны англичане и я прогнал посланцев. Я знаю, они будут мстить мне за это, но я не боюсь их, ибо ухватился за конец полы плаща, которым прикрывается БЕЛЫЙ ЦАРЬ».
Затем мир приподнялся, обратив лицо к западу, и прошептал короткую молитву. Все присутствующие погладили бороды и произнесли: «Аллах акбар».
На прощание Сафдер напомнил: «Мы, канджутцы, народ храбрый, отстаивали независимость свою со времен Александра Македонского, и я первый государь, который решился преклонить колено перед другим Государем – Александром III Великим».
Англичан в Индии охватила паника. Сбывались самые худшие прогнозы. Русские перешли Гиндукуш и закрепляются в верховьях Инда! В Балтит срочно направился британский поверенный Янгхазбенд, которому повторили примерно то же: теперь здесь подданные России. Уговоры и угрозы не подействовали. Соглашение заключили только о мирном соседстве. Но недоверие сохранялось. Когда британский агент в Гилгите начал ремонт приграничного форта, из Канджута последовали угрозы. Их использовали как повод к войне. 1 декабря 1891 года на Балтит выступил возглавляемый полковником Дюрандом отряд, насчитывающий около тысячи солдат-индусов, сипаев, вооруженных современными винтовками. Также у них было два артиллерийских орудия. Интервентов сопровождал Янгхазбенд.
Все вооруженные силы Канджута насчитывали чуть более 600 человек. В бой пошли даже старики. Набрали около 2 тысяч бойцов. И первое сражение они даже выиграли. Сафдер отправил Петровскому радостную реляцию: «Сразился с англичанами. …шесть англичан и сто солдат убиты». Свои потери он оценил в 10 убитых и 15 раненых. Но, кажется, мир переоценивал успех. Британцы не остановились. В следующем бою, у замка Нилт в Нагаре, войска горцев были разбиты. Сафдер-Али отправил гонца к русскому консулу в Кашгар, вымаливая помощь: достаточно «100 человек с оружием под началом Громбчевского», – утверждал он.
Русские не помогли. Сафдер-Али вынужден был оставить Балтит и бежать к китайцам. Там он был арестован и провел остаток жизни в изгнании.
Нагар и Хунза были завоеваны. Мир Нагара сохранил свой трон, а в Хунзе утвердили нового – Сафдера-Али сменил его брат Магомед-Назим, признавший британский протекторат. От него ведут происхождение позднейшие миры Хунзы.
ИНЫЕ ПУТИ
Громбчевский доставил в Петербург все необходимые письма, но в столице хода им не дали. Сам он более Канджут не посещал, хотя получал письма от Сафдера-Али. Проведя еще одну экспедицию на Памир и в Тибет, он перешел на административные должности. В 1896 году его перевели на Дальний Восток, где он дослужился до генеральских эполет. В 1903–1906 годах Громбчевский был астраханским губернатором. Потом работал на КВЖД. В 1919–1920 годах, кажется, выступал связным между Деникиным и Колчаком. Позднее вернулся к родным в Варшаву.
Русский патриот польского происхождения вынужден был зарабатывать публикацией мемуаров и консультациями в метеорологической службе Польской Республики. Умер он в 1926-м – на 72-м году жизни. В те времена о его попытке захватить Канджут вспоминали только англичане, для которых это был опасный, но обезвреженный соперник.
В феврале 1926-го Янгхазбенд, ставший к тому времени президентом Королевского географического общества, посвятил доклад об одной из каракорумских долин «своему сопернику и другу – капитану Громбчевскому», «выдающемуся поляку», который «поднялся до высокого положения в российском обществе, но во время революции был брошен в тюрьму, и у него отняли все имущество»: «Все это его полностью сломало. И я постарался уверить его в том восхищении, с которым британцы к нему относятся».
Они случайно встретились на Памире в 1889 году, а позже еще раз. И не виделись более тридцати лет. Потом каждому было приятно вспоминать те времена, когда они боролись за Памир, за свои великие державы. Впрочем, тогда Громбчевский причислял себя к русским.
Исследователи теперь нередко отмечают, что рейд Громбчевского в Канджут (Хунза) фактически спровоцировал британскую интервенцию. Дескать, в противном случае княжество могло сохранить независимость и некий буферный статус. Сложно гадать, что было бы. Логика колониализма предполагала идти до предела. Британцы поступали так же.
Но в музеях Балтистана туристам из других регионов Пакистана любят напоминать, что у гималайских горцев мог быть другой – русский путь, утраченная возможность иного – хорошего или плохого, – уже не узнать.