Личность Владимира Митрофановича Пуришкевича - молдавского помещика, депутата Государственной Думы, основателя монархического Русского Народного Союза имени Михаила Архангела, стоит особняком среди прочих руководителей монархического движения. Это объясняется крайне противоречивостью и своеобразностью его натуры. В начале ΧΧ – го века В. М. Пуришкевич был очень известной личностью в России. По степени популярности с ним могли соперничать разве только Керенский или Шульгин. Но до начала XXI века не было ни одного серьезного исследования, посвященного жизни и деятельности этого удивительного человека. Это легко объясняется – в советские времена на тему черносотенства было наложено табу. Если и упоминалось имя Пуришкевича, то с неизменными эпитетами: «погромщик», «мракобес» и даже «русский фашист».
В последние годы вышло несколько книг, в которых исследуется тема черносотенства, в том числе уделяется внимание жизни и деятельности В. М. Пуришкевича. Так, в издательстве «Царское дело» в 2006 году вышла книга «Воинство святого Георгия. Жизнеописания русских монархистов начала XX века» (составители Степанов А.Д., Иванов А.А.). В 2011 году увидела свет книга А. А. Иванова «Владимир Пуришкевич: Опыт биографии правого политика», а в 2012 году - исследование Д. И. Стогова «Черносотенцы: Жизнь и смерть за великую Россию».
⃰ ⃰ ⃰
Владимир Митрофанович Пуришкевич родился 12 августа 1870 года в Кишиневе, в семье крупного помещика. По отцу предками Пуришкевича были малороссы (украинцы), а по материнской линии – поляки.
Владимир Пуришкевич окончил с золотой медалью 1 - ю кишиневскую гимназию. С детства н проявлял интерес к античной истории, и это обстоятельство определило дальнейший шаг его жизни - он поступил на историко – филологический факультет Новороссийского университета в Одессе, которое успешно закончил в 1895 году. Ещё во время учебы в университете Владимир Митрофанович являлся членом Историко – филологического общества.
Затем началась государственная служба Владимира Митрофановича, на которой он проявил себя талантливым организатором. В 1897 – 1900 годах он занимал должность председателя Аккерманской уездной земской управы. Известно, что в голодном 1899 году он организовал сбор пожертвований для крестьян, общественные работы, бесплатные столовые и ясли для крестьянский детей.
В 1900 году Владимир Митрофанович переехал в Петербург. Там сначала он работал младшим ревизором в Хозяйственном департаменте министерства внутренних дел, затем – в страховом комитете того же министерства. Позже Пуришкевич служил помощником столоначальника, коллежским асессором. В 1904 году, в чине надворного советника, он стал сверхштатным чиновником по особым поручениям при министерстве, которое возглавлял тогда В. К. Плеве. С 1905 года в чине коллежского асессора служил в Главном управлении по делам печати, и был уволен со службы в 1907 году. Кроме того, в 1905 – 1911 годах Владимир Митрофанович состоял депутатом Госдумы от дворянства Аккерманского уезда и был так же гласным (депутатом) Аккерманского уездного и Бессарабского губернского земств.
Манифест от 17 октября 1905 года Пуришкевич воспринял с одобрением, в отличие от многих других монархистов. По его мнению, Дума могла преодолеть бюрократическое «средостение» между царем и народом. Он баллотировался в Думу и своей избирательной кампании проявил себя как «убежденный и самый страстный националист». В своей программе Пуришкевич выделял борьбу за народное образование, защиту русской промышленности, отстаивал аграрный характер России. Он ратовал за развитие сельского хозяйства, за борьбу с левой печатью, за поднятие благосостояния народа, требовал смертной казни для террористов – революционеров.
Будучи убежденным монархистом, Пуришкевич уже в 1901 году вступил в Русское Собрание, а с 1905 года по 1913 год был членом Совета этой организации. С мая 1906 года Пуришкевич являлся членом Союза Русского Народа. (СРН).
Осенью 1907 года Пуришкевич был исключён из СРН (формально за контакты с октябристами). В ноябре того же года Пуришкевич основал Русский Народный Союз имени Михаила Архангела (РНСМА). Пуришкевич приветствовал создание Ду мы и считал столыпинские реформы по уничтожению крестьянской общины благотворными.
24 ноября 1910 года Пуришкевич передал Императору Николаю II через дворцового коменданта Дедюлина записку с «верноподданническим предупреждением» о подготовке А. И. Гучковым военного заговора.
Пуришкевичу удалось создать из РНСМА довольно сильную и влиятельную организацию; её создание благословил св. прав. Иоанн Кронштадтский. Пуришкевич привлек к участию в Союзе целый ряд видных правых деятелей: членов Госдумы С. А. Володимерова, проф. А. С. Вязигина и Г. А. Шечкова, известных в монархических кругах И. И. Баранова, Г. В. Бутми, К. И. Дружинина и др.
Немало авторитета прибавило Пуришкевичу издание уникальной «Книги Русской Скорби», посвящённой памяти жертв революционного террора, издававшейся в России в 1908—1914 годах. Он был председателем Редакционной комиссии книги.
Близкие отношения установились у Пуришкевича с лидером московских монархистов прот. Иоанном Восторговым, который долгое время был членом Главной Палаты РНСМА и во время своих многочисленных пастырских поездок по Сибири и Д. Востоку открыл немало отделов Союза (за заслуги перед Союзом московский протоиерей был даже избран почетным председателем РНСМА).
В 1907 году Пуришкевич был избран депутатом ІІ - й (а затем ІІІ и ІV) Государственной Думы. Там он заслужил репутацию «профессионального скандалиста». Действительно, для такой характеристики имелись веские основания. Так, депутат ІV – й Думы профессор М. М. Новиков писал о Пуришкевиче:
- Популярность он приобрел главным образом всевозможными репликами с места и другими выходками, иногда остроумными, а подчас грубыми и неприличными.
Даже внешним своим видом Владимир Митрофанович эпатировал окружающих - наголо брил голову, но носил бороду и усы. Хорошо знавший Пуришкевича начальник одной из канцелярии Думы Я. В. Глинка писал о нем следующее:
- Он не задумывается с кафедры бросить стакан с водой в Милюкова. Необузданный в словах, за что нередко был исключаем из заседаний, он не подчинялся председателю и требовал вывода себя силой. Когда охрана Таврического дворца являлась, он садился на плечи охранников, скрестивши руки, и в этом кортеже выезжал из зала заседаний.
Пуришкевич, которым возмущалось культурное общество, был, без сомнения, выдающимся оратором. Он всегда владел вниманием слушателей, не смущаясь ехидными репликами и замечаниями. Но не все догадывались, что за маской скандалиста скрывается опытный и умный политик. Секретарь II Государственной думы кадет М. В. Челноков описывал в частном письме типичное заседание:
- На кафедре беснуется Пуришкевич. Он говорит очень недурно, бойко, нахально, острит, безобразничает и вызывает гомерический хохот аудитории. Вообще, Пуришкевич человек опасный, вовсе не такая ничтожная величина, как принято думать.
Пуришкевич словно поставил перед собой задачу спровоцировать коллег на резкие реплики и выступления, которые должны были убедить правительство в невозможности конструктивной работы с Думой.
Владимир Митрофанович открыто заявлял, что ненавидит революцию и её пособников из числа левых. Он указывал на стену и с гордостью говорил: «Правее меня только стена». Он гордился тем, что был первым депутатом, которого удалили из зала заседания за оскорбление председателя Думы.
На выходки Пуришкевич был неистощим. Однажды, в праздничный для революционеров день 1 мая он появился в Думе с красной гвоздикой, засунутой…в ширинку брюк, таким экстравагантным образом продемонстрировав свое презрение к революционному празднику.
Но, по словам исследователя А.А. Иванова, скандалы не были для Пуришкевича самоцелью, а скорее использовались как последний и самый радикальный способ воздействия на ситуацию. Кроме того, они были, как бы сказали сейчас, средством пиара, то есть способом получить широкую известность.
По свидетельству современников, Пуришкевич был отличным оратором. Он всегда владел вниманием слушателей, не смущаясь ехидными репликами и замечаниями. У слушателей его речи вызывали смешанные чувства – от негодования до восхищения. Марина Цветаева писала: «Моя любовь в политике – Пуришкевич. Ибо над его речами, воззваниями, возгласами, воплями я сразу и смеюсь и плачу».
В национальном вопросе Пуришкевич был сторонником признания русских господствующей нацией и указывал на опасность её размывания вследствие особых душевных качеств русского человека:
- …Благодаря известным особенностям славянской расы мы не в состоянии не только душить ту или иную нацию, но сплошь и рядом, благодаря нашей мягкотелости и податливости, мы не в состоянии ассимиляции с нею; факты налицо, вам достаточно указать, что русские, живущие бок о бок с якутами, сплошь и рядом объякучиваются.[1]
Главными врагами среди инородцев Пуришкевич считал евреев и свою неприязнь к ним не скрывал. Его сравнивали с Катоном Старшим, который каждое свое выступление в римском сенате заканчивал призывом разрушить Карфаген.
Пуришкевич так же яростно боролся против предоставления особых прав Финляндии, постоянно указывая на неравноправное положение русских в Финляндии. То же можно сказать и о его отношении к Польше, которая входила тогда в состав Российской Империи. Когда стараниями крайне правых из числа польских губерний была выделена Холмская губерния, Пуришкевич выкрикнул на весь Таврический дворец по латыни: «Finis Polonia!» - «конец Польше»!
Владимир Митрофанович часто выступал по аграрному вопросу. Он сам был крупным помещиком, и, естественно, защищал их права. Он доказывал, что конфискация дворянских поместий практически ничего не даст крестьянам, так как понизит культуру земледелия, уничтожит хлебный экспорт и лишит твердого заработка наемных сельскохозяйственных рабочих.
С началом Первой мировой войны Пуришкевич призвал своих соратников отказаться от политической борьбы и сосредоточится на военных проблемах. В сентябре 1914 года на санитарном поезде А. И. Гучкова он выехал на фронт. Чуть позже – в ноябре того же года - Владимир Митрофанович организовал свой санитарный поезд, на котором вместе с ним работали его жена, двое их сыновей - Всеволод и Вадим, а так же воспитанники младших курсов училища правоведения.
Сотрудники санитарного поезда не только оказывали помощь раненым и эвакуировали их в тыл, но и доставляли на передовую теплые вещи и пищу. Пуришкевич, кроме того, в вагонах своего поезда устраивал питательные пункты для военных, беженцев и местного населения. Кроме «питательных» вагонов, в поезде имелись аптечные вагоны, вагоны – бани и вагоны – читальни. Последние назывались «даровыми библиотеками» и финансировались из фонда Министерства внутренних дел. Понятно, что в «даровых библиотеках» преобладали книги патриотического характера. Сохранились данные, что товарищ министра Джунковский выделил в декабре 1915 года на эти цели сумму в 100 000 тысяч рублей.
Впрочем, Владимир Митрофанович часто читал лекции и на вырученные от чтения этих лекций деньги также приобретал книги для снабжения ими русских солдат и офицеров.
О работе санитарного поезда Пуришкевича восторженно отзывались журналисты. Корреспондент газеты «Бессарабия», побывавший на фронте, писал:
Слово Пуришкевич в русской армии сделалось нарицательным именем, и чтобы указать хорошую постановку какого – либо дела, обыкновенно говорят: «Как у Пуришкевича».
В санитарном поезде работало 89 человек и просуществовал он три года. Пуришкевича буквально заваливали письмами с просьбами принять в свой отряд; газеты, преимущественно консервативные, пели ему дифирамбы, солдаты и офицеры искренне благодарили. Пуришкевич талантливо и самозабвенно отдавался новой для него деятельности, проявив недюжинный талант организатора.
Отличную организацию работы поезда отметил Император Николай ІІ, который посетил его в 1916 году и, осмотрев, заявил: «Удивительная энергия и замечательный организатор».
Даже заклятые политические враги Пуришкевича, видя, с какой неиссякаемой энергией взялся за военно – санитарное дело, меняли к нему свое отношение. Так, известный эсер Н. Д. Авксентьев, сидевший в тюрьме вместе с Пуришкевичем в большевистских застенках, позже признавался:
- Мы были с ним политическими антиподами, и никогда ничто общее нас с ним не связывало и не могло связывать, но…он, - руководитель черной сотни – был психологически мне ближе, чем все те – даже радикальные политики, которые в борьбе с большевизмом…жертвуют интересами России.
Вот мнение о Пуришкевиче человека, которому не было смысла искажать действительность – посла Франции в России Мориса Палеолога:
Пуришкевич – человек идеи и действия. Он поборник Православия и Самодержавия. Он с силой и талантом поддерживает тезис: «Царь – самодержец, посланный Богом».
- Понятно, что такая характеристика резко отличается от тех, которыми награждали Владимира Митрофановича в либеральных (а позже в революционных) кругах.
Постепенно у Пуришкевича обнаружился дрейф в сторону думской оппозиции. Он фактически поддержал провокационное заявление Милюкова в Думе 1 ноября 1916 года - «Глупость или измена?», в котором тот обрушился на людей, окружавших Императрицу Александру Федоровну, с обвинениями в измене.
Фактически повторяя лживые тезисы Милюкова, Пуришкевич в тот же день обвинил в своей речи правительство в том, что оно «сверху донизу болело и болеет болезнью воли», обличал бессистемность в действиях правительства. Руководитель РНСМА намекнул на возможную измену верхов, так называемой «камарильи». Главный удар Пуришкевич нанес по Распутину, полагая, что все зло в России исходит от «темных сил», во главе которых стоит старец. Одновременно Пуришкевич обрушил свой гнев на Особый комитет по борьбе с немецким засильем и на его председателя А. С. Стишинского с обвинениями в полном бездействии.
Объективности ради стоит заметить, что для резких суждений основания у Пуришкевича были. Занимаясь санитарной деятельностью на фронте, он воочию убедился в многочисленных нарушениях и злоупотреблениях, в развале страны и преступной бездеятельности власти.
Впрочем, у Пуришкевича была еще одна причина для беспокойства - личного характера. Незадолго до его выступления в Думе немецкие войска оккупировали территорию Румынии и начали вторжение в Бессарабию, в результате чего Пуришкевич лишился своих богатых бессарабских имений.
К этому времени Пуришкевич уже растерял свое «верноподданство» - Император Николай ІІ по его убеждению, уже не соответствовал своему призванию. В 1917 году Пуришкевич открыто стал публично называть Царя «слабовольным». Пуришкевича возмущало то, что Царь, якобы, «подпал совершенно под влияние своей жены, отдав бразды правления над великой Россией и над своим народом Змею Горынычу, - роковой для России женщине, супруге своей Александре Федоровне».
Пуришкевича раздражало и то, что попытки раскрыть глаза Императору со стороны «вернейших и честнейших слуг» Царь воспринимал как бестактное вмешательство в личную жизнь.
Под словами «раскрыть глаза» Пуришкевич имел в виду продемонстрировать Императору «преступную», как он считал, роль Распутина при дворе. Когда это не удалось, Пуришкевич оказался втянутым в преступную авантюру – убийство Распутина 17 (30) декабря 1916 года. Авантюрист по натуре, Пуришкевич увлекся идеей избавления от Распутина, полагая, что именно в Распутине корень всех бед, обрушившихся на Россию. Пуришкевич оказался жертвой беспочвенных слухов о Распутине и «спасителем» России не стал, разве что вошел, как Герострат в историю.
Отношение Пуришкевича к Февральской революции 1917 года выглядит в разных источниках по – разному. По одной версии, он выступил против Временного правительства. Вёл работу по созданию подпольных вооруженных организаций монархического толка, в связи с чем солдаты Петроградского гарнизона на митинге 28 августа 1917 года потребовали немедленного ареста Пуришкевича.
По второй версии - после февраля 1917 годам взгляды Владимира Митрофановича сместились ещё более влево. В это время он делал реверансы в сторону новой власти и даже опубликовал открытое письмо русскому обществу под названием: «Вперед! Под двухцветным флагом», хотя продолжал считать себя монархистом.
Когда Керенский был назначен военным и морским министром, Пуришкевич отправил ему телеграмму, в которой просил поручить ему заведовать санитарной частью армии, но по собственному признанию, «не удостоился ответа». В Таврическом дворце ещё некоторое время заседали депутаты Думы; эти заседания назывались «частными». На некоторых заседаниях выступал Пуришкевич. Постоянно выступавший ранее против Думы, на одном из этих заседаний он назвал Думу «единственным очагом порядка».
Но основным своим убеждениям Пуришкевич не изменил. Он был одним из немногих, который создал подпольную монархическую организацию. По его словам, в организации состояло более двух тысяч офицеров и юнкеров в Петрограде и около 7 тысяч солдат и офицеров на фронте. Впрочем, по словам очевидцев, он считал восстановление монархии делом невыполнимым – слишком много было противников её в народе. Поэтому он считал необходимым мобилизовать все силы для наведения порядка в стране. Стремясь найти опору, Пуришкевич настаивал на необходимости союза с кадетами и даже с эсерами, в свое время – убийцами великих князей:
Как ни странно, но Пуришкевич считал, что большевистский переворот способствует восстановлению монархии. Члены его подпольной организации вспоминали:
- Он убеждал всех, что именно в настоящий момент, когда власть Советов ещё не окрепла, а власть Керенского и эсеров ещё не сдалась окончательно, необходимо выступить, чтобы захватить власть в свои руки и восстановить монархию. Для этого необходимо вмешаться в борьбу против большевиков, но при победе над ними не выпустить власть из своих рук в руки кого бы то ни было, и дать после этого отпор всем претендентам на власть, будь то Керенский или кто – либо другой.
Такая попытка вскоре последовала – заместитель Пуришкевича по организации ротмистр Н. Н. Боде захватил с юнкерами (при помощи правых эсеров) Михайловский манеж, но выступление провалилось.
После этого Пуришкевич сделал ставку на атамана А. М. Каледина: «Необходимо большевистской сволочи ударить в тыл и уничтожать их беспощадно: вешать и расстреливать публично и в пример другим.
Подпольная организация Пуришкевича приобрела автомобиль, пулемет и яд, с помощью которого члены организации хотели отравить красноармейцев. Но навыков конспирации у членов организации не было никакой, к тому же присутствовала присущая монархистам неразбериха и недисциплинированность. В результате организация была разгромлена ВЧК, а Пуришкевич был арестован и помещен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.
В конце декабря 1917 – начале января 1918 года состоялся суд над Пуришкевичем. Большевистская пропаганда тогда утверждала, что тюрьмы – пережиток старого строя, что в социалистическом государстве не будет ни преступников, ни тюрем. Суд над Пуришкевичем был обставлен соблюдением всех правовых гарантий. Его защищали знаменитые адвокаты Н. С. Таганцев и О. О. Грузенберг.
На суде Владимир Митрофанович не отказался от своих монархических убеждений, хотя и заявил, что не видит достойных кандидатов на российский престол.
Большевики еще играли в демократию, поэтому приговор суда 3 января 1918 года был удивительно мягким – четыре года принудительных работ, причем после года заключения срок превращался в условный.
Выйдя на свободу, Пуришкевич объявил, что никогда не простит большевикам Брестского мира. Некоторое время он прожил в Киеве, а после падения гетмана Скоропадского перебрался на территорию, подконтрольную Белой армии.
Там Пуришкевич не уставал говорить о необходимости борьбы с большевиками, причем самой бескомпромиссной. Он сделал очень правильный вывод, что сила большевиков заключается в их твердости и неуклонном продвижении к цели и победить их можно, противопоставив им еще более твердую волю. Он говорил: «Большевистская власть в России, если мы желаем спасения России, должна быть заменена властью беспощадного русского диктатора».
До сих пор неизвестно, узнал ли Владимир Митрофанович об ужасной трагедии – в кавалерийской атаке на красноармейские позиции в Сибири под селом Средний Егорлык 17 февраля 1920 года погиб его сын Вадим. Второй его сын Всеволод благополучно эмигрировал и скончался в Брюсселе в 1953 году.
Сам Владимир Митрофанович заболел сыпным тифом и скончался в феврале 1920 года в Новороссийске. Точная дата его смерти неизвестна.
Теперь мы знаем, что, несмотря на тонны грязи, клеветы и измышлений, вылитых за десятилетия на Владимира Митрофановича Пуришкевича, он был настоящим русским патриотом, беззаветно служившим своей любимой Родине – России.
[1] Речи членов Государственной Думы Маркова и Пуришкевича по запросу о Финляндии 12 и 13 мая 1908 г. Спб., 1908.