- Ты, Максим Емельяныч, сейчас такой груз повезёшь... Особой важности! - хитро прищурившись, объявил старенький начальник склада.
Он выглядел каким-то чрезмерно довольным. "Будто кот, наевшийся сметаны", - немного удивился про себя старшина Твердохлеб. Впрочем, удивление получилось вялым: Максим Емельянович не спал уже третьи сутки, мотаясь за рулём полуторки туда-сюда по льду Ладоги. Он только-только привёз очередной груз из Ленинграда в Кобону, наскоро пообедал и собирался хоть немного вздремнуть где-нибудь в уголке. Но надежды не оправдались - пришла команда на срочную погрузку.
- Снаряды? - Твердохлеб пожал плечами. Чего он только не возил в Ленинград и из Ленинграда! Ничем не удивишь.
- Неее, - в глазах пожилого офицера заплясали искорки. - Мандарины! Подарок ленинградским детишкам с "большой земли". Из Грузии передали. Новый год же завтра! Будешь Дедом Морозом.
Твердохлеба будто током прошибло. Это ж надо! Точно ведь, 31 декабря завтра. Заканчивается злосчастный 1941-й. А он и думать забыл про Новый год. С этой проклятой войной...
Пока шла погрузка, Максим Емельянович тоскливо размышлял. Нахлынули детские воспоминания про новогодние гуляния в родной деревне. Как же это было сытно и весело! Какие пироги пекла мама - и с рыбой, и с грибами, и с яблоками! А в Ленинграде бедные дети сейчас куску хлеба радуются так, будто это самая вкусная на свете конфета.
Когда закончили грузиться, Твердохлеб заглянул в кузов машины и увидел, что у одного из ящиков щель между досками была побольше, чем у других - в пару пальцев. Через эту щель виднелись мандарины. Каждый фрукт был бережно завёрнут в бумагу. А с одного мандарина обёртка сползла, и он ослепительно светился в зимнем полумраке, как маленькое рыжее солнышко. Настоящее новогоднее чудо.
Максим Емельянович поклялся себе, что доставит мандарины ленинградским детям, чего бы это ему ни стоило.
Половину пути по Ладоге Твердохлеб проехал без происшествий. Казалось, гитлеровцы тоже вспомнили, что на носу праздник, и притихли. Старшина даже усмехнулся этой мысли - надо же, фашисты, а туда же...
Но в этот момент застрочили пулемёты.
"Да чтоб вас!" - Максим Емельянович надавил на газ.
Грузовик преследовали два немецких самолёта. Твердохлеб изо всех сил маневрировал, набирая и сбрасывая скорость, увиливая от пулемётных очередей. Но гитлеровские пилоты будто забавлялись, настойчиво заходя на новые и новые круги и расстреливая одинокую машину.
В таких ситуациях водители обычно старались выбраться из кабины и схорониться в ближайшем сугробе - Бог с ней, с железкой, а за грузом кто-нибудь попозже приедет. Но Твердохлеб упорно рулил. Нежные южные фрукты нельзя было морозить - станут мягкими и начнут горчить. Неужто он позволит накормить детей таким?
Старшина не остановился ни тогда, когда пулемёт разнёс вдребезги лобовое стекло, ни когда пулей отбило кусок баранки. Он чувствовал, как тридцатиградусный мороз обдирает лицо, не даёт вдохнуть, выдавливает из глаз слезы и тут же превращает их в лёд, но продолжал ехать.
Когда грузовик наконец вылетел со льда Ладоги и укрылся под заснеженными елями, к нему тут же подбежали бойцы 20-й дивизии НКВД, которая защищала Дорогу жизни со стороны Осиновца. Машина была вся изрешечена пулями. Максим Емельянович с трудом выбрался из кабины, стараясь не показывать, что ранен - сейчас это было не главное. Главное - успеть доставить детям мандарины. Твердохлеб немного перевёл дыхание и поехал дальше. Дед Мороз он или кто, в конце концов.
Ленинградские малыши потом только диву давались, откуда в сочных солнечных фруктах такие странные дырочки.