Сам Аристотель по праву считается основателем психологии. Психология зародилась в недрах философии, и первые представления о ее предмете связывались с понятием «душа». «Если бы глаз был живым существом, — пишет Аристотель, — то душой его было бы зрение». Итак, душа есть сущность живого тела, «осуществление» его бытия, так же как зрение — сущность и «осуществление» глаза как органа зрения.
И только с именем французского философа связан окончательный поворот психологии от учений о душе к эмпирическому изучению явлений сознания. Мы переходим к новому крупному этапу развития психологии. Начало его относится к последней четверти XIX в., когда оформилась научная психология. У истоков этой новой психологии стоит французский философ Рене Декарт (1596–1650).
Декарт окончил иезуитскую школу, где проявил блестящие способности. Особенно он увлекался математикой. Она привлекала его тем, что покоится на ясных основаниях и строга в своих выводах. Он решил, что математический способ мышления должен быть положен в основу любой науки. В одном из своих произведений Р. Декарт рассуждает о том, как лучше всего добраться до истины. Он считает, что человек с детства впитывает в себя очень многие заблуждения, принимая на веру различные утверждения и идеи. Так что если хотеть найти истину, то для начала надо все подвергнуть сомнению. Тогда человек легко может усомниться в показаниях своих органов чувств, в правильности логических рассуждений и даже математических доказательств, потому что если Бог сделал человека несовершенным, то и его рассуждения могут содержать ошибки. Так, подвергнув все сомнению, мы можем прийти к выводу, что нет ни земли, ни неба, ни Бога, ни нашего собственного тела. Но при этом обязательно что-то останется. Что же останется? Останется наше сомнение — верный признак того, что мы мыслим. И вот тогда мы можем утверждать, что существуем, ибо «…мысля, нелепо предполагать несуществующим то, что мыслит». И дальше следует знаменитая декартовская фраза: «Мыслю, следовательно, существую» («cogito ergo sum»). «Что же такое мысль?» — задает себе дальше вопрос Декарт. И отвечает, что под мышлением он подразумевает «все то, что происходит в нас», все, что мы «воспринимаем непосредственно само собою». И поэтому мыслить — значит не только понимать, но и «желать», «воображать», «чувствовать». В этих утверждениях Декарта и содержится тот основной постулат, из которого стала исходить психология конца XIX в., — постулат, утверждающий, что первое, что человек обнаруживает в себе, — это его собственное сознание. Существование сознания — главный и безусловный факт, и основная задача психологии состоит в том, чтобы подвергнуть анализу состояния и содержания сознания. Так, «новая психология», восприняв дух идей Декарта, сделала своим предметом сознание.
Что же имеют в виду, когда говорят о состояниях и содержаниях сознания?
Итак, на исследование вот какой сложной реальности отважились психологи в конце XIX века. Как же такое исследование проводить? Прежде всего, считали они, нужно описать свойства сознания. Первое, что мы обнаруживаем при взгляде на «поле сознания», — это необыкновенное разнообразие его содержаний, которое мы уже отмечали. Один психолог сравнивал картину сознания с цветущим лугом: зрительные образы, слуховые впечатления, эмоциональные состояния и мысли, воспоминания, желания — все это может находится там одновременно.
Однако это далеко не все, что можно сказать про сознание. Его поле неоднородно еще и в другом смысле: в нем отчетливо выделяется центральная область, особенно ясная и отчетливая; это — «поле внимания», или «фокус сознания»; за пределами ее находится область, содержания которой неотчетливы, смутны, нерасчленены; это — «периферия сознания».
Далее, содержания сознания, заполняющие обе описанные области, находятся в непрерывном движении. В. Джеймс, которому принадлежит яркое описание различных феноменов сознания, выделяет два вида его состояния: устойчивые и изменчивые, быстро преходящие. Когда мы, например, размышляем, мысль останавливается на тех образах, в которые облекается предмет нашего размышления. Наряду с этим бывают неуловимые переходы от одной мысли к другой. Весь процесс в целом похож на полет птицы: периоды спокойного парения (устойчивые состояния) перемежаются со взмахами крыльев (изменчивые состояния). Переходные моменты от одного состояния к другому очень трудно уловить самонаблюдением, ибо если мы пытаемся их остановить, то исчезает само движение, а если мы пытаемся о них вспомнить по их окончании, то яркий чувственный образ, сопровождающий устойчивые состояния, затмевает моменты движения.
Движение сознания, непрерывное изменение его содержаний и состояний В. Джеймс отразил в понятии «поток сознания». Поток сознания невозможно остановить, ни одно минувшее состояние сознание не повторяется. Тождественным может быть только объект внимания, а не впечатление о нем. Кстати, удерживается внимание на объекте только в том случае, если в нем открываются все новые и новые стороны.
Таким образом Вильям Джемс (Уильям Джеймс) (James, 1842— 1910). Считал невозможным выделение в сознании четко отграниченных друг от друга элементов, из которых синтезируются более сложные процессы. И выделил 4 свойства сознания как потока:
1. Каждое состояние сознания стремится быть частью личного сознания. Любой психический процесс всегда принадлежит кому-то, поэтому сознания разобщены – сознание замкнуто и доступно только субъекту.
2. В сознании происходят постоянные изменения. Каждое из состояний сознания уникально и не может точно повториться. Хотя мы видим одно и то же небо каждую весну мы не воспринимаем его одинаково.
3. Каждый процесс в сознании непрерывен. Каждый из нас ощущает себя «непрерывным» — в сознании нет «связок», оно течет, как река.
4. Сознание отличается избирательностью: в фокусе внимания в данный момент времени, как правило, оказывается один объект или одна его сторона. Одной из возможных причин селективности —наши интересы
Идеи В. Джемса о потоке сознания были развиты в американском функционализме (с акцентом на изучение «полезности» функций в практике).
Далее, можно обнаружить, что процессы сознания делятся на два больших класса. Одни из них происходят как бы сами собой, другие организуются и направляются субъектом. Первые процессы называются непроизвольными, вторые — произвольными.
Оба типа процессов, а также ряд других замечательных свойств сознания хорошо демонстрируются с помощью прибора, которым пользовался в своих экспериментах Вильге́льм Вундт (1832-1920), благодаря которому психология стала самостоятельной наукой.
1879 год — год появления в Лейпцигском университете первой в мире лаборатории экспериментальной психологии В. Вундта.
Это — метроном; его прямое назначение — задавать ритм при игре на музыкальных инструментах. В лаборатории же В. Вундта он стал практически первым психологическим прибором.
В. Вундт предлагает вслушаться в серию монотонных щелчков метронома. Можно заметить, что звуковой ряд в нашем восприятии непроизвольно ритмизируется. Например, мы можем услышать его как серию парных щелчков с ударением на каждом втором звуке («тик-та́к», «тик-та́к»…). Второй щелчок звучит настолько громче и яснее, что мы можем приписать это объективному свойству метронома. Однако такое предположение легко опровергается тем, что, как оказывается, можно произвольно изменить ритмическую организацию звуков. Например, начать слышать акцент на первом звуке каждой пары («та́к-тик», «та́к-тик»…) или вообще организовать звуки в более сложный такт из четырех щелчков.
Итак, сознание по своей природе ритмично, заключает В. Вундт, причем организация ритма может быть как произвольной, так и непроизвольной.
С помощью метронома В. Вундт изучал еще одну очень важную характеристику сознания — его «объем». Он задал себе вопрос: какое количество отдельных впечатлений может вместить сознание одновременно?
Опыт Вундта состоял в том, что он предъявлял испытуемому ряд звуков, затем прерывал его и давал второй ряд таких же звуков. Испытуемому задавался вопрос: одинаковой длины были ряды или разной? При этом запрещалось считать звуки; следовало просто их слушать и составить о каждом ряде целостное впечатление. Оказалось, что если звуки организовывались в простые такты по два (с ударением на первом или втором звуке пары), то испытуемому удавалось сравнить ряды, состоящие из 8 пар. Если же количество пар превосходило эту цифру, то ряды распадались, т. е. уже не могли восприниматься как целое. Вундт делает вывод, что ряд из восьми двойных ударов (или из 16 отдельных звуков) является мерой объема сознания.
Далее он ставит следующий интересный и важный опыт. Он снова предлагает испытуемому слушать звуки, однако произвольно организуя их в сложные такты по восемь звуков каждый, и затем повторяет процедуру измерения объема сознания. Оказывается, что испытуемый на этот раз может услышать как целостный ряд пять таких тактов по 8 звуков, т. е. всего 40 звуков!
Этими опытами В. Вундт обнаружил очень важный факт, а именно, что человеческое сознание способно почти беспредельно насыщаться некоторым содержанием, если оно активно объединяется во все более и более крупные единицы. При этом он подчеркивал, что способность к укрупнению единиц обнаруживается не только в простейших перцептивных процессах, но и в мышлении. Понимание фразы, состоящей из многих слов и из еще большего количества отдельных звуков, есть не что иное, как организация единицы более высокого порядка. Процессы такой организации Вундт называл «актами апперцепции».
Исследования с тахистоскопом:
Испытуемому предъявлялась табличка из букв на очень короткое время. Сначала испытуемый сосредотачивал внимание на точке посередине белой ширмы. Затем на очень короткое время ширма сдвигалась. Испытуемый смотрел на табличку из букв, а затем ширма вновь закрывала табличку.
Результаты:
1. Количество букв, которые субъект может воспринять так, чтобы при этом каждая из осознавалась ясно и отчетливо (т.е. распознавалась, а не просто виделась)— не больше 6.
2. Объем внимания гораздо меньше, чем объем сознания
3. Фиксационная точка внимания (т.е. точка максимального сосредоточения внимания) не совпадает с точкой фиксации взора (т.е. человек может смотреть на одну точку или букву, а обращать внимание на другую).
Модель сознания по В. Вундту
Центр круга — фиксационная точка внимания.
Концентрическая окружность поменьше — поле внимания, отграниченное от более широкого поля — поля сознания — порогом внимания.
Большая окружность — поле сознания, ограниченное порогом сознания.
Содержания, которые выходят за порог сознания перестают существовать не только как осознаваемые, но и как психические явления.
Следовательно, психические явления — только те, которые мы осознаем.
На сцену поднимаются и с нее сходят различные содержания сознания — элементы сознания и более сложные образования из элементов.
Попадая в более освещенное поле, содержания сознания попадают в поле внимания, т.е. становятся более ясными и отчетливыми, чем другие.
Итак, в психологии была проделана большая и кропотливая работа по описанию общей картины и свойств сознания: многообразия его содержаний, динамики, ритмичности, неоднородности его поля, его объема и т. д. Возникли вопросы: каким образом его исследовать дальше? Каковы следующие задачи психологии?
И здесь был сделан тот поворот, который со временем завел психологию сознания в тупик. Психологи решили, что они должны последовать примеру естественных наук, например физики или химии. Первая задача науки, считали ученые того времени, найти простейшие элементы. Значит, и психология должна найти элементы сознания, разложить сложную динамичную картину сознания на простые, далее неделимые, части. Это во-первых. Вторая задача состоит в том, чтобы найти законы соединения простейших элементов. Итак, сначала разложить сознание на составные части, а потом снова его собрать из этих частей.
Так и начали действовать психологи. Простейшими элементами сознания В. Вундт объявил отдельные впечатления, или ощущения.
Например, в опытах с метрономом это были отдельные звуки. А вот пары звуков, т. е. те самые единицы, которые образовывались за счет субъективной организации ряда, он называл сложными элементами, или восприятиями.
Каждое ощущение, по Вундту, обладает рядом свойств, или атрибутов. Оно характеризуется прежде всего качеством (ощущения могут быть зрительными, слуховыми, обонятельными и т. п.), интенсивностью, протяженностью (т. е. длительностью) и, наконец, пространственной протяженностью (последнее свойство присуще не всем ощущениям, например оно есть у зрительных ощущений и отсутствует у слуховых).
Ощущения с описанными их свойствами являются объективными элементами сознания. Но ими и их комбинациями не исчерпываются содержания сознания. Есть еще субъективные элементы, или чувства. В. Вундт предложил три пары субъективных элементов — элементарных чувств: удовольствие — неудовольствие, возбуждение — успокоение, напряжение — разрядка. Эти пары — независимые оси трехмерного пространства всей эмоциональной сферы.
Он опять демонстрирует выделенные им субъективные элементы на своем излюбленном метрономе. Предположим, испытуемый организовал звуки в определенные такты. По мере повторения звукового ряда он все время находит подтверждение этой организации и каждый раз испытывает чувство удовольствия. А теперь, предположим, экспериментатор сильно замедлил ритм метронома. Испытуемый слышит звук — и ждет следующего; у него растет чувство напряжения. Наконец, щелчок метронома наступает — и возникает чувство разрядки. Экспериментатор учащает щелчки метронома — и у испытуемого появляется какое-то дополнительное внутреннее ощущение: это возбуждение, которое связано с ускоренным темпом щелчков. Если же темп замедляется, то возникает успокоение.
Подобно тому как воспринимаемые нами картины внешнего мира состоят из сложных комбинаций объективных элементов, т. е. ощущений, наши внутренние переживания состоят из сложных комбинаций перечисленных субъективных элементов, т. е. элементарных чувств. Например, радость — это удовольствие и возбуждение; надежда — удовольствие и напряжение; страх — неудовольствие и напряжение. Итак, любое эмоциональное состояние можно «разложить» по описанным осям или собрать из трех простейших элементов.
Забегая вперед, можно сказать, что она не достигла успехов на этом пути: ей не удалось собрать из простых элементов живые полнокровные состояния сознания. К концу первой четверти нашего столетия эта психология практически перестала существовать. Для этого было по крайней мере три причины: 1) ограничение таким узким кругом явлений, как содержания и состояния сознания; 2) идея разложения психики на простейшие элементы была ложной; 3) очень ограниченным по своим возможностям был метод, который психология сознания считала единственно возможным, — метод интроспекции. В психологии сознания метод интроспекции (букв. «смотрения внутрь») был признан не только главным, но и единственным методом психологии.
В основе этого убеждения лежали следующие два бесспорных обстоятельства.
Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосредственно открываться (репрезентироваться) субъекту. Во-вторых, «закрытость» тех же процессов для внешнего наблюдателя. Сознания разных людей сравнивались в то время с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью. Никто не может перейти эту пропасть, никто не может непосредственно пережить состояния моего сознания так, как я их переживаю. И я никогда не проникну в образы и переживания других людей. Я даже не могу установить, является ли красный цвет красным и для другого; возможно, что он называет тем же словом ощущение совершенно иного качества!
Все рассуждение заключено в немногих коротких предложениях: предмет психологии — факты сознания; последние непосредственно открыты мне — и никому больше; следовательно, изучать их можно методом интроспекции — и никак иначе.
Однако простота и очевидность каждого из этих утверждений, как и всего вывода в целом, только кажущиеся. В действительности в них заключена одна из самых сложных и запутанных проблем психологии — проблема самонаблюдения. Идейным отцом метода интроспекции считается английский философ Дж. Локк (1632–1704), хотя его основания содержались также в декартовском тезисе о непосредственном постижении мыслей.
Дж. Локк считал, что существует два источника всех наших знаний: первый источник — это объекты внешнего мира, второй — деятельность собственного ума.
Рефлексия, по Локку, — это «наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность»
1. Существует возможность раздвоения, или «удвоения», психики. Душевная деятельность может протекать как бы на двух уровнях: процессы первого уровня — восприятия, мысли, желания; процессы второго уровня — наблюдение, или «созерцание» этих восприятий, мыслей, желаний.
2. Деятельность души первого уровня есть у каждого человека и даже у ребенка. Душевная деятельность второго уровня требует специальной организации. Это специальная деятельность. Без нее знание о душевной жизни невозможно. Без нее впечатления о душевной жизни подобны «проносящимся призракам», которые не оставляют в душе «ясные и прочные идеи».
Эти оба тезиса, а именно возможность раздвоения сознания и необходимость организации специальной деятельности для постижения внутреннего опыта, были приняты на вооружение психологией сознания. Были сделаны следующие научно-практические выводы:
1) психолог может проводить психологические исследования только над самим собой. Если он хочет знать, что происходит с другим, то должен поставить себя в те же условия, пронаблюдать себя и по аналогии заключить о содержании сознания другого человека;
2) поскольку интроспекция не происходит сама собой, а требует особой деятельности, то в ней надо упражняться, и упражняться долго.
Когда вы будете читать современные статьи с описанием экспериментов, то увидите, что в разделе «Методика», как правило, приводятся различные сведения об испытуемых. Обычно указывается их пол, возраст, образование. Иногда даются специальные, важные для данных экспериментов, сведения: например, о нормальной остроте зрения, умственной полноценности и т. п.
В экспериментальных отчетах конца прошлого и начала нашего века также можно обнаружить раздел с характеристикой испытуемых. Но он выглядит совсем необычно. Например, читаешь, что одним испытуемым был профессор психологии с десятилетним инстроспекционистским стажем;
Психологи того времени отмечали важные дополнительные преимущества метода интроспекции.
Во-первых, считалось, что в сознании непосредственно отражается причинная связь психических явлений. Например, если я захотела поднять руку и подняла ее, то причина действия мне непосредственно известна: она присутствует в сознании в форме решения поднять руку.
Второе отмечавшееся достоинство: интроспекция поставляет психологические факты, так сказать, в чистом виде, без искажений.
В психологи конца XIX в. начался грандиозный эксперимент по проверке возможностей метода интроспекции.
Это были лабораторные опыты, которые проводились «в строго контролируемых условиях», чтобы получить совпадение результатов у разных испытуемых. Испытуемым предъявлялись отдельные зрительные или слуховые раздражители, изображения предметов, слова, фразы; они должны были воспринимать их, сравнивать между собой, сообщать об ассоциациях, которые у них возникали, и т. П.
Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов (Э. Титченера и его учеников) осложнялись еще двумя дополнительными требованиями.
Во-первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, т. е. ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что метод интроспекции с самого начала соединился с атомистическим подходом в психологии, т. е. убеждением, что исследовать — значит разлагать сложные процессы на простейшие элементы.)
Во-вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах терминов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощущениях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: «Мне было предъявлено большое красное яблоко». А должен был сообщить примерно следующее: «Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сменилось впечатлением круглого, одновременно с которым возникло легкое щекотание в языке, по-видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро преходящее мускульное ощущение в правой руке…».
Ответ в терминах внешних объектов был назван Э. Титченером «ошибкой стимула» — известный термин интроспективной психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания.
Эдвард Брэдфорд Титченер (Titchener, 1867—1927) - ученик В. Вундта
Помимо ощущений и чувствований считал элементами сознания еще и представления («следы прежних ощущений»). Он предлагал более строгий метод интроспективного анализа — метод аналитической интроспекции:
Испытуемый должен был научиться выделять сенсорную мозаику сознания, не совершая «ошибки стимула»
Ошибка стимула - когда наблюдатель вместо описания состояний сознания начинает описывать внешний объект (стимул). В качестве свойств ощущений Э.Титченер выделял качество, интенсивность, отчетливость и длительность. Из ощущений, как из кирпичиков, складывается все содержание душевной жизни, в том числе сложные. Называл свой подход структурализмом. Структура — сумма субъективных элементов в сознании.
По мере расширения этого рода исследований стали обнаруживаться крупные проблемы и трудности.
Во-первых, становилась все более очевидной бессмысленность такой «экспериментальной психологии». По словам одного автора, в то время от психологии отвернулись все, кто не считал ее своей профессией. Таким образом, вместо торжества науки, обладающей таким уникальным методом, в психологии стала назревать ситуация кризиса.
Утверждения о возможности раздвоения сознания. Казалось бы, мы действительно можем что-то делать и одновременно следить за собой.
Разве не менее известно, что наблюдение за ходом собственной деятельности мешает этой деятельности, а то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы можем потерять мысль; стараясь читать с выражением — перестать понимать текст.
Известно, насколько разрушающим образом действует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они бледнеют, искажаются, а то и вовсе исчезают. И напротив, насколько «отдача чувству» исключает возможность рефлексии!
Если применить все сказанное к интроспекции (а ведь она тоже вторая деятельность!), то придется признать, что ее возможности крайне ограничены. Интроспекцию настоящего, полнокровного акта сознания можно осуществить, только прервав его. приходится наблюдать не столько сам непосредственно текущий процесс, сколько его затухающий след.
Остановимся на следующем утверждении — якобы возможности с помощью интроспекции выявлять причинно-следственные связи в сфере сознания.
Пожалуй, примерами отдельных, так называемых произвольных, действий справедливость этого тезиса и ограничивается. Зато с каким количеством необъяснимых фактов собственного сознания мы встречаемся повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание или изменившееся настроение часто заставляет нас проводить настоящую исследовательскую работу по отысканию их причин.
Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспекция поставляет сведения о фактах сознания в неискаженном виде. Даже когда человек дает отчет по памяти о только что пережитом опыте, он и тогда неизбежно его искажает, ибо направляет внимание только на определенные его стороны или моменты. Интроспекционист, писали они не без иронии, находит в фактах сознания только те элементы, которые соответствуют его теории. Если это теория чувственных элементов, он находит ощущения, если безо́бразных элементов, — то движения «чистой» мысли и т. П
Итак, в экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ «внутреннего опыта», аналитическая установка, избегание «ошибки стимула» и т. п.
В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная нагрузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобретательность. Он организует подбор специальных объектов или специальных условий их предъявления; использует специальные устройства, подбирает специальных испытуемых и т. п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.
Если бы в наши дни явился Э. Титченер, он бы сказал: «Но вы без конца впадаете в ошибку стимула!» На что мы ответили бы: «Да, но это не «ошибка», а реальные психологические факты; вы же впадали в ошибку аналитической интроспекции».
Герман Эббингауз (1850 - 1909)
Безусловно, классическим является исследование психологии памяти Германа Эббингауза, немецкого психолога, опубликовавшего свою работу в 1885 году. Этот капитальный труд был посвящен, прежде всего, экспериментальному изучению запоминания и забывания на материале бессмысленных слогов.
Почему бессмысленных?
Это однозначно следовало из методологии ассоцианизма. Ведь смысл, значение — это нечто “привходящее”, то есть более сложное, “прибавляющееся” к более элементарным процессам ассоциирования атомов сознания — ощущений. Эббингауз же хотел исследовать как раз эти последние процессы. Поэтому он считал, что именно на материале бессмысленных слогов возможно установление законов памяти “в чистом виде”. Составив из отдельных букв трехбуквенные слоги, Эббингауз затем составлял из них ряды определенной длины (например, 10, 12 и более слогов), под звук метронома прочитывал их…
Почему под метроном?
Чтобы было строго научно: во-первых, совершенно одинаковое время должно было уйти на прочитывание одного слога, а во-вторых, скорость следования ударов метронома можно было сделать разной и изучить таким образом влияние скорости прочитывания материала на запоминание…
Неужели эти элементарные процедуры могли что-то дать психологии?
Представь себе, в этих исследованиях был найден ряд эффектов, которые имеют
психологический смысл. Ну вот, например, обнаружен так называемый “фактор края”: из слогов, составленных в ряд, лучше всего запоминаются слоги, стоящие по краям, то есть первые и последние. Эббингауз объяснял их лучшее запоминание тем, что “тормозящее влияние” соседних слогов здесь меньше, поскольку эти слоги тормозятся только с одной стороны. Во-вторых, Эббингауз построил так называемые “кривые заучивания” и “кривые забывания”, которые отчетливо показывают, что эти процессы носят нелинейный характер.
Забывание вначале идет резко, затем “падение” кривой замедляется. Замедлить падение кривой (сгладить ее) могут некоторые факторы, например сон.
Ага, я знаю житейский совет: учить стихи на ночь — лучше запоминаются.
А.: Эббингауз и его последователи объясняли это тем, что в этом случае между забыванием и воспроизведением нет никакой дополнительной “тормозящей” деятельности и поэтому во время сна следы лучше сохраняются.
Еще одна закономерность, обнаруженная последователем Эббингауза учеником немецкого же исследователя Георга Элиаса Мюллера психологом Иостом (она так и была названа — “закон Поста”). Эта закономерность действует не только при условии бессмысленного материала. Но прежде чем говорить о ней, вот тебе задача. Для подготовки к экзамену дано 6 дней. Допустим, у тебя есть возможность повторить материал к экзамену 12 раз. Как лучше распределить по дням эти 12 повторений?
Я люблю учить в два-три последних дня перед экзаменом: так лучше запоминается.
А вот с психологической точки зрения это совершенно неэффективно. Иост доказал, что лучше всего материал закрепляется, если повторять его по два раза каждый день все 6 дней. Хуже, если материал повторяется в 4 последних дня по 3 раза, еще хуже — в три последних дня по 4 раза, и совсем неэффективно повторять материал в последние два дня даже по 6 раз в день.
Кстати, Эббингауз проводил эксперименты с заучиванием и осмысленного материала: в этих экспериментах было обнаружено “связывающее действие смысла”, как говорил сам Эббингауз. Он подчеркивал, что принадлежность к некоему целому, объединенному одним смыслом, чрезвычайно облегчает образование ассоциаций между его отдельными элементами.