Мне семь лет и в этот Новый год у нас будут гости. За столом я сидела возле бабушки и очень хотела стать невидимкой, чтобы меня, когда начнётся самое интересное, не отправили спать.
О том, что у нас будут гости я узнавала по тому, что искусственную ёлку мы заранее не наряжали. Ёлку, настоящую пышную лесную красавицу всегда привозил с собой дядя Юра. Огромный, весь обсыпанный снегом, вырастал он на пороге в полдень тридцать первого, с ёлкой в обнимку, а из-за него, как старенькая Снегурочка, выглядывала улыбающаяся всеми морщинками маленькая тётя Аня.
- А холодец будет? – вопрошал он громогласно.
С этого момента начинался праздник. Первой, за несколько дней, из Новосибирска прилетала бабушкина племянница баба Надя, дочь бабушкиного самого старшего брата, по годам – почти бабушкина ровесница, названная в честь неё. Из-за двух Надь часто возникала весёлая путаница.
- Надь! – орал на всю квартиру дядя Юра, и к нему на зов семенили две Нади. Дед Тихон, муж тёти Нади, добродушно посмеивался. За вечер «проверка слуха» повторялась несколько раз. Сейчас мне кажется, что бабушки прекрасно понимали дяди Юрины манёвры и просто подыгрывали ему.
Тётя Аня сходу включалась в «кухонный содом», а мы с дядями шли наряжать ёлку. Где 31 декабря дядя Юра откапывал пушистых красавиц – для меня до сих пор загадка. Но ёлку он всегда привозил огромную, мохнатую, пышную, умопомрачительно пахнущую лесом и хвоей. Праздником.
Папа ещё с вечера накануне приносил из подвала ящик с игрушками. Дядя Тихон подавал игрушки, а дядя Юра – вешал. Делал он это оригинально. Мной. Я брала игрушку, дядя Юра брал меня на руки, поднимал, дед Тихон командовал «вира» и «майна», и я цепляла игрушку на мохнатую ёлкину лапу. Смеркалось.
Ближе к вечеру, когда уже ёлка была наряжена, а стол расставлен и покрыт скатертью в жёстких складках, приходила ещё одна бабушкина подруга, баба Маша, которая жила в соседнем доме.
Накал кухонных страстей возрастал. Пахло печёными пирожками, домашним Наполеоном, запечённой уткой, салатами, мандаринами и гостями. Всей суетой, которая и создаёт атмосферу праздника.
А потом внезапно наступала тишина. Все причастные отдыхали. В полутёмной «большой комнате» (мы никогда не называли её залой, всегда «большая комната») таинственно мерцала и серебрилась мишурой ёлка. За окном грохотал трамвай, звенели подвески на люстре и в тишине комнаты им вторили ёлочные игрушки. А на диване и креслах молча сидели немолодые люди. Почему так? Не знаю. Вспоминали?
Уржумско-сибирские пельмени ровными рядами мёрзли на балконе, в морозильнике остывали «столичная» и тихонова травяная, на столе томился домашний ликёр и советское шампанское, своего часа на кухне ждали салаты и фрукты в вазах, отдыхал на табуретке громадный яблочный пирог.
Кот Васька прыгал на дверь кухни, а я в это время лущила орехи из кедровой шишки и в ванной на полу колотила их молотком.
Потом приходили с работы родители и кутерьма продолжалась с новой силой. Мама быстро переодевалась в нарядное платье, а отец бежал к булочной за свежим хлебом вечернего привоза. Брал он его не в магазине, а у шофёра, который разгружал в это время хлебный фургон во дворе.
Отец выбегал из подъезда прямо в костюме, без пальто, совал водителю «рубль с походом», получал две горячих, обжигающих руки буханки чёрного и два батона, и моментально возвращался домой. У жителей нашего двора это называлось «взять хлеба без очереди».
Стол обрастал яствами. Мне доверялось расставлять тарелки и раскладывать «шанцевый инструмент».
Накануне праздника вся посуда перемывалась и натиралась до блеска. Свет люстры отражался и играл в столовом хрустале. На стол несли салатники, тарелки с затейливо уложенными нарезками и овощами, привезённую дядей Тихоном из Сибири рыбу и икру, уловленную дядей Юрой в столице.
В передней снова раздавался звонок и приходили друзья родителей и соседи. А потом все рассаживались за большим столом (сдвигали два), гасили свет, зажигали свечи, и дядя Юра закрывал двери.
Всем кроме меня он наливал ледяной, прямо из морозилки, водки.
- По писюнчику! - командовал дядя Юра. Все чокались и пили за встречу. Начиналась программа «Время». Выпивали по 50 граммов («писюнчик»), закусывали крошечными пирожками и начиналось застолье.
Дядя Юра был непревзойдённым тамадой. Под его чутким руководством за столом всегда было весело, но пьяных никогда не было.
Вторую всегда пили стоя и молча за моего деда и Лебедянского, мужа бабы Маши, бабушкиной подруги. Дед погиб на фронте, Лебедянского сожрал Хрущёв.
И из трёх друзей, трёх мушкетёров остался один дядя Юра. Льва Сергеевича я не застала, он умер за несколько лет до моего рождения, а его вдову, бабушку Машу, помню. С моей бабушкой они дружили до самого конца…
После небольшого перерыва пили третью за Старый год, благодарили, распахивали двери комнаты, выпроваживали его за порог и застолье шло своим чередом. Веселье нарастало, а я начинала грустить. Стрелки часов неумолимо шли к полуночи, приближая мою ссылку в кровать.
В одиннадцать меня выдворяли спать. Я лежала в бабушкиной кровати, прислушивалась к голосам и потихоньку проваливалась в сон. На ноги тяжело укладывался старый Василий. Вот зазвонили куранты. Новый год. Сон.
Хлопнула входная дверь. Это все пошли на улицу гулять, провожать бабу Машу до подъезда и гостей до трамвая. В квартире становится тихо. Я встаю и на цыпочках иду в большую комнату. В мерцании догорающих свечей проглядывает растерзанный стол и серебрится мишурой ёлка. Так и есть, под ней навалена гора подарков.
Завтра у меня будет работа всё развернуть и пощупать. Можно, конечно и сейчас, но лучше завтра. Интересно, что подарят. Хорошо бы коньки. Фигурные. И сумочку. И много конфет. Шоколадных. И ещё краски… В мечтах я опять засыпаю.
Снова хлопает дверь. Возвращаются. Женщины убирают со стола, мужчины им помогают. Разговаривают шёпотом. Наивные. Можно подумать, что я сплю.
Все укладываются спать, и большая квартира затихает. Последней ложится бабушка. От неё пахнет мандарином, пирогами и чем-то родным-родным.
- Не спишь?
Она ложится рядом, обнимает меня, целует, и я засыпаю, теперь уже до утра. Впереди долгие-долгие каникулы, походы по гостям, каток и лыжи с друзьями.
А сегодня – Новый год!