Дима перевёл взгляд на меня.
— Всё нормально, — ответила я ему. — Вам действительно здесь не стоит находиться… Идите, я приду скоро. Косу только переплету…
— Ну, ладно, — неуклюже потоптался Попов на месте и вышел первым.
Роман пошёл следом, но вместо того, чтобы тоже выйти вдруг закрыл дверь на щеколду изнутри…
Я обернулась на него и раскрыла глаза шире. Что происходит?
— Ты зачем закрыл дверь? — спросила я, кожей ощущая опасность, которая исходила от него. Будь я на самом деле котёнком, то обязательно уже бы выгнула спинку, вздыбила шерсть и вовсю бы шипела на подходящего ко мне слишком близко Романа.
— Эй! Придурок! Ты чего там закрылся? — затарабанил в дверь Дима. — Я щас позову на помощь.
Роман же устремился прямо на меня, заставляя с каждым своим шагом невольно отступать, а моё сердце — биться где-то в горле.
— Слышь, рыжая! — ухватил он меня за руку и больно сжал пальцы на моем запястье, когда нагнал меня у стены женского туалета. — У меня из-за тебя проблемы будут теперь.
— Из-за меня? — возмутилась я негромко, пытаясь освободить свою руку и отступая под натиском все дальше и дальше, пока не врезалась спиной в холодный кафель. Дальше отступать было некуда. — Ты сам ведь меня задеваешь.
— А ты… — навис он надо мной, каким-то диким взглядом впиваясь в моё лицо. — ...могла бы и не рыдать на весь класс, чтобы тебя потом все жалели. Алла передаст отцу, что я довёл до слез одну заучку!
— Но ты и правда меня обидел, — вжималась я в стену, пытаясь уберечь себя от его тепла и запаха, которые я ощущала так близко, что мое тело предательски начинало дрожать.
Питерский ровно секунду ещё вглядывался в мои глаза, затем скользнул взглядом по моим губам, отчего их внезапно закололо. Он неожиданно наклонился ниже. В голове невольно стали появляться дурацкие мысли, что он сейчас меня поцелует...
Я вздрогнула, когда кончик его носа коснулся моей макушки. Роман сжимал своими горячими пальцами мое запястье, а носом втягивал в себя запах моих волос.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как дикий зверь какой-то, он словно наслаждался этим процессом.
Я же стояла и не дышала, словно замершая статуя. Меня просто парализовало, я не могла и двинуться с места.
Зачем он это делает? Играет, как кот с мышью… Я же собрала все свои силы, заставила себя напрячься в попытке сбежать от этого гнёта. Но он и сам уже отступил на шаг, выпустив мою руку с нескрываемым пренебрежением.
— От тебя булками несёт, что ли, заучка?
— Это духи... — еле пролепетала я.
— С запахом булки? Оригинально. Ты пахнешь столовкой. На, — достал он из кармана белоснежный носовой платок. А бумажный — платок Димы — забрал и выбросил в мусорное ведро. — Выкинь эту гадость одноразовую… Он чистый. Вытри свои сопли. Ненавижу бабское нытьё…
Роман вложил мне в руку платок. Повернулся ко мне спиной, за несколько огромных шагов пересёк небольшую комнату, открыл дверь и вышел в коридор.
***
Я опустила глаза на платок Ромы. Такой белоснежный, что жаль портить. Убрала его в карман пиджака, нос утёрла салфетками в уборной. Тоже отправилась в класс.
В коридоре Алла отчитывала Романа, который, насупив брови, слушал её.
— Ты зачем закрылся, Питерский? Что вы там делали?
— Разговаривали.
— И для этого надо было закрыть дверь?!
— Попов мешал.
— Попов беспокоился о девушке!
— Ей не нужна его забота. Пусть засунет её себе в зад…
— Питерский, следите за языком! Вы с классным руководителем говорите! Катя, подождите.
Алла увидела идущую мимо меня. Мне пришлось остановиться на расстоянии пары шагов от них. Ледяные глаза Романа уставились на меня, и по спине побежал холодок. Ненавижу, когда он так смотрит. И ненавижу свою реакцию на это… Я не выдержала и первая опустила ресницы, переведя взгляд в пол под моими ногами.
— Да, Алла Дмитриевна, — отозвалась я. — Слушаю вас.
— Питерский вас обидел? — заглянула она мне в лицо, словно ища признаки какого-то насилия. — Скажите, не бойтесь! Мы найдём на него управу.
Обидел?
Да.
Но я не хотела выносить это на всеобщее обозрение.
— Н… нет, — отлепила я язык от нёба и ответила ей. — Ничего страшного мне… Рома не сделал.
— Что вы там происходило? — строго спросила она меня.
Я подняла глаза и снова встретилась со льдом голубых глаз Романа. Он сузил их и ждал, что же я скажу о том, что было за дверью женской уборной.
— Мы просто поговорили, — ответила я. — Рома хотел извиниться. Даже дал мне носовой платок. Вот.
Я достала из кармана пиджака вещь Ромы и продемонстрировала её учителю.
— Да? — взметнула брови вверх Алла и переводила взгляд с него на меня. — Извиниться?
— Да, — кивнула я. — И сейчас тоже хочет. Так и сказал мне: “Катя, я готов извиниться перед Аллой Дмитриевной и перед всем классом”.
Повисло молчание. Питерский свёл брови вместе, понимая, что я спасла его зад, но одновременно и подставила.
— Ну что же… — остыла тут же Алла. — Тогда это меняет дело. Похвально, Питерский, похвально. Это так по-мужски — признать ошибку и попытаться её исправить.
— Согласна с вами, Алла Дмитриевна, — поддакнула я, уже предвкушая, как стану слушать извинения Ромы при ребятах. С другой стороны, в душу закрался страх — Питерский не простит мне своего позора и обязательно отомстит. Но это будет потом… — Очень по-мужски. Он готов.
— Тогда идёмте, — указала она рукой на двери нашего класса, и мы двинулись за ней следом.
Роман дождался, когда я поравняюсь с ним, и пошёл рядом.
— Слышь, рыжая, — дернул он меня за рукав. — Ты что это придумала?
— Извиняться будешь на весь класс, — сказала я с улыбкой, вздёрнув нос. Достал уже за прошлый год. Пора бы уже и отвечать за своё хамство.
— А ты не офигела, заучка? — сверкнул он глазами, словно разъяренный волк, и я невольно вжала голову в плечи. Очень надеюсь, что он этого не заметил…
— Офигел у нас ты, Питерский. И только ты один.
— Что вы там шепчетесь? — обернулась с подозрением на нас Алла.
— Слова подбираем. Для извинений прилюдных, — ответил ей Роман.
— Правильно, — кивнула она и остановилась у двери, пропуская нас первыми. — Сейчас и начнём.
Мы встали с ним посередине класса на обозрение множества пар глаз. Одноклассники притихли и ждали, что будет. Алла прошла мимо нас к учительскому столу и подтолкнула Романа.
— Итак? Роман, вы что-то хотели сказать Катерине?
Он молчал какое-то время, поджав губы. Я чувствовала словно кожей его недовольство и гнев. Бесится — и поделом. Кажется, мы два вампира — питаемся отрицательными эмоциями другого…
— Извини, — пробурчал он себе под нос.
— Громче, Питерский, — попросила его Алла Дмитриевна, и Роман уставился на меня так, словно сейчас схватит, закинет на плечо и выкинет в окно. Невольно захотелось отойти от него — настолько меня прошибала его ледяная энергия.
— Извини, — повторил он громче.
— Катя, вы принимаете извинения от Питерского? — спросила Алла меня.
В моём воображении Роман извинялся с куда большим чувством и не столь сухо, но и так тоже сойдёт! Услышать извинения из уст Питерского — уже восьмое чудо света. Стоит позвонить на радио и поздравить с этим значимым событием всю Россию.
— Да, принимаю, — кивнула я и снова наткнулась на взгляд, красноречиво сказавший мне, что так просто этот номер не пройдёт…