12.ЗУД
Левченко с остервенением чесался. Непонятно, что мучило его больше: укусы насекомых, чесотка, перхоть или струпья на язвах и поэтому он чесался обеими руками. Войдя в троллейбус Левченко удивился, почему это все отшатнулись, но тут же забыл об этом, поймав во всклокоченной рыжей бороде большую вошь. Внимательно посмотрев на неё, с удовольствием раздавил. Присев на освободившееся место, Левченко продолжил чесаться с новой силой. Но вдруг он услышал чей то вопрос:
- Этот троллейбус идёт до Павелецкого вокзала?
Левченко поднял взгляд и увидел ЕЁ. Она была прекрасна и чиста как юная нимфа.
- Да,- хрипло ответил Левченко.
Вскоре между ними завязалась непринуждённая беседа. Из троллейбуса они вышли вместе болтая как старые друзья. Левченко предложил выпить бокал вина. Она согласилась Портвейн «777», он же «три топора», сблизил их ещё больше.
Прошло два месяца. Ставровская с остервенением чесалась. Непонятно что мучило её больше: укусы насекомых, чесотка, перхоть или струпья на язвах, по этому она чесалась обеими руками...
13.ФУТБОЛ
На футбольном поле было многолюдно. Спортсмены беспорядочно бегали, гоняясь за мячом. За ними гонялся судья в полосатой форме. Зрители громко кричали и бросали на поле гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Огонь быстро тушили, а с поля выносили раненных и убитых. На их место тут же приходили футболисты из команды запаса. Кто-то с трибун меткой автоматной очередью снял вратаря. Тут же был забит гол. Стадион взорвался овациями и проклятиями. Начался бой. В ход пошли ножи и кастеты. Никто пока не знал, но победа проигрывающей команды была уже предопределена. Её болельщик заранее договорился с командиром авиационной части. Как раз в это время с её аэродрома поднялись штурмовики фронтовой авиации с полным боекомплектом.
14.ЖЕРТВА ВОСПИТАНИЯ
Старослужащий Пархоменко уже давно дожидался прихода в часть молодого пополнения. Нет, он не собирался тиранить, как некоторые, молодых бойцов, он просто хотел предостеречь их от тех досадных ошибок, что допускал сам в пору солдатской юности. Ощупывая языком дыры на месте выбитых зубов и трогая рукой порванное ухо, хотел помочь ребятам сделать первые шаги в этой взрослой жизни и стать настоящими людьми.
И вот час пробил... В часть прибыли духи. В тот же вечер старослужащий Пархоменко приступил к занятиям.
- До ДМБ вам совсем ничего - 2 года, - говорил он. Проживите их достойно. А теперь 20 раз отжаться!
Молодое пополнение, прямо скажем, было не очень. Многие, если не сказать большинство, приехали с южных рубежей нашей Родины и по русски не понимали, или усердно делали вид. Немногочисленные призывники из деревень Псковской, Вологодской и других областей Великой России, страдали тугодумием и врождённой медлительностью. Нескладный очкарик Розенгауз, - и как таких в армию берут! - непроизвольно вызывал у Пархоменко приступы ярости. Но Розенгауз дело особое. Уже через два дня, он зачастил в канцелярию к ротному, а когда дверь с грохотом распахнулась и Розенгауз, роняя очки вылетел оттуда, плотно обосновался в штабе части. Когда у этого призывника от неудачного падения на работах или отдыхе, начинала идти носом кровь или заплывал синевой глаз, скрытый толстыми линзами очков, в расположении появлялся ротный командир. После вызова в штаб части он бывал сильно не в духе и требовал чтоб от Розенгауза, как от зачумлённого, все держались подальше, подкрепляя свои просьбы вежливыми ударами ножкой от табуретки.
Пришлось Пархоменко поставить крест на этом человеке. «Как был дерьмом, так и останется»,- думал он, глядя на опаздывающего на построение бойца. да и другие молодые, словно на зло, не хотели становиться людьми. Бег в противогазах, ночные тренировки отбоя и подъёма, отжимания от пола и другие методы закалки, почему-то не шли им на пользу. Измотанный и злой старослужащий Пархоменко, приходя поздно ночью в каптёрку к Тагиру Багирову, с тоской пил водку.
- Послушай, ну что за дебилы,- проникновенно говорил он каптёрщику, - я к ним всей душой, а они ко мне жопой.
Тагир Багиров равнодушно покачивал головой, пытаясь извлечь из зурны подобие песни Аллы Пугачёвой «Паромщик».
Допив водку, Пархоменко снова шёл к своим, пока ещё спящим друзьям, с надеждой, что хоть сейчас они оправдают его ожидания. Но не тут то было.
В недолгие часы ночного отдыха Пархоменко стали сниться кошмары. Видя во сне грязных, нестриженных духов, передвигающихся вне строя и Розенгауза, втихую пожирающего карамельки из домашней посылки, он кричал и просыпался в холодном поту...
Вскоре глаза старослужащего глубоко запали, лицо покрылось неестественной бледностью. Всё чаще и чаще он впадал в какое-то странное оцепенение. Молодые бойцы, словно чувствуя, что с Пархоменко творится что-то неладное, как на зло, не могли держать строй, криво подшивали подворотнички и плохо чистили сапоги. «На измор берут»,- думал Пархоменю, сидя вечерами в каптёрке, и снова шёл в расположение.
Когда старослужащий Пархоменко выписывался из госпиталя, зав. психоневрологическим отделением присел к нему на кровать.
- Спокойней надо быть, сержант,- говорил он. Вот валерьянки ещё возьми, остальные лекарства принимай, как я написал. Будут мучить головные боли или там галлюцинации, сам знаешь, сразу к доктору. Ну да ничего, до ДМБ то тебе совсем ничего - пару месяцев...
Пархоменко в ужасе обхватил голову руками и застонал.