( Продолжение)
Начало здесь
Ммм, оладушки! По квартире плыл упоительный запах. Оладьи стряпать Нюся была великая мастерица. Толстенькие, с золотистыми животиками, ноздристые внутри. А если ещё грушевым повидлом намазать, так вообще мечта сродни эротический .
Виктор Борисович длинно зевнул, показал золотые коронки и, засунув кривые ноги, покрытые густой шерстью, в шлепки, двинулся на кухню.
Вблизи запах был таким густым, что хотелось нарезать ломтями и кинуть в морозильник про запас.
Нюся в любимом домашнем сарафанчике с ромашками ловко переворачивала сдобные , идеально круглой формы кусочки теста. Подошёл, обнял по- хозяйски, уткнулся носом между лопаток. Жена довольно взвизгнула, хлопнула по рукам полотенцем, якобы протестуя. Пружинки рыжеватых локонов плясали на ещё нежном по- девичьи затылке.
Чмокнув супругу в румяное плечико, жестом Колумба, открывающего Америку, распахнул холодильник, нежно взглянул на " мерзавчика". Но, перехватив укоризненный взгляд жены, передумал. И то правда, негоже, когда культурное употребление " для души" переходит в вульгарный опохмел:
- Иди завтракать, алкоголик мой! - в Нюсином голосе переливались веселье, спокойствие женщины, у которой всё хорошо, и любовь.
С удовольствием наблюдал, как жена разливает чай по розовым в белые цветы, " субботним" чашкам, как ловко накладывает в маленькие мисочки сметану, повидло, мёд.
И до сих пор спрашивал себя, за что его Нюся любит? Знал, что любит, а понять за что, не мог.
" За всё" - обычно говорила жена и целовала в лысину. " Мой аэродром для поцелуев", - улыбалась супруга.
Со стороны, Виктор Борисович знал, представляли собой презабавнейшую пару: Нюся, высокая,статная, неспешная в движениях и он, гриб- боровик, толстенький, крепкий, подвижный как ртуть, ровно по плечо жене.
Их знакомство было таким романтически- комическим, что поначалу Виктор Борисович, тогда ещё просто Витька, бурчал:" Внукам не расскажешь, засмеют".
Нюсю свою заприметил на пляже. Рослая, крепкая, с рыжеватыми волнистыми волосами и кожей белой, как сливки. Почему- то представил, что на вкус она, как ванильное мороженое, и от этой мысли аж покраснел.
Девушка напоминала большую белую птицу. Руки , словно крылья, точными движениями выбрасывала вверх, ловя мяч. И так ловко, сильно и неспешно это у неё выходило, так отличало от других игроков в пляжный волейбол, что взгляд Виктора просто прилип к высокой златовласке.
Засмеялась, кинула мяч подружке и пошла купаться.
Господи, как она входила в воду! Куда там " Рождению Афродиты", половина мужиков на пляже поперхнулась жратвой и пивом, глядя на эдакую красоту.
Замирая наблюдал, как девушка,словно большой дельфин, плещется в зеленовато- серых волнах. А потом она пропала.
Секунды потянулись, как клей "Момент". Одна, вторая, третья.
Виктор вскочил и, поднимая веер брызг, как большая собака, рванул в воду. Плавал он плохо, нырял и того хуже.
И уж никак не мог предполагать, что у златовласки разряд по плаванию. И нырять её учил отец с раннего детства .
Чувствовал, что не хватает дыхания, перед глазами - багровые круги, но пытался нырнуть раз за разом, ещё и ещё.
И остатками сознания вдруг понял,что останется здесь,в этой серо- бирюзовой воде. Совсем, навсегда.
Сильные руки внезапно подхватили Виктора, и он потерял сознание.
Нюся выволокли бесчувственного парня на берег, сделала искусственное дыхание под советы и шуточки пляжных зевак.
Очухавшись, Виктор пожалел, что не утонул. Стыд жёг крепче июльского солнца:
- Вы что, плавать не умеете?!
- Ну, как сказать..
- А в воду зачем полезли,?
- Вас спасать!
- Иди@т!
- Нет, Виктор. А вас как зовут?
- Нюся, - ответила златовласка и рассмеялась.
Потом рассказывала, что влюбилась именно в эту минуту:"'Ты так за меня испугался, что забыл о себе. Совсем. Этому цены нет!"
Господи, 30 лет прошло, а словно на прошлой неделе всё случилось.
Виктор Борисович, приговорив небольшую мисочку оладушек, довольно шевелил усами, как сытый таракан в хлебнице.
Но одна мысль сверила, как канцелярская кнопка на стуле: как там марафон?
Смешно сказать, волновался, хрен старый.
Быстро включил компьютер , зашёл в ВК и завис.
Читал рассказы других авторов, над иными хохотал до слёз,другие заставляли скривиться, как от несвежей касторки.И поражался: сколько же талантливых людей! Всё разговоры о нынешнем нравственном и интеллектуальном упадке - брехня препившего бобика!
А вот отзывы к своей зарисовке про музу читать боялся. Ну какой из него писатель? Смех один:" Чукча не читатель, чукча писатель".
Осторожно, словно боясь, что кнопка вдарит током, открыл свою зарисовку, и замер. Будто сковородкой по башке долбанули
( Продолжение следует )