Каковы были особенности участия отечественных СМИ в вооружённом конфликте 1994-1996 годов на Сверенном Кавказе? В освещении чеченского конфликта российские СМИ заняли различные позиции: одни оправдывали движение чеченского сопротивления (объясняя это борьбой за свободу, независимость и т. д.); другие отстаивали официальную позицию Правительства РФ (Чечня – неотъемлемая часть России, вооруженные формирования незаконны и подлежат уничтожению); третьи (наименьшая группа) пытались освещать конфликт с центристских позиций, не занимая ничью сторону и не впадая в крайности. Эти различия в освещении конфликта объясняются различными позициями конкретных средств массовой информации, поскольку они выражают интересы разных социальных групп и слоев населения.
О той огромной роли, которую играют средства массовой информации в обществе, говорил и министр по делам печати и информации Михаил Лесин: «СМИ - это оружие в той холодной гражданской войне, что идет в России. А применение оружия не может вести к смягчению обстановки. Но ни олигархи, ни власть не могут прекратить даже на день бомбардировку сознания граждан. Их сознание должно постоянно находиться в состоянии шока или хаоса. Это резко повышает внушаемость, а ведь главные цели воздействия СМИ - внушение нужных правящим кругам мнений» Встаёт вопрос, действительно ли внушалось нужное правящим кругам «мнение»? Ведь зачастую смысл доходящей до общественности России информации был прямо противоположным. Яркий тому пример репортаж Александра Глебовича Невзорова, российского репортёра, депутата государственной думы четырёх созывов, «Ад», после просмотра которого по неволе появляется желание бороться с войной, искать пути выхода из неё. А это противоречит установке большинства современных исследователей проблемы Первой чеченской кампании, которые представляют её как специально спланированную акцию, посредством которой можно было «отмыть» денежные средства. Вспоминает А. Куликов, с 1992 по 1996 г.- командующий внутренними войсками МВД РФ, с 1996 по 1998 г.- министр внутренних дел: «Как только дудаевцы пришли к власти, они начали вооружаться. При мне начальник грозненского гарнизона генерал Пётр Соколов докладывал Руцкому о нападениях армейские склады. От Соколова я и узнал, что одних автоматов в гарнизоне хранится 53 тысячи.
На складе НЗ 506-го полка внутренних войск в районе Катаямы имелось примерно 1500 единиц стрелкового оружия. В конце сентября 1991 года я дал телеграмму командующему ВВ генералу Василию Савину: прошу разрешить вывезти из Грозного оружие. Он звонит и спрашивает: «Что вы там паникуете? Если вывезти оружие, кто будет выполнять мобилизационное задание?» Чуть ли в трусости меня не обвинил. Пришлось объяснить, что если оружие не убрать из Грозного, то оно попадёт к бандитам.
Тем не менее командующий мне запретил что-то предпринимать.» Как за счёт «списываемой со складов хранения» техники и продажи её, так и за счёт прямых хищений, разумно предположить, происходили эти операции. Тем более успешные в виду использования старой техники, ведь, как известно, любая война приносит существенный доход. Яркий тому пример подъём экономики Соединённых штатов в ходе Второй мировой войны. «Одним из самых больших секретов новой России стала торговля оружием. Вернее, то, что торговля идёт, понятно было всем. Без подобных поставок и в Грузии, и в Карабахе, и в Молдавии, и в Чечне дрались бы палками и камнями. Более того, во многом эти конфликты и поддерживались ради того, чтобы торговля «машинками смерти» процветала и крепла. Конкретные же факты оставались неизвестными.» Предательство властей становилось всё более очевидным и материалы в прессе, безусловно, подливали масла в огонь. Особенно настроения эти усилились с провалом штурма Грозного . Причём весьма существенно. «Кто же заинтересован в этой несправедливой войне, ведущей к тотальному разрушению городов и сёл, массовому уничтожению мирного населения, к появлению сотен тысяч беженцев из некогда благополучных районов совместного проживания людей различной национальности? Прежде всего тем, кому эта война выгодна, кто хочет на ней получить (и уже получает) экономические, и политические, и карьеристские дивиденды.
Известно, что Чечня- это нефтяной край России, имеющий важное геополитическое значение. Здесь имеются мощные нефтеперегонные заводы, дающие высококачественный бензин.
Через Чечню проходят стратегически важные железные дороги и авиалинии, связывающие север и юг России. Своеобразие чеченского края показывает, что здесь завязаны многие местные российские и зарубежные интересы».
«Ясно, что власти нужен очередной враг (враг – необходимый компонент российской жизни, и сегодня эта роль отведена чеченцам). Без него трудно объяснить, почему 60% россиян оказались за чертой бедности. Недовольство людей – реальная сила. И лучше, если она будет направлена на чеченцев, а не обкомы и горкомы, где сидят теперь губернаторы и префекты, не на Кремль, где зажимают зарплату и повышают квартплату».
Напрашивается вывод об отсутствии беспристрастности в освещении событий, происходящих на территории ЧИР 1994-1996 гг. Вот только , на какую сторону склонялось большинство участвующих в освещении конфликта представителей прессы,- это уже другой вопрос, на который необходимо дать однозначный ответ.
«Практика освещения в прессе многочисленных войн, еще со времен Отечественной войны 1812 г., показывает, что журналисты не могут оставаться беспристрастными, пока существует в обществе деление по национальному признаку, ведь они сами представляют одну из воюющих сторон… СМИ нередко специально акцентируют этнические проблемы в конфликтах, хотя чаще всего дело не столько в этническом, сколько в политическом и экономическом противостоянии элит, а не народов. По воле политиков противниками становятся различные этнические или религиозные группы. А журналисты при освещении конфликтных событий нередко используют искаженные факты, уничтожительные этнические стереотипы противника и массу провоцирующих и конфликтных этнических идей. Например, с помощью СМИ внедряются идеи: этот народ – наш враг, и врага надо уничтожать! Они всегда были нашими врагами!» Тут позволим себе не согласиться с авторами. Если брать во внимание геноцид (именно геноцид) русского населения в предвоенные годы в Чечне, то установка на негативное отношение, вызванное давлением на общество элит, себя в данном случае не оправдывает. Скорее наоборот, показывает нам, что инициирование конфликта на межнациональной почве было вызвано представителями коренного населения Чечни. «Из открытого письма 50 тысяч русских жителей Наурского и Шелковского районов (ранее относившихся к Ставропольскому краю, а в 1957 году переданных в состав Чечено-Ингушетии): «С приходом к власти Дудаева мы превратились в жителей резервации. За эти три года выгнаны все русские руководители хозяйств. Колхозы и совхозы разворованы. Уничтожаются лесополосы, разворованы телеграфные столбы. У нас не было официального обмена денег, нам не дали ваучеры. Преподавание в школе ведётся только на чеченском языке, а сами школы и их оборудование расхищены. Мы уже два года не получаем заработную плату, старики пенсии. Мы постоянно слышим предложения и угрозы убираться в Россию. Но мы в России. Мы сыны и дочери России. Русских грабят, убивают, унижают, насилуют, а «правозащитники» почему-то этого не замечают. Только за последний год в двух населённых пунктах Наурского района- станицах Наурская и Калиновская: забит до смерти А.А. Просвиров; расстрелян за рабочим столом замдиректора Калиновского СПТУ (профтехучилища) В. Беляков; ранен и ослеп директор этого училища В. Плотников; зарезан и сожжён начальник нефтекачки А. Быков. И это далеко не все жертвы.» Вспомним обращение Дудаева, в котором он заявлял о ужесточении уголовного преследования преступлений в отношении русскоязычного населения. Воплощалось ли это на практике- другой вопрос. Но на верхах-то наоборот «старались» предотвращать конфликтные ситуации. «Дудаев назвал слухи о насилии против русских в Чечне «безосновательными и кощунственными». Он заявил, что «с 1991 года в республике действует распоряжение об особом контроле за преступлениями, совершёнными против представителей русскоязычного населения» и отметил, что «не зарегистрировано ни одного преступления против русских, совершённого на межнациональной основе». Одновременно Дудаев обвинил российское руководство в «политике государственного терроризма» против народа Чечни.» Более того, обращение русскоязычного населения к правящим кругам в самой России, о чём мы писали ранее, прошло незамеченным. Голос русскоязычного населения услышан не был. Сопротивления по понятным причинам его представители не оказывали. Где же тогда, спрашивается, этнические проблемы? Это не проблемы- это геноцид. Зато в отечественной печати много говорилось о страданиях чеченского народа в ходе штурма столицы Чечни, в то время как факты применения живого щита из представителей русскоязычного населения прессой замалчивались, равно как и прямая агрессия по отношению к русскоязычному мирному населению. «Пока российские войска воевали на окраинах Грозного, дудаевцы расправлялись с мирным населением Шали, которое практически сплошь было русским. Свидетели рассказывают, что специальные подразделения боевиков громили жилые здания русских кварталов» Что же касается фактов геноцида, то можно привести обширную цитату из интервью Петра Стефановича Федотова- потомственного казака, историка-исследователя казачьего движения в России, руководителя отдела по делам казачества Ставропольской краевой администрации, «Российской газете». Интервью было взято спустя три дня после начала «операции по восстановлению конституционного порядка и законности» на территории Чеченской Республики.
«-Пётр Стефанович, как оценивает кавказское казачество шаги Президента России по наведению порядка в Чечне?
- Практически однозначно положительно, особенно левобережный Терек.- население казачьих станиц Чечни, Ингушетии, Осетии, приграничных районов Ставрополья. Начинать наводить порядок надо было давно. Беспредел, творимый в Чеченской Республике, перешёл все мыслимые границы, а произвол в отношении славянского населения не поддаётся описанию. У нас есть документальные свидетельства, длинный список этих преступлений, статистику которых мы тщательно ведём. За три года правления режима в Чечне убито и пропало без вести 10 тысяч россиян, большей частью русских, казаков.
-Говорят, этот список казачьи атаманы недавно передали Дудаеву с требованием разобраться по каждому факту насилия.
-Точнее сказать- геноцида в отношении русскоязычных. Но ответа не получили. Дудаев, если бы даже и очень хотел, уже не в состоянии справиться с преступностью в республике. Это под силу лишь федеральной власти, на что она, слава богу, наконец-то решилась.»
Другая немаловажная особенность в освещении событий в ЧИР отечественными СМИ в целом являет собой обращение авторов публикаций к истории взаимоотношений России и Чечни, проведении параллелей между Кавказской войной и современным конфликтом. Тем самым навязывается мнение, что чеченцы находятся в состоянии войны с Россией около 400 лет. Чеченцев представляют как народ, для которого свобода, независимость превыше всего. Средства массовой информации героизируют чеченский народ, тем самым порождая новые мифы. «После бесед с чеченцами, в том числе и с теми, кто сейчас наверняка защищает Грозный, пришёл к твёрдому убеждению: политическое решение конфликта на основе российской конституции возможно. Те, кто настроен против этого, давно упаковали свои чемоданы с миллионами и покинули Грозный. Те же, кто там остался, в большинстве своём не приемлют презрительного отношения Москвы к чеченцам, которых она под одну гребёнку назвала бандитами.
Да, есть там и такие. Но разве можно называть бандитами седобородых стариков и 12-ти летних пацанов или женщин, взявшихся за оружие, чтобы защитить себя?
Московским правителям, давно забывшим, что это такое, наверное, трудно понять, что есть ещё люди, для которых честь дороже жизни.» Но вот проблема. Не очень-то вериться, что у «12-ти летнего пацана» может возникнуть сколько-нибудь твёрдая мотивация. Скорее наоборот. Люди говорят о своём стремлении защищать себя только потому, что за ними стоят те, кто заставляют их это делать, но иногда заставлять не обязательно, достаточно просто подкупить. Особенно легко проходит этот трюк с «детьми». «Рассказывает 15-летний чеченский боевик Сайд Г.: «В том году в нашем хьюжаре разморозило отопление. Занятий было мало. И мы все бегали на митинги. Нам было весело. На главной площади в больших котлах варили мясо. И мы наедались вдоволь. Машинами привозили , сгружали грудами прямо на землю арбузы, дыни. И всё бесплатно. Кушай, сколько сможешь.
Эту хорошую жизнь принёс нам Дудаев. Дудаев был в авторитете у всех. Мне он тоже нравился. Мы, чеченцы, очень любим военную форму. Мы с дружками решили, что тоже будем генералами. По-настоящему мы почувствовали себя военными, когда смогли захватить оружие в гарнизоне.» А чеченские национал-радикалы быстро подхватывают эти идеи, используя их для набора новых своих сторонников. «Человек, занятый прежде всего своими делами (семьей, здоровьем, работой, образованием, погодой и прочим), оказывается в поле возбуждающих призывов и моральных принуждений. Ему начинают повседневно напоминать и убеждать, что он – чеченец, представитель древней и уникальной цивилизации, а ныне депортированный и угнетаемый, должен продолжить великое дело шейха Мансура и имама Шамиля. Эти смутные, но притягательные предписания становятся частью взглядов и эмоций, обретая довлеющее значение и отодвигая повседневность на второй план перед притягательными проектами переиграть или вернуть прошлое… Ответственность за это несут в том числе и прежде всего те, кто через поверхностные историзм и культурный фундаментализм низводят целый народ до уровня досовременной нации или общества с военной демократией с уникальной воинской моралью и тем самым лишают его шанса на участие в мирных трансформациях с целью улучшения правления и обеспечения безопасной жизни». Получается с одной стороны гордый и воинственный чеченский народ, а с другой? Что же касается представлений о российском военнослужащем всё предельно ясно. С первых дней конфликта общепринятым в прессе стал стереотип, согласно которому российский солдат является не чем иным, как необученным пушечным мясом, не умеющим воевать. Конечно, доля правды в этих заявлениях есть, но применять эту мерку ко всем родам войск- признак непрофессионализма, о чём речь пойдёт далее. Более того, по прошествии нескольких месяцев войны армия в ходе боевых действий, не прекращающихся ни на минуту, приобрела достаточный боевой опыт, который в среде военнослужащих был весьма заметен, но который в прессе видеть почему-то не хотели. «Вечером 10 апреля с минимальными потерями были взяты сёла Ачхой-мартан и Закан-Юрт. Правозащитники отнесли это на счёт «устрашающего эффекта Самашек (высказывались мнения о якобы имеющих место зверствах российских военнослужащих. Прим. автора) ,категорически отказывались признать боевые качества российского солдата, настойчиво изображаемого завшивленным, запуганным и голодным мальчиком.
Боевые качества «мальчиков», однако, как это ни парадоксально, получили весьма высокую оценку из уст жестокого противника -одного из лидеров унсовцев (воевавшего на стороне НВФ) Богдана Коваленко, который подчеркнул, что Ачхой-Мартан брали «шестимесячники» и что, на его взгляд, воевали они лучше боевиков.» Вышесказанное, является, пожалуй, главной проблемой освещения событий отечественной прессой. Уместно привести довольно ёмкую цитату из «Комсомольской правды». «…На школе в центре Моздока висит табличка: «Комендатура Моздокского района». Внутри на двери в кабинет искусствоведения прикреплена бумажка «Комендант». Некто небритый в пятнистом ватнике и тапочках на босу ногу долго щурится на меня и наконец заявляет: «А мы только по осетино-ингушскому конфликту… нам на вашу Чечню наплевать».
Пожилой усач, согнувшись на скамейке, со злости говорит мне: «Вернусь домой, сразу рапорт на увольнение подам. Стыдно за армию, ой как стыдно…» Когда их часть вернулась с передовой, практически каждый БТР тащил за собой другой, неисправный. В полку некомплект гранатомётчиков- так ими назначили поваров, даже не обучив молодых ребят как следует. Все они клянут бардак в армии. Все не любят Грачева». Хотя, разумеется, были и исключения. «Можно спорить о том , был ли правомерен ввод войск на территорию Чечни, все ли испробованы российским руководством мирные пути воздействия на вооружённых сепаратистов. История, как говорится, рассудит. Но стыдно и безнравственно, на мой взгляд, всячески поносить и поливать грязью армию, которая уже действует в боевых условиях, выполняя задачи, поставленные высшим руководством страны.
Сколько высокомерного пренебрежения, издевательских ноток звучит в пространных газетных описаниях армейского военного быта. Читаю, например, уважаемую мной «Комсомолку». И из грязи-то не вылезают наши неумытые солдатики, окопавшиеся на позициях, и офицеры пьянствуют и стреляют куда попало, потому что, мол ,к гранатомётам приставлены «необученные повара»…
Или такая картина. Дудаев публично заявляет, что российских солдат, вероломно захваченных в Дагестане и переправленных в Грозный, ждёт «неотвратимое» возмездие. Словом, плевал он на женевскую конвенцию и прочие международные нормы обращения с пленными.» Чувствуется полное отсутствие государственного контроля за деятельностью СМИ в ходе вооружённого конфликта, а он обязательно должен присутствовать.
Так, в качестве примера осуществления успешного контроля над деятельностью средств массовой информации в ходе вооруженного конфликта можно привести то , что происходило в средствах массовой информации после начала военной акции НАТО против Югославии. «С началом воздушных ударов интенсивность информационно-пропагандистских мероприятий, направленных против СРЮ, заметно усилилась. Выступления руководителей ведущих стран НАТО с разъяснениями и оправданиями военной акции против Югославии транслировались на всех основных языках мира и сербском через всемирные теле- и радиослужбы. Госсекретарь США М. Олбрайт по спутниковым телеканалам за период воздушной кампании дважды обращалась к населению Югославии на сербском языке.
Важнейшим инструментом информационной войны против СРЮ стала пресс-служба НАТО. В задачи этой структуры входил анализ сообщений западных, югославских и международных СМИ о ситуации на Балканах и выработка рекомендаций для руководства альянса по определению общей стратегии в отношении освещения в этих средствах хода военных операций, подготовка информационных материалов для пресс-конференций, брифингов и пресс-релизов штаб квартиры НАТО. Четко управляя журналистским корпусом, официальные структуры альянса в то же время исключительно жестко реагировали на попытки некоторых репортеров довести до западного общественного мнения точку зрения югославской стороны.» Вышеприведённый пример показывает нам, что контроль за собственными средствами массовой информации позволяет сосредоточить усилия на деморализации солдат и общественности противника. В случае с отечественными периодическими изданиями, отсутствие контроля над ними сыграло злую шутку. Поток информации, исходящий от них возымел совершенно противоположное действие, как на российскую общественность, так и на солдат в окопах. «Самый существенный, самый опасный и деморализующий для президента результат начала конфликта в Чечне – полная потеря симпатий СМИ. Именно поддержка массмедиа, которыми президентская команда порой успешно манипулировала, помогала главе государства вытворять невероятные вещи. Президент решил, что СМИ – лишь послушный инструмент в его руках. Но, начав кампанию в Чечне, президент неожиданно попал под град сильнейших информационных ударов и справа, и слева. Ранее верные ему газеты (например, «Московский комсомолец») стали ежедневно публиковать отчеты об истинном положении дел в Чечне, о положении дел в армии, о массовых нарушениях прав человека, сопровождая это ядовитыми комментариями».
Российские СМИ оказались плохо подготовлены для объективного освещения конфликта. «Российская (постсоветская) журналистика несет на себе родовое пятно большевистской печати: в ней доминирует не репортаж, а оценка-назидание; в российских СМИ почти каждый материал – это по западным формам, то, что называется эдиториал, а каждый журналист – это судья и пророк. К тому же за последние годы журналистское поколение почти целиком сменилось: в профессию пришли молодые, талантливые и честолюбивые люди, через эфир и газетную полосу утверждающие свое имя и статус. Явление это в целом позитивное, но проблема драматизации этнической тематики и конфликтных событий для продажи материала остается серьезной…». Причём проблема этнических конфликтов, как уже говорилось, рассматривалась односторонне. Что приносило немало вреда военнослужащим российской армии. Другую проблему представляет собой сама подготовка журналистов и редакторского состава, которые в силу своей некомпетентности представляли материал, в котором чувствовалось незнание проблемы. «Слишком часто у репортеров, добывающих новости в условиях конфликта, и у редакторов наблюдается потрясающее неведение о проблеме…».
Причём «неведение о проблеме» ещё не самое страшное, что можно было наблюдать в ходе конфликта. Самое страшное, что можно было видеть в репортажах отечественных СМИ, освещение конфликта глазами противника. Большинство журналистов в погоне за сенсацией нередко получали свой материал от представителей НВФ. Причём по получении не подвергали никакой редакторской правке. Более того, всячески «рекламируется» грамотная организация как тыловых служб, так и боевых подразделений ополчения и НВФ, в отличие от Федеральных Сил. «Едва смолкли последние выстрелы, как в Грозном появились отряды рабочих. Быстро восстанавливаются порушенные танками трамвайные и троллейбусные линии… Такой трудовой десант многим горожанам казался бы странным, если бы накануне по местному телевидению не транслировали экстренное заседание правительства, которое вёл Джохар Дудаев. Там он буквально потребовал от своих министров направить все силы и средства на скорейшее восстановление всего порушенного во время штурма. С этого чеченский президент и начал нашу беседу.
-Основной удар бандформирований пришёлся по мирным жителям, их домам, городским коммуникациям. Город остался без транспортного сообщения, местами отключена электроэнергия, нарушено водоснабжение. Восстанавливать всё это- ближайшая и основная задача.» Наряду с подобного рода описаниями присутствует и повествование о «подвигах» президента ЧР,услышанное , что называется, из первых уст. . «Стреляли они и по дворцу правительства, по окнам моего кабинета. Но больше так, для острастки. Когда начался штурм, я произвёл обманный манёвр: отправил свою машину из дворца в сторону дома. Бандиты решили, что меня нет, и принялись обстреливать из орудий департамент госбезопасности, МВД. Я же всё это время находился на своём рабочем месте. Хотя сказать, что руководил обороной,- нельзя. Столь дерзкий прорыв противника был для нас неожиданностью.» Далее президент повествует нам, при этом не стесняясь лгать в открытую, о «героических подвигах» «сопротивления». Зато в печати много говорят о лжи со стороны наших властей. Причём таких примеров, подобных тому, что последует далее, пожалуй, нет и в природе. «Действовал единственный координационный центр защиты города. Сам, кстати, ничем не защищённый. Поэтому тем более поразительно то, что смогли сделать силы сопротивления. Я не знаю больше случаев, чтоб одним выстрелом из гранатомёта уничтожалось сразу два танка. Чтоб один танк за считанные минуты подбил пять бронемашин противника. И таких примеров здесь было не мало.» Иначе как предательством подобные действия со стороны отдельных представителей прессы это назвать нельзя. Предательство настолько очевидно, что многие авторы, в том числе из среды профессиональных военных схожи во мнении, что наносился прямой ущерб действиям войск в ходе операции по восстановлению конституционного порядка на территории ЧР. «Вообще лично я никогда в своей жизни не видел, чтобы абсолютное большинство СМИ ратовали за успех врага. Но такого вообще не было никогда. За успех врага ратовали. Вот это и ясно, что все куплено. Все прикуплено». Предельно ясно, что подавляющее большинство журналистов, хотели они того или делали это не - осознанно, подрывали изнутри не только общество, но и армию, которую они должны хотя бы в силу национальной общности поддерживать. Но этого не было. Ситуация стала иной лишь во время Второй Чеченской кампании, когда после взрывов жилых домов резко изменилось отношение к происходящему в Чечне.
В ходе Второй чеченской кампании усилился контроль над средствами массовой информации. Во время Первой кампании журналисты были вынуждены прибегать к иным способам добычи информации, а именно из среды бандформирований. Отсутствие возможности получать её от федеральных войск стесняло их в способах её получения, а ведь под давлением вышестоящих инстанций подчас приходится делать свою работу, не гнушаясь открытой формой предательства. «В трёх километрах от Хасав-Юрта стоят те самые российские войска, которые местные жители не пропускают в Чечню. Моя попытка проникнуть к военным оказалась безуспешной.
-Они заминировали все подступы к себе и стреляют без предупреждения. Связь с «большой землёй» военные осуществляют по воздуху,- сказали мне дагестанские милиционеры.
-Мы ждём нового наступления российских войск. И если это случится, остановить нас будет уже невозможно,- сказали мне на прощание в штабе ополчения.» «Сегодня в вину многим журналистам ставится следующее: якобы мы освещаем все со стороны Дудаева, чеченской стороны. Надо сказать, это справедливые упреки. Освещение идет там, где дают освещать. Журналист должен быть объективен, он должен и у врага работать. Он должен работать и у своих, если под «своими» подразумевать российские войска. Но если там работать не дают, а у чеченцев работать дают и, наоборот, способствуют этому, то здесь возникает вопрос: кто виноват в том, что российские журналисты не могут давать, по мнению властей, более объективную и более убедительную информацию со стороны российских войск?…». Дудаев, Удугов и другие лидеры боевиков прекрасно понимали, какую силу представляют собой СМИ. Именно используя средства массовой информации (показывая все «ужасы», творимые российскими войсками: убийства мирных граждан, разрушение мирных объектов и др.), лидеры боевиков оказывали давление на общественность, рекрутировали в свои ряды новых бойцов. О прочеченской позиции некоторых СМИ говорил и министр печати и информации Михаил Лесин: ««Все мы помним, как переживалась первая война в Чечне. Отразили ли СМИ эту трагедию, пусть бы в ее противоречивости? Нет, они вели подрывную антироссийскую работу. И речь не только о разрушительных репортажах Масюк на фоне трупа нашего солдата. Речь о доминирующей линии СМИ».
На верхах знали о существующем положении в средствах массовой информации, но шагов по установлению должного за ними контроля не последовало. Ошибка была совершена с самого начала, а исправлять что-либо было уже поздно. «Конечно, нет никаких доказательств того, что какая-то газета, или телекомпания, или информационное агентство работали на боевиков. Но ведь продудаевская позиция многих СМИ была видна, как говорится, невооруженным глазом. Но как бы там ни было, здесь огромная недоработка наших военных структур, ибо контакт, взаимодействие со СМИ, признаемся, у нас почти зачаточные, если не нулевые. Вот Наполеон понимал, что такое газета. Мы же, похоже, не понимаем».
Трудно не согласиться с данным утверждением. Отношение между прессой и представителями вооружённых сил складывались не лучшим образом. Разумно будет предположить, что корни проблемы уходят в советское прошлое. Ведь освещать деятельность вооружённых сил в полном объёме не позволялось. Факты не разглашались. Психологический барьер необходимо было преодолевать, но сделать это было на данном этапе практически невозможно. Изоляция вооружённых сил от общественности в условиях гласности 1990-х годов порождало неконтролируемую реакцию СМИ, описанную выше. Введение же жёсткой цензуры неминуемо взорвало бы общество изнутри. Оно бы восприняло данный шаг как первый на пути в сторону прежней политики, а это, в свою очередь, не позволило бы руководству страны удержаться на своих позициях и без того шатких. Пока же наблюдались многочисленные примеры отсутствия взаимодействия между командованием вооружёнными силами и представителями средств массовой информации. «Столько уже было сказано и ведомством П. Грачёва и господином Шумейко о создании «непреодолимого барьера на пути проникновения в Чечню оружия и добровольцев» (для того, дескать, и дивизии к границам Чечни придвинуты)! Но, кроме недавней «решительной операции» спецназовцев, завернувших обратно в Москву самолёт с московскими журналистами, других доблестных подвигов у тех, кто отвечает за содержание границ на замке, что-то не наблюдается.»
Таким образом, главной проблемой в освещении российской периодической печатью вооружённого конфликта на Северном Кавказе являлось полное отсутствие взаимодействия с командованием вооружёнными силами. Наблюдались и другие просчёты, такие как отсутствие выработанной единой концепции освещения событий, призванной обеспечить информационное превосходство над противником. Свободное перемещение представителей средств массовой информации в районе боевых действий (ставящее под угрозу выполнение конкретных боевых задач), лояльная позиция в отношении режима Дудаева и НВФ. Всё это предопределило поражение российской стороны в информационной войне в ходе первого вооружённого конфликта на территории Чеченской республики и косвенно способствовало провалу военной операции.