Колдун задумчиво переливал разноцветные жидкости из больших банок в маленькие пробирки:
— Садись сюда и снимай рубашку.
И Дитриху очень, очень не понравился разложенный на столе набор скальпелей.
— А… а…
— Есть заклятья, которые врезаются под кожу, — Манфридус несколько мгновений любовался испугом Дитца, а затем продолжил: — Раньше считалось, что боль усиливает магию… но на твое счастье мы живем в более просвещенное время. Юлиус, раз ты все равно здесь — возьми вот это и натри Дитриху руки, живот и грудь. Перестань дышать так, словно ты собрался упасть в обморок, ученик — это обезболивающее.
Дитц нервно сглотнул, слова Манфридуса успокоили его мало. Он глубоко вздохнул и, чувствуя себя юным разведчиком, пойманным фашистами, стянул с себя рубаху и уселся на табуретку. Стол перед ним был застелен куском полотна.
Юлиус, которого сейчас не выгнала бы отсюда никакая сила, начал натирать Дитриха прозрачным, резко пахнущим гелем из банки. У него только что нос от любопытства не шевелился. Гель мгновенно высыхал на коже.
— Сядь прямо, — потребовал Манфридус, когда Юлиус закончил. Колдун взял остроконечную кисть и макнул в красную жидкость.
— Не шевелись, — приказал он, когда Дитц попробовал опустить голову, чтобы увидеть, что на нем рисуют. Работал Манфридус совсем как настоящий художник — такая точная рука! Каждую линию он проводил только один раз и, когда кисть переместилась на живот, а Дитц смог опустить подбородок — мальчик увидел, как колдун без линейки и циркуля вырисовывает сложный геометрический узор. Странно, было совершенно не щекотно… но скальпели, разложенные по столу приковывали к себе взгляд.
«Да, не щекотно. А как насчет боли?»
Юлиус, открыв рот, наблюдал. Похоже он ни разу не жалел об ужине — такое зрелище!
Пару знаков нарисованных Манфридусом на руках Дитц опознал. «Воля», «подчинение» — на правой руке, «защита» — на левой. Узор на животе внезапно напомнил оленью голову с рогами.
Дитц аккуратно дотронулся до одного из значков и, пользуясь тем, что колдун отвлекся, смешивая жидкости в плошке, послюнил палец и стер краску. Он тут уже успел налистаться разных книг из колдуновой библиотеки (Манфридус не запрещал брать книги при визитах, но и не объяснял ничего, если только не хотел взвалить на Дитца работы).
«Проклятая рука», вот что нарисовал ему колдун. Нет, Дитриху совсем не надо, чтобы Манфридус управлял его руками, как вздумается!
Юлиус все прохлопал, глядя как Манфридус перебирает скальпели. Дитц его хорошо знал — если бы Юлиус заметил, как Дитц стирает краску, донес бы немедленно.
А затем Манфридус выбрал скальпель, и больше ни о чем Дитрих думать уже не мог.
— Клади руку.
Дитц поставил локоть на ткань и зажмурился. Что-то прохладное коснулось кожи, протянуло полосу… по полосе немного холодило, но и все.
Юлиус со свистом втянул воздух и Дитц открыл глаза. И тут же выдохнул еще громче.
— Не шевелись.
Скальпель оставлял на коже линии, прохладные, как намазанные мятной пастой — это то, что Дитц чувствовал.
Разрезы, залитые кровью — вот что он увидел, открыв глаза. Белое полотно на столе стремительно алело.
— Синюю.
Юлиус с готовностью подсунул Манфридусу плошку с краской. Тот снова взялся за кисть — и провел ей прямо поверх ран, а раны заживали под кистью, оставляя после себя только тонкие синие линии!
И Дитц и Юлиус, смотрели на это, одинаково пооткрывав рты.
Колдун работал скальпелем так же стремительно, как до этого — кистью. Буквально за пять минут вся рука Дитриха была покрыта черно-сине-зелеными знаками. В своем сосредоточении, Манфридус похоже и не заметил, что одного не хватает.
— Обвяжи его полотенцем, — скомандовал колдун Юлиусу. — Иначе пол мыть будешь сам.
Мыть пол Юлиусу явно не хотелось — Дитца он обвязывал очень старательно.
В этот раз Манфридус возился дольше. Линий было много, и много мелких деталей. Когда он закончил, красным было и полотенце и тряпка, постеленная на колени. Дитц начинал как-то нехорошо себя чувствовать.
— Все! — колдун кинул инструменты в лоток и подпихнул Дитриху таз, куда тот посбрасывал окровавленные тряпки. — И приведи сюда Ленору. А ты — иди мойся.
Дитц встал и его шатнуло.
— Ой, не трогай меня, — с отвращением сказал Юлиус, на которого мальчик попытался опереться. — Испачкаешь.
Никогда путь по лестнице не казался Дитриху таким длинным. Во дворе он налетел на Августу, та ахнула и разоралась, заставив одного из прислужников помочь Дитцу спуститься.
— Куда пошел? Он же сейчас шайку поднять не сможет! Ну-ка живо вымыл мальчика!
— Слугами командуй! — огрызнулся тот. — Мой командир — Гарт!
— Поговори мне еще, поговори. Вылетишь обратно в свою деревню, за поросятами навоз убирать. То-то обрадуются тебе все соседи!
Прислужник нахмурился, но спорить все же не стал. Завел Дитца в баню и облил из шайки леденющей водой.
— Вот вам ваш мальчик…
— А наверх его по-твоему я вести должна?
Кастелянше было пятьдесят и бегать по лестницам она не любила.
— Спасибо, госпожа Августа, — подал голос Дитц.
Августа только отмахнулась.
К завтраку он едва-едва проснулся. Его ждали — пожилой слуга поставил перед ним тарелку с печенкой и налил полный кубок вина. Печенка была жесткая, а вино сладкое и достаточно вкусное — только алкогольный привкус все портил. Голова внезапно стала какой-то легкой, а мысли сделалось невозможно собрать в кучу — стоило сосредоточиться на чем-либо, как оно тут же ускользало.
Это было неприятно, и в обед от вина Дитц отказался.
— Это поможет тебе восстановить кровь, — сообщил Манфридус.
— Я плохо себя от него чувствую…
— Какой же ты еще мелкий, — покровительственно сообщил Юлиус. — Вот я…
— Такой же алкаш, как и папаша, — шепотом процедила Ольгерда.
Брат с сестрой свирепо друг на друга уставились, но сидящий между ними колдун явно мешал им поругаться, как вчера.
Может Юлиус и хотел наговорить Ольгерде гадостей в ответ, но… не при Манфридусе же!
— В седле удержаться сможешь? — поинтересовался Юлиус.
— Я даже на метле сегодня не удержусь, — честно ответил Дитц. — А что?
— Надо на примерку съездить.
— Опять?!
— Последняя.
Юлиус своими тряпками уже достал! Дитрих уже привычным усилием удержался от того, чтобы огрызнуться.
По счастью, больше его никто в этот день не трогал и никуда не звал.
Назавтра Юлиус потащил-таки Дитца в город и теперь все вертелся перед зеркалом. На Юлиусе был камзол из того самого синего бархата с золотым шитьем, под камзолом серебрилась шелковая рубаха. Довершали наряд узкие штаны в цвет и высокие сапоги с вышивкой. Нет, выглядело правда клево. Прям сказочный принц, только короны не хватает.
Если бы Юлиус в таком виде появился у них на улице, в него бы сразу повлюблялись все девчонки… пока Юлиус не открыл бы рот.
Сам Юлиус, как всегда, был недоволен. Сейчас предметом его страданий был пояс из позолоченных блях — Юлиус хотел золотые. И чтобы с сапфирами.
— У-у-у! — сказал Дитц, помахав руками перед зеркалом.
Портной подавился смешком.
Черный бархатный балахон делал Дитриха особенно бледным и похожим на привидение. В таком виде хотелось бегать по темным переходам, греметь цепями и завывать. Цепей и темного коридора у него не было, а вот повыть он мог и сейчас…
— Аууууу, — воздел он руки вверх. Широченные рукава падали крыльями. — Я ууужас летящий на крыльях ночи, я привиде…
— Ведешь себя, как ребенок, — с отвращением фыркнул Юлиус. — Медь! Понимаешь, это обычная медь! «Твоя сестра мне и без того дорого обходится», — передразнил он.
Дитц резко посерьезнел:
— Знаешь Юлиус, если ты не хочешь продолжать ждать у моря погоды, тебе придется помочь мне в состязаниях.
— Каким образом? Я же не волшебник!
— Держи уши широко открытыми, — посоветовал Дитц. — Вдруг услышишь что-то интересное… о ком-либо из моих соперников, к примеру.
Портной бросил на них очень внимательный взгляд и Дитц умолк. Кто знает, не свистит ли Квист в ухо… да хоть тому же Гарту. Или экономке. В этом милом месте черт ногу сломит, кто кому доносит…