Найти в Дзене

Император Николай II. Дневник.

Ничто так ярко не характеризует личность человека, как его личные дневники. Увы, в дневниках Николая II нет почти никакой информации о событиях того времени и личные впечатления описаны крайне скудно. В дневниках много сведений о встречах с чиновниками, родными и близкими, описывается погода, охота, многочисленные прогулки.

Откроем дневник Николая II наугад. Вот запись от 27 августа 1895 года:

  • Был холодный и тихий день. После кофе погулял. В 11 ч. поехали к обедне. Дядя Владимир завтракал с нами. Катался в байдарке, видел много уток. К 3 ½ вернулся с моря и пошел гулять с Аликс. К чаю приехал из Царского д. Павел. Читал. Посидел напрасно на тяге. Обедали вчетвером. Несмотря на холод (5 град.) поехали кататься.

Вот запись от 30 октября 1896 года:

  • Встал в 5 ½ и, выпив кофе с душкой Аликс, отправился с Гиршем на тройке в Кипень на охоту. Сначала шел снег; с 10 часов совсем прояснило, и день продержался чудный до вечера. Охота была очень удачная и веселая; всего убито 760 штук тринадцатью ружьями – из них мною: 58 – 1 тетерка, 1 серая куропатка и 56 зайцев. Николаша угостил нас замечательно вкусным завтраком в Глядинском чайном домике. Охота окончилась близь Ропшинской церкви, откуда я вернулся в Царское в моей старой «сибирской» коляске с Густавом (Гирш). По приезде домой разделался с бумагами к 8 ½, после чего обедали вдвоем. Самочувствие было превосходное после пребывания на воздухе в течение целого дня.

Запись о трагических событиях 9 января 1905 года, которое получило название «Кровавого воскресенья» преисполнена эмоций; чувствуются безмерная боль и горечь:

  • Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были (!) стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь.

Государь обладал недюжинной выдержкой, граничащей с безразличием. Страшное известие о гибели русского флота в Цусимском проливе описывается почти без эмоций:

  • 17 мая. Вторник. Тяжелые и противоречивые известия продолжали приходить относительно неудачного (всего – навсего! - А.С.) боя в Цусимском проливе. Имел три доклада. Гуляли вдвоем. Погода была чудная, жаркая. Пили чай и обедали на балконе. Вечером долго принимал Булыгина и Трепова.

Обычному человеку трудно понять такую оценку, похожую на бесстрастную констатацию факта и только. Но, не будем забывать, что Государь был истинно верующим человеком и во всем полагался на Божью волю.

Судьбоносный день 17 октября 1905 года – день выхода Манифеста о правах и свободах - описывается уже с заметным душевным волнением – слишком тяжело дался Государю этот шаг. Но и здесь упование на волю Божию помогает ему:

  • Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 часов. После такого дня голова сделалась тяжелою, и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и умири Россию!

С чувством видимого облегчения Государь делает запись в день начала войны, 24 июля 1914 года:

  • Сегодня Австрия, наконец, объявила нам войну. Теперь положение совершенно определилось. С 11 ½ на Ферме у меня происходило заседание Совета министров.

На этом описания впечатлений этого судьбоносного дня исчерпываются, далее - обычные житейские дела:

  • Аликс утром ходила в город и вернулась с Викторией и Эллой. Кроме них, завтракали: Костя и Мавра, только что вернувшиеся из Германии и тоже, как Алек, с трудом проехавшие через границу. Целый день шел теплый дождь. Погулял. Виктория и Элла обедали и затем уехали в город.

Вот описание другого дня, имевшего огромное значение для страны: прибытие Государя в Ставку под Могилевом и принятие им поста главнокомандующего 24 августа 1915 года:

  • Проснулся около 9 часов. Утро было такое красивое в лесу. После чая поехал в Могилев в собор и оттуда в дом губ. правления, где помещается ген. Алексеев, штаб и управление ген. – квартирмейстера. После доклада перешел в дом губернатора, где живет Николаша. Подписал ему рескрипт и приказ по армии о принятии мною верховного главнокомандования со вчерашнего числа. Господи, помоги и вразуми меня! Вернулся в Ставку перед самым завтраком. Днем сделал прогулку за Днепром по Гомельскому шоссе и погулял в хорошем лесу. К вечеру собрался дождь.

В дневнике Государя нет никаких записей о планируемых или уже проведенных боевых операциях. Это легко понять – дневник мог когда – нибудь попасть в чужие руки. Тщательно записываются бытовые моменты - как был проведен вечер и во что именно играли – в карты или в домино. Нет никаких высказываний о судьбе страны, находящейся на пороге революции. Даже в январе 1916 года, когда до катастрофы остается четырнадцать месяцев, дневниковые записи полны спокойствия и безмятежности. Вот запись о дне, когда был совершен поступок, потрясший всю общественность – от патриотов до оппозиции: во время войны с Германией, на фоне непрекращающихся разговоров о германофильстве Императрицы и её ближайшего окружения, на пост премьера был назначен человек, по фамилии … Штюрмер:

  • 20 января. Среда. Сегодня вышло назначение Штюрмера. После утренних бумаг погулял недолго. Принял: Трепова и Хвостова. Завтракали: Сандро Лейхт (енбергский) и Казакевич (деж.). Сделал небольшую прогулку с Марией и Анастасией и затем немного поработал в снегу на прошлогоднем месте. После чая принял толстого Хвостова. Обедали одни. Григорий посидел с нами часок. Затем принялся за чтение вслух.

Удивительно, но событие, нанесшее сильнейший удар по авторитету российского Самодержца в глазах «передовой общественности», описывается очень кратко и поразительно бесстрастно.

При чтении дневников бросается в глаза страсть Государя к прогулкам, которые совершались ежедневно, несмотря на погоду и занятость. Даже будучи Верховным главнокомандующим и находясь в Ставке, в Могилеве, Император каждый день гулял, причем, не всегда это были короткие «променады». Иногда Император отъезжал на своем автомобиле 6 – 7 верст от Могилева, отпускал автомобиль и возвращался назад пешком. С точки зрения обычного человека, такое убивание времени, да ещё в тяжелейший период войны, когда страна находилась на пороге катастрофы, вызывает просто изумление! Как будто война уже выиграна и нет никаких проблем, в частности, с оружием и боеприпасами! Но не надо забывать – на Государе тяжким бременем лежала ответственность за судьбы страны, и лучшего времени спокойно обдумать проблемы иначе, чем на прогулках, у него, видимо, просто не было.

День убийства Распутина в дневнике не описывается. Только через несколько дней, 21 декабря 1916 года, появляется запись, посвященная этому событию:

  • В 9 час. поехали всей семьей мимо здания фотографии и направо к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 дек. извергами в доме Ф. Юсупова, кот. стоял уже опущенным в могилу. О. Александр Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой. Погода была серая при 12 град. мороза. Погулял до докладов. Принял Шаховского и Игнатьева. Днем сделал прогулку с детьми. В 4 ½ принял нашего Велепольского, а в 6 час. Григоровича. Читал.

Даже в начале 1917 года, когда всем было уже совершенно ясно, что страна вот – вот рухнет в пропасть, в записях Государя не чувствуется никакой тревоги и беспокойства. Откроем дневник на январских записях наугад - вот запись от 29 января 1917 года:

  • Был мороз в 6 град. Поехали к обедне. Днем погулял и поработал в снегу. Сидел у Алексея до чая. В 6 часов принял старого Клопова. Читал до 8 час. Вечером были на той стороне и видели Н.П. (Саблина), Лили Ден, Ребиндера с женою, А.П. Саблина. Пили с ними чай.

Трагичность событий в конце февраля 1917 года Государь, находясь в Ставке, осознал не сразу:

  • 26 февраля. Воскресенье. В 10 час. Пошел к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сенатора Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино.

Кажется непостижимым – играть в домино в момент, когда в столице разразилась катастрофа! Впрочем, стоит учесть удаление от Петрограда и неразвитость информационных коммуникаций - новости из Петрограда доходили в Ставку с опозданием. Кроме того, сообщения из Петрограда были неполными и искаженными.

На следующий день тревога уже чувствуется, но ощущения катастрофы ещё нет:

27 февраля. Понедельник. В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу (!). Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее, и в час ночи перебрался в поезд.

Впрочем, уже на следующий день принимаются меры:

28 февраля. Вторник. Лег спать в 3 ¼ , т.к. долго говорил с Н.И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из Могилева в 5 час. утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час.

К сожалению, Царь в этот раз до Царского Села так и не доехал. События развивались гораздо стремительнее, чем он мог предполагать. Путь на Царское Село оказался заблокированным:

  • 1 марта. Среда. Ночью повернули с Малой Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Савич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам, Господь!

И это тоже трудно понять обычным человеческим разумом: страна на краю гибели, а её Высшего Правителя, ответственного за неё в Единственном лице, беспокоит больше моральное самочувствие супруги, чем судьба вверенной ему Богом страны!!! Но не нам судить Помазанника Божьего – он, видимо, знал больше и чувствовал иначе, чем все остальные.

Исторический день отречения, когда в России рухнуло Самодержавие - 2 марта 1917 года - описывается с обычной сдержанностью, но в конце записи эмоции всё – таки прорываются наружу и они очень горькие; можно даже говорить о моральном потрясении:

  • 2 марта. Четверг. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что – либо сделать, т. к. с ним борется соц.- дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 ½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!

Несмотря на пережитые волнения, уже бывший Император сохраняет удивительное спокойствие. Он принимает решение вернуться в Ставку, чтобы попрощаться с войсками. Вот запись следующего дня:

  • 3 марта. Пятница. Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9 ½ перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его Манифест кончается четыреххвосткой[1] для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше.

В течение четырех дней Государь живет в Ставке, в Могилеве, куда приехала его мать, вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Он часами разговаривал с ней, гулял, встречался с представителями союзных армий. В дневнике нет никаких следов каких – либо переживаний. Наконец, он снова отправляется в Царское Село, где его ждет жена и дети, больные корью. На сей раз эмоции налицо; видно, что Николай очень любил армию, и расставаться с ней ему невыносимо больно:

  • 8 марта. Среда. Последний день в Могилеве. В 10 ¼ подписал прощальный приказ по армиям. В 10 ½ пошел в дом дежурства, где прощался с офицерами и казаками Конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось. В 12 часов приехал к Мама в вагон, позавтракал с ней и её свитой и остался сидеть с ней до 4 ½ час. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилева, трогательная толпа людей провожала. 4 члена Думы сопутствуют в моем поезде! Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо.

Прощальный приказ, упомянутый в этот день в дневнике, до войск не дошел. Именно в этот день Государь услышал от «узкоглазого друга» генерала Алексеева страшные слова о своем «как бы аресте».

На следующий день поезд прибывает в Царское Село. Увиденное потрясло Николая, но радость от встречи с семьей подавила неприятные впечатления:

  • 9 марта. Четверг. Скоро и благополучно прибыл в Царское Село – в 11 ½ ч. Но, Боже, какая разница на улице и кругом дворца - внутри парка часовые, а внутри подъезда какие – то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь недавно началась. Завтракали и обедали в игральной у Алексея. Видел доброго Бенкендорфа. Погулял с Валей Долгоруким и поработал с ним в садике, т. к. дальше выходить нельзя. После чая раскладывал вещи. Вечером обошли всех жильцов на той стороне и застали всех вместе.

Потянулись долгие дни домашнего ареста, которые были похожи один на другой:

  • 9 апреля. Воскресенье. Чудный весенний день. Погулял утром полчаса. Ходили к обедне. От 2 час. до 4 ½ работали и ломали лед между мостами против середины дома. Читал много после чая. К вечеру собрались тучи, было очень тепло; у Аликс вынули рамы.

Уже здесь бывший Царь столкнулся с унижениями. Когда он колол лед в саду, солдаты, охранявшие дворец, кричали ему: «Чем будешь заниматься, когда лед растает?» К тому же, дядька Наследника боцман Деревенко проявил свою большевистскую сущность – стал относится к больному ребенку со злобой и оказался к тому же вором.

Несмотря на полную покорность воле Божией, человеческие эмоции все – таки прорываются наружу:

  • 18 апреля. Вторник. За границей сегодня 1 – е мая, поэтому наши болваны решили отпраздновать этот день шествиями по улицам с хорами музыки и красными флагами. Очевидно, они вошли к нам в парк и принесли венки на могилу! Погода как раз испортилась ко времени этого чествования – пошел густой мокрый снег! Вышел погулять в 3 1/4, когда все кончилось и выглянуло солнышко. Поработал полтора часа с Татьяной. Вечером начал читать вслух детям «A Millionairegirl».

Дни заключения в Царском Селе тянулись долго и тоскливо. Но бывший Император не впадает в отчаяние – он занимается с детьми, гуляет, работает в саду. Он внимательно следит за состоянием дел на фронте, радуется победам и переживает в случаях неудач.

Вскоре Временное правительство постановляет отправить семью в Англию, но этому решительно воспротивился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Да и английские власти не особенно настаивали на приезде царской семьи в Англию, опасаясь взрыва недовольства общественности. Временное правительство принимает решение - отправить Царскую Семью в Сибирь, в Тобольск. Отправкой Царской Семьи занимался и провожал её на вокзале лично Керенский.

1 августа 1917 года в 6 часов 10 минут состав с членами Императорской семьи, сопровождавших лиц и обслуги в количестве 39 человек под вывеской «Японская миссия Красного Креста» отправился из Царского Села. Во втором составе ехала охрана из 337 солдат и 7 офицеров. Поезда шли на максимальной скорости, узловые станции были оцеплены войсками, а публика удалена. Поездку в Тобольск Семья восприняла довольно спокойно:

  • 1 августа. Поместились всей семьей в хорошем спальном вагоне международного общества. Залег в 7.45 и поспал до 9.15 час. Было очень душно и пыльно – в вагоне 26 град. Гуляли днем с нашими стрелками, собирали цветы и ягоды. Едим в ресторане, кормят очень вкусно, кухня Вост. – Китайской ж.д.

В Тюмени семья пересела на пароход, который по реке Туре и затем по Тоболу доставил семью в Тобольск. На берегу семью встречала толпа народа. Дом, в котором предстояло жить царской семье, был ещё не готов, поэтому несколько дней семья жила на пароходе. Наконец, семья поселилась в своем новом жилище:

  • 13 августа. Воскресенье. Встали пораньше, и последние вещи были немедленно уложены. В 10 ½ я с детьми сошел с комендантом и офицерами на берег и пошел к нашему новому жилищу. Осмотрели весь дом снизу до чердака. Заняли второй этаж, столовая внизу. В 12 часов был отслужен молебен и священник окропил все комнаты Св. водой. Завтракали и обедали с нашими. Пошли осматривать дом, в котором помещается свита. Многие комнаты ещё не отделаны и имеют непривлекательный вид. Затем пошли в так называемый садик, скверный огород, осмотрели кухню и караульное помещение. Все имеет старый, заброшенный вид. Разложил свои вещи в кабинете и уборной, которая наполовину моя, наполовину Алексея. Вечер провели вместе, поиграл в безик с Настенькой.

И в Тобольске потянулись долгие, однообразные дни. Охрану Семьи возглавлял полковник Кобылинский, приехавший вместе с семьей из Царского Села. Жилось узникам в это время спокойно, хотя они подвергаются ограничениям - им запрещается выходить из дома и двора. Разрешалось ходить в церковь, но под охраной и отдельно от других прихожан. Дни были похожи один на другой.

Чтобы разнообразить жизнь, дети усиленно занимались уроками. Сам Государь преподавал историю Наследнику Алексею, Государыня – богословие, немецкий язык. Жильяр и Гиббс преподавали французский и английский языки.

Затем выходили на прогулку в крохотный дворик. Бывший Император работал в саду, пилил деревья и колол дрова. Все это происходит под неусыпным взглядом охраны. Вечера проходили в беседах, иногда играли в бридж. В 11 часов пили чай и расходились по комнатам.

Из Петрограда поступают телеграммы о корниловском выступлении и о его неудаче. Реакция на эти новости абсолютно бесстрастная, на уровне их констатации.

В сентябре из Петрограда прибыл уполномоченный Временного правительства, бывший каторжник Панкратов и сопровождавший его некий Никольский. По отзывам полковника Кобылинского «Панкратов был честный, добрый человек», а Никольский оказался злобным и мстительным человеком, причинявший Царской семьи множество неудобств.

О событиях конца октября – большевистском перевороте - Николай узнает только через две недели. Реакцию на новости бесстрастной на этот раз назвать нельзя, но и понимания трагизма этих событий еще нет – погода на первом месте:

  • 17 ноября. Пятница. Такая же неприятная погода с пронизывающим ветром. Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и Москве! Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени!

Впрочем, это вполне объяснимо: мало кто понимал тогда, что такое большевизм с его звериной, античеловеческой, поистине сатанинской сущностью.

С началом нового, 1918 года в положении Царской Семьи ничего не изменилось - большевикам было не до Царя. Император продолжает заниматься с детьми, гуляет, много читает. Свободного времени много, и члены семьи организовывают постановку пьесы.

В феврале 1918 года большевики в Москве спохватились - 3 февраля пришла телеграмма из Петрограда на имя полковника Кобылинского от большевистского комиссара Карелина, в которой говорилось, что «у народа нет средств содержать царскую семью». Запрещалось тратить даже из своих средств больше 600 рублей в месяц на человека. Семья вынуждена была сократить количество прислуги.

В марте из Петрограда пришла телеграмма об ужесточении режима содержания царской семьи. Большая часть прежнего состава охраны 14 марта была уволена ввиду окончания сроков службы. Все лица, сопровождавшие Семью, были переведены в их дом и стали считаться тоже арестованными. Им было запрещено выходить в город.

9 апреля из Москвы прибыл новый комиссар, по фамилии Яковлев. Семья была напугана, причем до такой степени, что дети сожгли все свои дневники. Новый комиссар объявил, что имеет приказ перевезти бывшего царя, но куда именно, объявлено не было. Якобы, в это время было получено разрешение Президиума Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК) о переводе Романовых в Москву с целью проведения суда над ними.

Ввиду болезни детей, было решено ехать только Николаю Александровичу и Александре Федоровне с дочерью Марией и с частью прислуги:

  • 13 апреля. Пятница. В 4 часа утра простились с дорогими детьми и сели в тарантасы: я – с Яковлевым, Аликс – с Марией, Валя – с Боткиным. Из людей с нами поехали: Нюта Демидова, Чемодуров и Седнев,[2] 8 стрелков и конный конвой (красной армии) в 10 человек. Погода была холодная с неприятным ветром, дорога очень тяжелая и страшно тряская от подмерзшей колеи. Переехали Иртыш через довольно глубокую воду. Имели четыре перепряжки, сделав в первый день 130 верст. На ночлег приехали в с. Иевлево. Поместили в большом чистом доме; спали на своих койках крепко.

Добравшись на тарантасах до Тюмени, бывшие царственные особы пересели на поезд, который тронулся в неизвестном для них направлении. По названиям станций догадались, что поезд идет по направлению к Омску. Однако вскоре заметили, что поезд повернул назад – оказалось, поезд не приняли омские власти.

17 апреля поезд прибыл в Екатеринбург. После полуторачасового ожидания Яковлев передал узников руководителю Уралсовета А. Г. Белобородову, который на автомобилях доставил их в дом Ипатьева. Сразу после прибытия был устроен тщательный обыск, который Николай сравнил с таможенным досмотром. Было осмотрено все имущество бывших царственных особ, вплоть до последнего пузырька походной аптечки. Эта процедура вывела обычно уравновешенного Николая из себя: «Это меня взорвало, и я резко высказал свое мнение комиссару». К вечеру все успокоилось и узники легли спать, не подозревая, что этот дом будет последним их убежищем в жизни. Комендантом «дома особого назначения» был назначен А. Д. Авдеев.

Через несколько дней, 26 апреля, в доме появилось новое лицо, которого Николай называет «лупоглазым» и своим врагом. Очевидно, это был один из местных комиссаров. На следующий день «лупоглазый» попросил записать, у кого сколько имеется денег, собрал их и взял с собой, якобы для хранения в надежном месте. Этот случай сильно обеспокоил Николая и Александру Федоровну. Условия содержания арестантов становились все строже. Через несколько дней маляр закрасил все окна в доме, чтобы обитатели не могли ничего разглядеть на улице.

В начале мая семейство собралось вместе – из Тобольска приехали оставшиеся там дети и остальная прислуга. Из них в дом впустили только повара Харитонова и племянника лакея Седнева, поваренка Лёню Седнева. Опять потянулись тягостные дни настоящего заключения. Записи в дневнике становятся очень короткими, а, начиная с 25 мая, следуют не каждый день, впервые за многие годы.

Вскоре опять произошли неприятные изменения - 21 июня произошла смена комендантов: вместо Авдеева был назначен человек, которого семья принимала за доктора – некто Юровский. Весь день он со своим помощником составлял опись ценных вещей арестантов, мотивируя тем, что накануне из сарая пропали кое – какие предметы. Большую часть драгоценностей Юровский и его помощник забрали с собой. Удивительно, но никакого особого беспокойства Николай Александрович в этот день не ощущает, хотя этот инцидент был, несомненно, предвестником грядущей вскоре катастрофы. В конце июня, 28 числа к открытому окну дома пришли трое рабочих и установили на нем тяжелую металлическую решетку.

Восхождение бывшей царствующей семьи на свою Голгофу заканчивалось. В последний день июня 1918 года бывший Царь Всея Руси Николай II делает последнюю запись в своем дневнике:

  • 30 июня. Суббота. Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть он его не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем.

После 30 июня записей в дневнике нет – бывший Император, видимо, почувствовал нависшую над семьей угрозу, поэтому изменил многолетней привычке ежедневно вести дневник.

На заседании Уральского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов 12 июля было принято постановление о казни царской семьи. До сих пор среди историков нет единства, согласовывалось ли убийство царской семьи с московскими властями, либо это было инициативой местных большевиков. Известно только то, что ВЦИК на своем заседании в Москве убийство Царской Семьи одобрил…

⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰

В Гатчинском дворце, постоянной резиденции Императора Павла I, была небольшая комната, посередине которой на пьедестале стоял большой узорчатый ларец. Вокруг ларца был натянут толстый красный шелковый шнур, преграждающий к нему доступ. Сам ларец был заперт и опечатан. В этом ларце хранилось письмо, положенное туда вдовой Павла I, Императрицей Марией Феодоровной. Ею было завещано вскрыть ларец и вынуть содержимое только когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I и только тому, кто будет в это время занимать царский престол. Жребий вскрыть ларец выпал Императору Николаю II. Известно, что Павел I был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. На столетнюю годовщину этой даты и было назначено вскрытие ларца. Обер – камер – фрау Императрицы Александры Федоровны Мария Федоровна Герингер вспоминала:

В утро 12 марта 1901 года и Государь, и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в том ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе, и для него лично, и для династии.

Что же узнали Самодержцы в этот роковой день? Оказалось, в ларце хранилось пророчество монаха Авеля, одного из самых загадочных персонажей русской истории, записанное по указанию Императора Павла.

Монах Авель утверждал, что начиная с марта 1787 г. он стал слышать некий «глас», который повелевал ему сделать или сказать тому-то то-то или поступить так-то. Несмотря на всю тяжесть последствий от его предсказаний, Авель послушно и тщательно выполнял все указания «гласа» на протяжении многих десятилетий. Монах Авель известен под названием «Вещий» за свои предсказания, абсолютно все сбывшиеся. Он предсказал скорую смерть Императрицы Екатерины II, Императора Павла, взятие Наполеоном Москвы и другие события.

Царь Николай II уничтожил конверт, оставленный ему Павлом I, где были приведены предсказания монаха Авеля о будущем России, поэтому содержание того письма дословно неизвестно.

Но в архивах остались предсказания Авеля, в частности о Николае II: «Будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную… На венец терновый сменит он корону царскую… Война будет… По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонною друг друга истреблять начнут. Накануне победы рухнет трон царский. Брат на брата восстанет… власть безбожная будет бичевать землю русскую… Да и свершится Казнь египетская».

Вот это страшное пророчество и узнал в этот день российский Император Николай ІІ. Узнал он и о своей трагической гибели в 1918 году. Отмахнуться от него он не мог –- предсказанные в страшном документе судьбы его предшественников совершились все и полностью. Именно этим обстоятельством объясняется его кажущееся на первый взгляд нелепым бездействие перед февралем 1917 года и та кажущаяся легкость, с которой он отрекся от трона…

О том, что Государь знал заранее, какую жертву и когда должен принести, свидетельствует и другой факт. В канун Рождества, 6 января 1903 года во время освящения вода в иордане (проруби) был дан салют из орудий Петропавловской крепости. Одно из орудий оказалось заряженным картечью, которая ударила по окнам дворца и по беседке около иордани. Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, поразило окружающих. Когда его спросили, как на него подействовало происшествие, он ответил: «До 1918 года я ничего не боюсь».[3]

В своих воспоминаниях тогдашний посол Франции в России Морис Палеолог привел интересный разговор между Государем и Столыпиным. Это было в 1909 году. Однажды Столыпин предлагает Государю важную меру внутренней политики. Задумчиво выслушав его, Николай II делает движение скептическое, беззаботное, движение, которое как бы говорит: «Это ли или что другое, не все равно?!» Наконец, он говорит тоном глубокой грусти:

  • …Я обречен на страшные испытания; но я не получу награды моей здесь, на земле. Сколько раз применял я к себе слова Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне». (Иов.3, 25).

Именно «Величием Промысла» - необходимостью принести себя в жертву - отмечен весь жизненный путь Императора. Первым нехорошим знамением был инцидент во время церемонии коронации 14 мая 1886 года, когда с висевшей на груди Николая II упал орден Св. Андрея Первозванного. Вступление на престол было омрачено страшной Ходынской катастрофой – 18 мая 1896 года в результате давки толпой было раздавлено 1389 человек. Рождение Наследника омрачилось наличием у него страшной болезни – гемофилии. В 1904 – 1905 годах разразилась война с Японией, оказавшаяся неудачной и породившая революцию 1905 года. Через девять лет разразилась страшная война, затем – отречение от престола, большевистский переворот и как венец – страшная гибель Царской семьи…

В 1904 году произошло одно важное событие, которое незаслуженно потерялось в истории. В кругах высшего духовенства в то время велись разговоры о восстановлении патриаршества в Русской Православной церкви, уничтоженного Петром I. После окончания зимней сессии Св. Синода, все синодалы по обычаю отправились к Царю, чтобы попрощаться и дать ему благословение. К удивлению пастырей, Государь сам завел разговор о необходимости восстановления поста Патриарха и спросил мнение об этом присутствующих. Все подтвердили свое согласие с его мнением. Тогда Государь спросил, есть ли у них кандидатура на должность Патриарха? Священнослужители замешкались с ответом, видимо, так далеко их мысли не заходили. Затем произошло и вовсе неожиданное – Государь предложил в качестве кандидата на пост Патриарха … самого себя! Это было настолько неожиданно для присутствующих, что они не нашлись, что ответить. Вот как описал эту сцену православный писатель С.А. Нилус:

  • Тогда, подождав несколько мгновений нашего ответа, Государь окинул нас пристальным и негодующим взглядом, встал молча, поклонился нам и вышел, а мы остались, как пришибленные, готовые, кажется, волосы на себе рвать за то, что не нашли в себе и не сумели дать достойного ответа. Нам нужно было бы Ему в ноги поклониться, преклоняясь перед величием принимаемого Им для спасения России подвига, а мы …промолчали.

Великий момент был упущен. Кто знает, как бы сложилась судьба страны, если бы высокие пастыри поддержали предложение Государя? Может быть, и его самого с семьей миновала бы страшная чаша, которую он сполна испил, да и страна могла избежать своего скорого и страшного будущего…

[1] Всеобщее, тайное, равное, прямое голосование. (Авт.)

[2] Валя – князь Василий Долгорукий, Демидова – комнатная девушка, Чемодуров – камердинер, Седнев – лакей.

[3] Удивительно, что при этом происшествии пострадал только один человек, получивший легкое ранение – городовой по фамилии … Романов и звали его – Николай. Заряд, метивший в царственного Романова, попал в другого Романова.