Известный советский поэт Роберт Рождественский говорил, что в стихах – вся его биография. Жизнь и поэзия для него были неразделимы. О Роберте Рождественском и его творчестве рассказывает двоюродная племянница поэта, кандидат искусствоведения, доцент Омского государственного университета Лариса Чуйко.
Текст: Елена Мачульская. Фото предоставлено автором, Александр Бурый
– Роберт Иванович Рождественский был поэтом редкого дара. А кем были его родители? Имели ли они какое-то отношение к литературе?
– Роберт родился в 1932 году на Алтае, в селе Косиха. Его мать, Вера Федорова, была директором местной школы, отец, Станислав Петкевич, служил в НКВД. Необычное имя мальчику дали в честь революционера и советского партийного деятеля Роберта Эйхе, которого Станислав Никодимович очень уважал. Вера Павловна была родом из семьи, не чуждой искусству. Ее отец, маляр-художник Павел Федоров, трудился в бригаде, которая расписывала царский дворец в Ялте. В Гражданскую войну Павла Дмитриевича забрали в ополчение. Его жена, Надежда Алексеевна, с пятью детьми решила ехать в Канск к друзьям, поскольку в Петрограде начался голод. Но до Канска они так и не доехали, добрались до села Чесноковка в окрестностях Барнаула. Сначала одна женщина поселила их в бане, а через какое-то время им удалось найти дом. В селе несколько раз менялась власть: приходили то красные, то белые. Вера Павловна потом вспоминала, что всякий раз, когда начиналась стрельба, мать прятала детей в подпол. Наконец семью каким-то образом нашел отец, и Федоровы перебрались в Барнаул. Вера окончила педагогический техникум и поехала учительствовать в деревню Косиха. Там и познакомилась со своим будущим мужем. Начальник ОГПУ Косихинского района был из семьи поляков, сосланных на Алтай. Станислав Петкевич был мужчина видный, у него был хороший голос, он играл на баяне. В общем, душа компании...
– Детство Роберта прошло в Омске. Как его семья там оказалась?
– Станислав Петкевич вовремя получил информацию о том, что в рядах НКВД планируются «чистки», и решил уехать в Омск, где жила мать Веры – Надежда Алексеевна. Станислав работал сначала в ОГПУ, потом в одном из леспромхозов. Вера Павловна трудилась в редакции газеты «Омская правда» и параллельно училась в медицинском институте. Через несколько лет супруги развелись.
Роберт увлекался историей, собирал марки, любил читать энциклопедии. Вера Павловна называла его «Робка» – такое вот прозвище у него было. Но Роберт сказал, что оно ему не нравится, потому что «похоже на пробку». То есть уже в 5-летнем возрасте он чувствовал рифму. Он еще малышом сочинял стихи. Вера Павловна спрашивала: «Ну откуда оно у тебя берется?» Он отвечал: «Мамочка, они у меня просто вот из головы лезут». У него был яркий поэтический дар, который проявился уже в детстве.
– А первое его стихотворение было опубликовано в омской газете?
– Когда началась война, отец и мать Роберта ушли на фронт. И уже в начале июля 1941-го в пионерском лагере в Чернолучье 9-летний Роберт написал стихотворение, которое опубликовали в стенгазете: «С винтовкой мой папа уходит в поход. // Желаю, любимый, побед! // И мама зеленую сумку берет, // Уходит сестрой в лазарет...» Вожатый отнес листок стенгазеты в редакцию «Омской правды», и эти стихи напечатали рядом со стихами Леонида Мартынова. Свой первый гонорар, около 10 рублей, Роберт перечислил на нужды фронта. Отца он больше не увидит: Станислав Петкевич погибнет под Смоленском...
– Легким военное детство, конечно же, не было...
– Сейчас бытуют версии, что Роберт воспитывался в детских домах, причем не просто воспитывался, а скитался по детдомам, бедный сиротка... Когда я в Большой советской энциклопедии прочитала, что он воспитывался в детских домах, то пережила некоторый шок. Еще говорят, что в Омске было много родственников, но никто из них не заинтересовался Робертом, который остался в одиночестве. Как же он мог остаться один? Когда Вера Павловна уходила на фронт, ее провожали мама и сестра – Анна Павловна Брылёва, моя бабушка. Разумеется, у них он и остался. Есть официальный документ о том, что Роберт остался на воспитании у сестры матери. Он не был брошен на произвол судьбы.
Тогда даже в глубоком тылу жилось непросто: длиннющие очереди за продуктами, картошка на клумбах вместо цветов, зимой в классах было так холодно, что чернила замерзали. Роберт учился, вместе с одноклассниками участвовал в концертах для раненых бойцов – об этом повествует его пронзительное стихотворение «Госпиталь».
В войну умерла бабушка Роберта. Его тетя, Анна Павловна Брылёва, работала на военном заводе, там смены могли быть и по двое суток. Так что парнишке, конечно, приходилось несладко. И в 1944 году Вера Павловна решила взять Роберта с собой на фронт. Так сказать, «сыном полка». Она решила, что ей будет спокойнее, если сын будет при ней. Роберт обрадовался, ему сшили военную форму. И вот Вера Павловна его забирает и везет с собой на фронт. Но сослуживцы ей говорят: «С ума сошла! Там же будет большое наступление, не тащи ребенка в пекло!» Тогда она поехала в Москву и отдала его в приемник-распределитель для детей, родители которых находятся на фронте. Там дети ждали очереди, когда их пристроят в учебные заведения. И Роберт оттуда попал в музыкальное училище, жил в общежитии как курсант, играл на большой трубе...
– В 1944 году омская глава в биографии Роберта завершилась. Но вы жили в доме, где прошло его детство. Каким ему мог запомниться Омск?
– Да, до 1963 года мы жили на Карла Либкнехта, в том самом доме. На этой улице было три двухэтажных дома. Остальные – деревянные домишки и строения в полтора этажа. Наш дом казался огромным. Весной с крыши свисали большие сосульки, а внизу нарастали красивые ледяные барашки. Помню деревянные мостки через канаву, теплую пыль на дороге, лужи, реку, которую мы знали вдоль и поперек. И думается мне, что он также на крышу залезал, хотя лазать туда не разрешалось. А там было интересно, особенно вечером: темно, в окнах свет, огоньки в реке отражаются. Сверху видны соседние дворы – кто пошел мусор выбрасывать, кто белье развешивать. Думаю, Роберт также смотрел с крыши на окрестности. Он писал о «соснах до неба» в Омске, но я не знаю, где он видел эти сосны. Может быть, на перегоне возле судоремонтного завода – мальчишки ведь везде носятся...
– Как Роберт Петкевич стал Робертом Рождественским?
– На фронте за Верой Павловной ухаживал политрук полка Иван Рождественский. В конце концов он сделал ей предложение, и она ответила согласием. Когда война закончилась, супруги забрали Роберта из училища. Иван Иванович усыновил Роберта, дал свою фамилию и отчество. Он сказал ему: «Твой отец погиб как герой, ты всегда должен помнить и чтить его, но я хочу, чтобы в нашей семье все были под одной фамилией». И Роберт отнесся к этому с пониманием. С Иваном Ивановичем у него сложились прекрасные отношения.
– С чего началась его литературная биография?
– После войны семья Рождественских некоторое время жила в Калининграде, потом перебралась в Ленинград. В 1948 году они переехали в Петрозаводск, по новому месту службы Ивана Ивановича. Так что первые «взрослые» стихи Роберт опубликовал в петрозаводском журнале. Но поступить в Литературный институт имени Горького в Москве Роберт не сумел: ему было отказано «за отсутствием таланта». Он, кстати, потом очень неодобрительно отзывался о своих стихах, которые тогда представил приемной комиссии. Думал махнуть на стихи рукой, но не смог. И поступил в Литинститут со второй попытки. А за год до диплома издал свой первый сборник стихов, «Флаги весны». Потом появилась поэма «Моя любовь», на стихи Рождественского была написана первая песня. А дальше книги выходили одна за другой.
– Какое место поэзия занимала в его жизни?
– А она, собственно, и была его жизнью. Знаете, сколько раз я смотрела на него и замечала... Например, празднуют его день рождения, вокруг много гостей, он со всеми общается, а чувство такое, что у него в голове одновременно какая-то работа идет. Человек он был очень компанейский, он не стремился к уединению, но мне всегда казалось, что творческая работа у него не прекращалась. Есть поэзия – и она главное в жизни, а все остальное – фон.
– В чем, на ваш взгляд, своеобразие поэзии Рождественского? Современники сравнивали его с Маяковским...
– На мой взгляд, своеобразие его поэзии заключается прежде всего во всеохватности: не было тем, которых бы Рождественский не коснулся в своих стихах. У него, так же как у Маяковского, «громкая» лирика. В его стихах часто присутствуют посвященные актуальным проблемам общества публицистические и патриотические мотивы. Много повторов, создающих эффект «натянутого нерва». Он откликался на все значимые события. И воздействие его на общественность было похожее – Маяковский собирал большие аудитории, и Рождественский – тоже...
– Военная тематика занимает в творчестве Роберта Рождественского особое место. Один «Реквием», посвященный всем погибшим на фронтах, чего стоит...
– Это неудивительно. На фронте погиб его отец, два брата матери пропали без вести. Он не случайно писал о себе: «Меня война в себя впитала. Я – сын ее. Я полон ею…» Я считаю, что есть два поэта, которые не воевали, но сумели показать войну удивительно достоверно и ярко. Это Роберт Рождественский и Владимир Высоцкий. Они прочувствовали войну, что называется, сердцем, нутром.
– И все-таки одной поэзией интересы Роберта Ивановича не ограничивались?
– Он был человеком большого масштаба. И у него было много больших, серьезных дел. В 1981 году Роберт Иванович способствовал выходу книги «Нерв» – это было первое издание стихотворного наследия Владимира Высоцкого. Вел на телевидении передачу «Документальный экран», помогал добиться открытия в Москве музея Марины Цветаевой. Он, конечно, себя не жалел. Он был человек очень неравнодушный – как Вера Павловна, которая была активисткой.
– Вера Павловна вспоминала, что маленького Роберта называли «светлым мальчиком».
– В принципе, таким он и остался. Он не врал никогда, старался помочь как мог тем, кому требовалась помощь, никогда не жаловался...
И поэзия у него тоже очень светлая. Свои стихи Роберт Иванович читал по памяти. Всегда очень искренне. И хорошо на сцене смотрелся – такой большой, красивый, солидный человек. Когда я видела его, у меня всегда возникало ощущение, что в нем спрятан некий несгибаемый внутренний стержень. Он был несуетный человек, мыслил масштабно. И чем больше времени проходит с момента его ухода, тем масштабнее становится его фигура.
– Роберт Иванович поддерживал отношения с омскими родственниками? Вы часто общались?
– Он регулярно отправлял моей бабушке, Анне Павловне, свои книги. Так что я с детства знала, что наш родственник – большой поэт. Стихи нравились, но полностью их значение я поняла потом.
Он приезжал к нам в Омск во время творческой командировки, это, кажется, был 1966 год. После творческого вечера он, разумеется, побывал в гостях у тетушки, заехал и к двоюродной сестре – моей маме. Сидели, разговаривали. Рассказчик он был великолепный, а то, что он немного заикался, не портило впечатления, а, скорее, придавало его речи некоторое своеобразие. Вера Павловна говорила, что Роберт в детстве случайно увидел, как кто-то из его приятелей попал под трамвай. И с тех пор он заикался.
В 1970-е годы я впервые побывала в квартире Роберта Ивановича на Тверской. У него картины были интересные, графику он собирал. На стенах также у него висела коллекция африканских масок. А поскольку я училась на худграфе, он меня и спрашивает: «Какая из них, по-твоему, настоящая?» Я отгадала правильно, но замешкалась с ответом, а он раньше меня сам ответил на свой вопрос. Настоящая маска – самая примитивная. Понятно, что украшенные всякими мелочами маски сделаны специально для туристов. Короче говоря, не удалось мне похвастаться своей эрудицией и художественным чутьем.
После 1977 года я уже регулярно приезжала в Москву – возила студентов на практику. Так что каждый год мы виделись с Робертом. Естественно, из-за разницы в возрасте и статусе близкой дружбы у нас с ним не было. Но отношения были хорошие. Мы общались, беседовали, хотя мне доставалась в основном роль наблюдателя.
– В каком смысле?
– Вера Павловна, у которой я жила во время визитов в Москву, возила меня на каждый день рождения Роберта на дачу в Переделкино. Там собирались самые разные люди – от Муслима Магомаева и Иосифа Кобзона до шофера, который возил Рождественского по Кавказу. И все прекрасно между собой общались. А именитые певцы могли и спеть. Роберт часто рассказывал о своих творческих командировках. Он был по-хорошему любопытен. Побывал даже на Северном полюсе. Говорил о поездках в Нью-Йорк, в Азию. В Монголии его встречали с большими почестями. Был свежеприготовленный баран, и ему, как дорогому гостю, подали бараний глаз. Пришлось есть.
Дням рождения в Переделкине добавляли очарования собаки, которые шныряли под ногами и получали от гостей все, что хотели. Роберт Иванович переходил от одной группы гостей к другой, беседовал со всеми как радушный хозяин. Атмосфера там была совершенно удивительная.
– Роберт Иванович ушел очень рано, в 62 года...
– Сердце остановилось. Врачи пытались запустить сердце несколько раз, но оно не захотело работать. Судьба. Наверное, он просто устал...
Гражданская панихида проходила в Доме Радио. Сначала были только мы – родственники. А потом народ пошел потоком. Причем шли со слезами, люди плакали… Я подумала тогда: вот настоящая народная любовь, такого не купишь ни за что и никогда. Распоряжался панихидой Иосиф Кобзон – человек, который удивительным образом всегда умел сказать то, что надо и когда надо. И он в конце панихиды запел песню на стихи Роберта Ивановича – «Не спеши ко мне, поминальная!». Потом все поехали в Переделкино... Там Роберта Ивановича и похоронили. А потом, через много лет, похоронили там и его жену – Аллу Борисовну. На их могилах рядом стоят Черный камень и Белый камень...
– Говорили, что Роберт Иванович в общении был простым человеком...
– Да, никакого налета «звездности» у него не было, хотя Роберт Рождественский был известен на весь Советский Союз. Наверное, он слишком интересовался жизнью, чтобы тратить время на нечто подобное. Ему просто все было интересно. Я часто задаю своим студентам вопрос: что, по вашему мнению, делает художника художником? Правильный ответ – умение наблюдать. Так вот Роберт Иванович любил наблюдать и замечал во всем интересные черты и мелочи, которые потом в его творчестве выходили на первый план и помогали создавать яркий образ. Десять человек пройдут мимо, а художник остановится и будет смотреть, как из-под снега пробивается трава. Роберт Иванович умел смотреть, ему это было присуще изначально. И не уставал удивляться. Это замечательное качество – признак большого художника или литератора, который всегда стремится рассказать о том, что его удивляет или поражает. Об этом и сегодня нам напоминает поэзия Роберта Рождественского.