- Стойте! Стойте на месте, умоляю! Только не уходите!
Такие истошные крики на тротуаре я давно научилась оставлять без внимания, даже не оборачиваясь в ту сторону, чтобы не разрушать свой деловой и эмоциональный настрой, не впускать в свой изначально определенный жизненный план нечто чужеродное и непредсказуемое.
- Да стойте же, ну как вас еще умолять! На колени, что ли, встать? Так встану! Стой-те!
Весь этот визг с забитого машинами шоссе ударял мне сначала в бок, теперь в спину. Москва всегда шумит и кричит, а в промышленных зонах еще и лязгает железом, ухает бетоном, дымит и разбрасывает вокруг то ли пепел, то ли нечто похожее на окурки. Ах, как все-таки жаль, что моя подруга пошла на какие-то незапланированные процедуры, и я именно в то время, которое отвели мы для наших встреч, вынуждена ходить по этому больничному двору, вдоль этой чугунной ограды, и всматриваться в маленькое здание, откуда она должна появиться. Мне сказали, что именно там находятся грязевые ванны, на которые ее повели чуть ли не силой. Она отбрыкивалась, как могла, потому что знала, что я сейчас приду, и…
- Женщина, да как же вас еще просить-то, а? Ну, не уходите же! Вы мне сердце сейчас разорвете! Стойте!
Про сердце на дороге – это уже что-то новое, и потому я наконец повернулась лицом к высокой чугунной ограде, за которой по тротуару спешили прохожие. Кричащая женщина, грозившая встать на колени, буквально повисла на ограде, крепко уцепившись руками за холодные черные прутья, и смотрела прямо на меня! Я оглянулась – ну да, кроме меня в больничном дворе никого не было.
- Умоляю – подождите, постойте здесь, пока я войду… Пока я найду… Оббегу… Видите, вход-то далеко, а перелезть не смогу… Боюсь… Вы только не исчезайте… Обещаете? Я… Я быстро! Я знаете как бегаю! Я в молодости стометровку одолевала за… Не помню, за сколько… Боже! Я искала вас всю жизнь! И вот…
Вся эта тирада совершенно незнакомой женщины, с которой мы точно нигде не учились и не работали, заставила меня заподозрить, что дело здесь пахнет психушкой. И не стоит мне злить человека, надо исполнить его просьбу. Тем более, что я все равно буду топтаться здесь до появления подруги.
- Да, да! Я стою и буду стоять, не надо так волноваться! Вы идите. Советую обойти эту ограду не там, куда вы показываете, а мимо того дома – вон, видите дыру в заборе? Вы худенькая, пролезете…
- Спасибо, спасибо… А вы – ни с места, да? Надо же! Надо же! Наконец-то я вас нашла! Наташа! Ведь вы – Наташа, да?
- Да…
- Я знала, что не ошиблась! Знала! Наконец-то!
Настала моя пора удивиться. Ну, что ж – через одну-две-три минуты я буду, вероятно, знать, на какой читательской конференции познакомилась с этой дамой – скорее всего, она пишет книги и я порекомендовала ей обратиться в какое-то издательство. Либо прочла когда-то одно-два ее стихотворения и они мне понравились, и человек ищет сейчас выход своим творческим силам… Либо…
Она подлетела ко мне как вихрь – запыхавшаяся, раскрасневшаяся, со свалившимся на плечо малиновым беретом – невольно вспомнишь «Евгения Онегина»: «Кто там, в малиновом берете с послом испанским говорит?», с мягкой кожаной сумкой, которую нещадно перегибала и комкала от волнения. Красивая, сильная женщина примерно моих лет, а, может, даже помладше. Глаза печальные, но сияют, светятся, и этот свет идет изнутри. По своему жизненному опыту знаю – такие люди добры и скромны. Но энергия в них может быть необыкновенная!
- Я – Нина, - с ходу произнесла она. – Я вас узнала! Ох, сколько же я вас искала!
- Сколько? – чисто из любопытства спросила я, уверенная, что близко эту женщину никогда не знала.
- Десять лет!
- А вы не ошибаетесь?
- Нет! Вы… жили в Казахстане?
- Да… В Караганде…
- Вот-вот! И однажды вы поехали на поезде в Алма-Ату…
- Да я туда ездила не однажды. Я часто бывала там в командировках.
- Ну да, ну да… Но однажды… Одиннадцать лет назад…
- Вы сказали – десять.
- Десять лет – это я вас ищу… Куда ведь только ни обращалась… На вашей работе мне дали ваш адрес, я пришла туда, где вы жили, и новые хозяева дали мне ваш новый адрес, я написала письмо, да не одно, но мне никто не ответил…
- Возможно, тогда нас там уже не было. Мы вновь переехали… Но я просила тех, кто там живет сейчас, пересылать мне всю почту. Но… зачем вы меня искали?
- Я… Господи, только не исчезните! А то наша встреча кажется мне совершенно нереальной…
- Пожалуйста, говорите. Я очень спешу. Жду подругу с процедур. Решим с ней один вопрос, и я побегу. У меня важное деловое свидание. Так что выкладывайте вашу проблему поскорее!
- Да, да… Так вот. Одиннадцать лет назад мы с вами ехали в поезде… В одном купе… Вы занимали нижнюю полку, а напротив вас ехала искусствоведша из союза художников. У нее еще имя очень редкое. Я сейчас забыла от волнения.
- Может быть, Мелитина?
- Да, да! Вы вспомнили?
- Пока не знаю, что мне следует вспомнить. Просто Мелитина была там единственным знатоком искусства, которого я уважала… С которым общалась… С которой… Господи, я уже сама запуталась! Жмите дальше!
- А я ехала над вами… А над этой Мелитиной – очень симпатичный молодой человек… Худой такой, высокий. Он был с гитарой, играл и пел. Тихо так пел, но… душа прямо заходилась! Трепетала…
Понятно. Втюрилась тогда девица красная и сейчас хочет обновить это приключение, это чувство в памяти! Бывает…
- Нина, ну я-то тут причем?
- Вы ни при чем. Я прошу вас только вспомнить ту поездку. Воссоздать в памяти. Вы не представляете, как это важно! Речь, возможно, идет о человеческой жизни… О спасении… Выздоровлении… Вы тогда были в коричневом трикотажном платье с длинными рукавами, большим воротником. Платье было с тонкими белыми полосками. Вдоль - сверху вниз. Оно вам очень шло. Вы весь вечер сидели за столиком и разговаривали с этой Мелитиной. Ну, после того, как Алик перестал петь… А потом не помню откуда взялся маленький магнитофон и заиграло танго… И мы с Аликом танцевали… Прямо в купе… На этой микроскопической территории…
По мере ее рассказа легкий бриз в моей памяти превратился в штормовой ветер! Я словно перенеслась в это купе со стаканами чая в подстаканниках, которые любит и уважает вся страна, с откровенными разговорами, на которые в обычной обстановке можно и не решиться, и хоть и временной, но свободой от работы, семьи, многих обязанностей и проблем. Под звуки гитары и магнитофонного танго мы с Мелитиной нашли общий язык, расставили по местам всех известных и неизвестных художников, воздав каждому по делам его, и откровенно любовались этой танцующей парой… Я, правда, знала, что он был женат, но решила держать язык за зубами. Он тоже знал, что мне все о нем известно, но не показывал вида. Однако был момент, когда я выдала это свое знание, она поняла, что мы знакомы, но никак на это не среагировала. До того ли ей было! В танго они прижимались друг к другу все теснее и теснее, и мы с Мелитиной даже несколько раз выходили в коридор, потому что на наших глазах вырастало нечто, как говорится, с первого взгляда… Звучало не страстное, а ласковое танго, оно и сейчас касается моей души и уносит в прошлое… А когда погас свет, когда мы с Мелитиной якобы уснули, наш герой перебрался со своей верхней полки на ее, Нинину, и всю ночь они ласкали друг друга… Утром я не заметила, как Алик исчез, а вот Нину – тогда я, кажется, и не знала ее имени – встречал муж. Это она нам сказала, увидев его из окна. Вот, дескать, мой муж. И с опаской на нас посмотрела. Мы, естественно, сделали вид, что ничего не случилось.
- Я вижу, вижу, что вы вспомнили… Когда вас не нашла, к Мелитине на работу приходила. Думала – может, она ответит на мой вопрос. Но я опоздала…
- Куда опоздали?
- Мелитина умерла. Она ведь уже старенькая была.
Да… А я и не знала. Связи с Казахстаном прерваны, жаль. Столько лет отдано этой стране… И получено там тоже много.
- Я вспомнила ту поездку. Да, да, вспомнила. Но… вопрос-то в чем? Чего вы, Нина, хотите?
- Так ведь вы этого Алика знали, я еще тогда поняла…
- Да, знала.
- А еще поняла, что он женат, иначе вы бы не делали вид, что с ним незнакомы…
- Ну, может быть. Но я все же не поняла, в чем вопрос.
- Да в Алике же! В Алике!
- Да что в Алике-то?
- Господи, Наталья, да я ведь до сих пор ничего про него не знаю! До сих пор!
- Ну и что? Мало ли людей, про которых мы ничего не знаем!
- Наташа, поверьте – в моей жизни одна такая ночь и была! Я знаю, вы тогда все поняли! Одна! У нас с мужем не было детей! Много лет! А тут… Я после той поездки… Я была такая счастливая! Пошла к врачу, а мне говорят – поздравляем! Вы будете мамой! Я с кресла чуть не свалилась. Сейчас моему мальчику, моему Васеньке дорогому десять лет. Я на мужа его записала. Но… мужа сейчас нет. Одни с сынулей живем. Да все бы ничего, денег нам хватает, я ведь и экономист, и бухгалтер, платят неплохо. Одна беда – со здоровьем у Васеньки не все в порядке.
Моя подруга подошла к нам в наспех накинутой на плечи куртке и с любопытством слушала наш разговор.
- Это – Нина, с которой мы одиннадцать лет назад ехали в поезде. А это – Настя, подруга моя, журналистка, - представила я их друг другу. – Настя, беги в холл, а то простудишься. Сейчас мы с Ниной закончим беседу, и я к тебе приду.
- Ой, я тоже хочу послушать! Пойдемте все вместе в холл.
- Но… там могут быть посторонние люди, - заметила Нина.
- Ну и что? Ваш вопрос – он секретный? – спросила я.
- Да!
- Так валяйте прямо сейчас! Пока не дошли до холла!
- Хорошо. Сейчас так сейчас. Кто это был?
- Где был?
- Со мной… С нами в поезде. Кто это был?
- Вы про Алика?
- Да!
- Алик.
- Я понимаю, что Алик. Но у него, видимо, есть полное имя, отчество и фамилия.
- Разумеется.
- Я очень прошу вас – скажите. Назовите мне его.
Она заплакала. По-настоящему. Она остановилась и стала искать, видимо, носовой платок, но вытащила из кармана бумажную салфетку, которая тут же превратилась в мокрый комок. Я протянула ей чистый платок – у меня всегда есть лишние, мои дети, гуляющие иногда не по самым чистым уголкам двора, приучили меня быть такой запасливой. Сквозь слезы она огорошила меня невероятным признанием:
- До сих пор я не знаю, кто отец моего ребенка. Алик и Алик. Ни фамилии, ни профессии… Где живет, кто его родители, какая там семья у него – ничего мне неизвестно! Не знаю, от кого родила! Стыд-то какой!
- Ну, стыда, положим, никакого тут нет. Дали жизнь человеку – это здорово! А… чего раньше-то не искали?
- Да искала, я же говорила, все десять лет искала, только осторожно… Из-за мужа. Вроде все так хорошо шло… Он понимал, что не его ребенок, но мы об этом и не говорили. Жили… Растили… И даже были счастливы. Умер муж-то мой, а то бы так все и дальше было. Но тут Васятка заболел. Врачи спрашивают, какие патологии были по линии матери и отца. Знать надо, чтобы правильно поставить диагноз. Вот я и кинулась искать уже изо всех сил.
Я смотрела на Нину и думала о том, что сейчас, когда я назову этого человека, она может просто грохнуться в обморок! Потому что сейчас этот ее незадавшийся отец, этот Альберт Валентинович так высоко взлетел, что и не достать его будет простому-то человеку! Ну, да придется все же сказать. А, может быть, и помочь.
- Так вы… скажете? Назовете? Алика-то?
- Конечно, Нина. Тем более, что речь идет о здоровье ребенка. Это – Волшебник…
- Конечно, волшебник. Я согласна. Он как-то сразу весь разум мой тогда отключил… Как по волшебству…
- Нина, да ведь это – Волшебник!
- Я понимаю, но… Господи, да не мучайте вы меня! Я и так настрадалась! Назовите вы мне имя-то полное Алика и фамилию его!
- Так ведь я и называю… Настя, держи ее, как бы не упала… Давайте лучше в холл войдем, там хоть диван есть. Вот так. Сядьте, Нина. И спокойно меня слушайте. Я по слогам могу произнести. Ваш Алик – это Альберт Валентинович Волшебник…
- Альберт Ва… Что? Что вы сказали?
- То, что вы слышали. Тогда, когда вы познакомились, он был мало кому известным организатором новой партии… А до этого немного работал в нашей газете. Активный такой. И бард – песни под гитару, и альпинист. Все это тоже поработало на его имидж…
- И все-таки повторите еще раз… Имя и фамилию… Со мной что-то творится… Я могла ослышаться.
- Альберт Валентинович Вол-шеб-ник!
- Тот самый?
- Именно!
- Вот оно что… А жена его, волшебница, чем занимается? Тоже… сети плетет?
- А вот с женой он, я слышала, расстался. Давно. Сейчас, может, снова женился, не знаю. Тогда детей у них не было.
- Вот оно как получилось-то… А… что же мне делать? Господи, да что же мне теперь делать-то? Я ведь думала – узнаю, пойду к нему на работу там, или на улице подойду, признаюсь, повинюсь… Извинюсь…
- Да за что?
- Что родила без его ведома! Скажу сразу, что ничего от него не надо, ни алиментов, ни подарков там…
- Это почему же не надо-то, а? – вступила в разговор молчавшая дотоле Настя. – Вам, может, и не надо, а вот Васеньке вашему мужское, отцовское внимание не помешает…
- Да конечно, не помешает! Только ведь и навязываться-то не хочется Мне главное – про болезни спросить. А вы, Наташа, про его родителей ничего не знаете? Ну, чем болели?
-Да у нас мама его одно время в машбюро работала. То есть уже компьютеры были вместо машинок, но мы по привычке все компьютерный зал машбюро называли.
- Она жива?
- Нет. Она в аварию попала. Не от болезни умерла. А вот папу не помню, хотя он бывал в редакции, к жене заходил. Но мы как-то не знакомились.
- Проблема у вас, дамы, очень интересная вырисовывается, - решительно взяла слово Настя. – А ведь я могу тут кое-чем помочь…
- Чем? – вместе спросили мы с Ниной. Дуэтом.
- А вот если бы ты, Наталья, читала нашу газету, то не задала бы мне сейчас такой вопрос!
- Да не читаю я ваших портянок! Некогда! Мои повести и романы не разрешают мне заниматься посторонними делами. Не отпускают от себя. Так что колись!
- Нина, которую я вижу в первый раз! Наталья, которая знает меня чуть ли не с пеленок! И которую знаю я с тех же пеленок! Я, можно сказать, только что, пять дней назад брала интервью у этого вашего Волшебника! И позавчера оно было опубликовано в нашей газете! Так что у меня есть и адрес его, и телефоны – рабочий, домашний, мобильный. И его визитка! Правда, я не могу вам сказать – вот она! Потому что она у меня в сумке, а сумка…
- Иголка – в яйце, а яйцо – в утке…
- А утка – в небе… Да, а где же моя сумка? В палате или дома? Честно, забыла, сейчас схожу, посмотрю!
- Подожди! Так это ты после интервью в больницу-то загремела?
- Да, дорогая.
- Почему?
- Об этом как-нибудь потом.
Пока подруги не было, я старалась облегчить Нинины страдания. Понимала, как ей несладко. Вместо того, чтобы найти нормального, порядочного, интересного человека, отзывчивого и доброго, а именно таким женщина его себе рисовала все эти годы, она вдруг столкнулась с необходимостью обратиться к некоему символу власти, пусть и областного масштаба. К депутату, демократу, кандидату бог знает на сколько постов, в том числе и на губернаторский. Последний, правда, маячил ему за пределами столицы, но какое это имеет сейчас значение? Хозяин – он и в Африке хозяин. Правда, есть немало женщин, которые на месте Нины радовались бы сейчас несказанно и строили смелые планы на будущее – как с помощью ребенка охомутать этого властителя чужих судеб. И самой, естественно, стать властительницей. Да только Нина-то совсем не такая, хорошего человека ведь сразу видно.
- Сумка здесь, но визитку не нашла, – сообщила нам вернувшаяся из палаты Настя. – Дома, значит, осталась. В столе. Сегодня у нас что, пятница?
- Пятница, - пролепетала Нина. – Мне сегодня отчет бухгалтерский надо сдать. Бежала за этим. И тут – Наташа…
- Ну, так меня на выходные отпустят, - сообщила Настя. – Приходите обе ко мне. Вместе всё найдем и… позвоним!
- А выпишут тебя когда?
- Пока сказали – еще недельку подержат. С сосудами не все в порядке. Ну, и еще кое с чем. Так придете?
- Нина, вы как? Сможете?- спросила я. – Кстати, а живете-то вы где?
- В Балашихе. А работодатели мои в Москве. Вот и мотаюсь. Так бы – пятнадцать-двадцать минут, но пробки, будь они неладны! А приехать… да я не просто приеду – прилечу! Чего и спрашивать! Только вы мне скажите – человек-то он добрый?
Мы с Настей смотрели друг на друга и думали о том, как наивна новая наша знакомая! Ну разве может современный успешный политик быть добрым? Или чутким? Или застенчивым? Или, еще невероятнее – скромным? Умеющим понимать людей… Способным сострадать… Нет, разумеется, исключения бывают, но они столь редки… Как деревья на скалах. Или озера в пустыне. Вместо них – мираж… И все же иные действующие лица интересующего нас масштаба бывают способны на отдельные поступки, вызывающие уважение… Может, и этот Альберт – тоже. Должен же он хоть время от времени оправдывать свою фамилию! И потому мы наперебой стали заверять Нину, что всё возможно, что мы надеемся, что доброта может быть и не видна, пока не проявится в делах, и так далее. А она слушала и все равно плакала. Что ж… В иных обстоятельствах я бы сказала – нечего рожать от первого встречного! То есть – нечего беременеть от первого встречного! Но ведь сколько счастливых браков на земле, и среди них – с первым встречным, который оказывается и последним – на всю жизнь. Так что – не судите, да не судимы будете, и это очень правильно!
Из больницы мы с Ниной вышли вместе. Был у меня порыв – сразу же пригласить ее к себе, ведь на моем письменном столе лежит справочник со всеми телефонами – и Госдумы, и областной думы тоже, и там наверняка значится этот самый Волшебник. Но я этого не сделала. И очень, очень пожалела о своей нерешительности. Потому что вечером, включив телевизор, я услышала о нападении на машину Альберта Валентиновича Волшебника. Ее обстреляли в Подмосковье. На пути в столицу. Водитель отделался легким ранением. Сам Альберт Валентинович и его спутница были в тяжелом состоянии. Их даже не повезли в Москву, а определили в хорошую подмосковную клинику, которая оказалась рядом с местом происшествия. Там же находился и чуть ли не целый отряд полиции, главный представитель которой отчитался в телевизионных новостях о своих действиях и о плане-перехвате, который был объявлен сразу по горячим следам преступников. Ни разу не слышала, чтобы подобный план когда-то привел к успеху…
На снимке - картина Петра Солдатова.
