Рассказывая о своих переживаниях дону Хуану, я был вынужден вспоминать их шаг за шагом. Сегодня я сообщил о подробностях моей последней встречи с Мескалито. Он слушал рассказ очень внимательно до того места, когда Мескалито сообщил своё имя.
— Теперь ты стоишь на своих собственных ногах, — прервал он. Защитник принял тебя. Начиная с этого момента тебе будет мало от меня пользы. Ты больше не обязан рассказывать мне о своих отношениях с ним.
Ты знаешь теперь его имя; и никогда не упоминай его и не говори о прочих ваших с ним делах ни при одном живом существе.
Я наставал, что хочу-таки рассказать ему обо всех деталях этого переживания. Для меня одного в нём нет никакого смысла, я нуждаюсь в помощи дона Хуана, мне нужно истолковать увиденное. Он же возразил: я мог бы сделать это и сам, для меня лучше будет начинать думать самостоятельно. Я возражал, что нуждаюсь в его мнении, так как до своего собственного мне ещё далеко и я не знаю, как приступить.
— Взять, к примеру, песни, — сказал я. — Что они значат?
— Только ты можешь это решить, — ответил дон Хуан. — Откуда мне знать значение твоих песен. Только защитник может тебе сказать, и только он один может тебя научить своим песням. Если бы я рассказал тебе о них, было бы так, как если бы ты учил чьи-то чужие песни.
— Как это понимать, дон Хуан?
— Ты сразу сможешь сказать, кто обманщик, слушая, как люди поют песни защитника. Только те песни с душой — его собственные песни, которым он сам их научил. Прочие же — только копирование песен других людей. Люди зачастую лживы до такой степени, что поют чьи-то чужие песни, не зная даже, о чём они.
Я сказал, что хотел бы узнать, для какой цели применяются песни. По словам дона Хуана, при помощи тех песен, которые мне открыты, вызывают защитника. И я должен использовать их вместе с произношением имени, когда хочу вызвать его. Позднее Мескалито, вероятно, научит меня другим песням, для других целей.
Затем я его спросил, полностью ли защитник принял меня. Дон Хуан засмеялся, как если бы вопрос был глупым. Защитник принял меня, я могу быть уверен, потому что он показался передо мной в виде света, причём дважды. Дона Хуана, кажется, очень впечатлил тот факт, что я видел свет дважды. Он подчеркнул этот момент моей встречи с духом Мескалито.
Тогда я сказал, что не понимаю, как можно считать себя принятым Мескалито, если одновременно с этим он так меня напугал.
Дон Хуан очень долго не отвечал. Похоже, он был озадачен.
— Это так просто, — наконец произнёс он. — То, чего он хотел, настолько просто, что я удивляюсь, как ты сам не можешь понять такой простой вещи.
— Мне очень многое до сих пор непонятно.
— Да, всегда требуется время, чтобы увидеть и понять, чему Мескалито учит. Ты должен думать о его уроках до тех пор, пока они не станут понятными. Ты видишь, как глупо спрашивать, похож ли он на человека, с которым можно разговаривать. Он не похож ни на что когда либо виденное тобой. Он вроде бы человек, и в то же время не человек. Это трудно объяснить людям, которые не знают о Мескалито ничего и хотели бы сразу узнать всё. К тому же и уроки его такие таинственные, как и он сам. Ни один человек, которого я знаю, не может предсказать его поведение. Ты задаёшь ему вопрос, и защитник показывает тебе путь, но он не говорит тебе тем же самым способом, как мы говорим друг другу. Теперь понимаешь, что он делает?
— Я хочу разгадать смысл увиденного.
— Ты просил его сказать, что с тобою не так, и он дал тебе полную картину. Здесь не может быть ошибки! Это был не разговор, и всё-таки разговор. Потом ты задал ему другой вопрос , и он ответил тебе в той же самой манере. А что он под этим подразумевал, так это и я не понимаю. Ты решил не говорить мне, какой задал вопрос.
Я повторил дословно вопросы, которые, насколько помню, задал. При этом постарался представить их в том же порядке, как произнёс тогда: "Делаю ли я правое дело? На правильном ли я пути? Что мне надо сделать со своей жизнью?"
Дон Хуан сказал: вопросы, которые я задавал, всего лишь слова, и лучше было не произносить их, а спрашивать изнутри.
По его словам, защитник решил преподать мне урок, и только, а вовсе не запугивать меня, и доказательство тому — он дважды показался передо мной в виде света.
Я сказал, что всё-таки не понимаю, зачем Мескалито понадобилось терроризировать меня, раз он меня принял. Ибо согласно утверждениям Хуана, быть принятым Мескалито предполагает, что его облик сохраняется постоянным, а не меняется в диапазоне от блаженства до ночного кошмара. Учитель рассмеялся и сказал: если бы я подумал о том вопросе, который я носил в своём сердце, когда разговаривал с Мескалито, то понял бы урок самостоятельно.
Подумать о вопросе, который я "носил в своём сердце", оказалось непростой задачей. Я сказал дону Хуану, что у меня на уме была масса вещей. Когда я спрашивал, на правильном ли пути нахожусь, то подразумевал: не стою ли я одной ногой в этом мире, а другой — в том? Какой из двух миров правильный? Какую позицию я должен занять в жизни?
Дон Хуан выслушал мои объяснения и заключил, что у меня нет ясного представления по поводу мира и защитник преподал мне кристально ясный урок.
— Ты думаешь, будто для тебя существует два мира и два пути, но мир только один. Защитник показал это тебе с невероятной ясностью. Единственный мир, доступный для тебя, — мир людей, и не в твоей власти поменять его на другой.
Ты — человек! Защитник показал тебе мир блаженства, где нет никакого различия между вещами, потому что нет никого, кто спрашивал бы об этом различии. Однако тот мир — не мир людей. Защитник выставил тебя оттуда и показал тебе, как человек мыслит и борется. Вот где мир людей! Быть человеком — значит быть приговорённым к миру людей. Ты тщеславен, и твоё тщеславие заставляет тебя верить, будто ты живёшь в двух мирах, но это только иллюзия. Есть один единственный мир для нас. Мы — люди и должны удовлетвориться миром людей.