Независимость
Я вернулась к Лене и застала у нее Алексея. Они непринужденно болтали, пили чай, а когда я вошла, они оживленно продолжали вести свой диалог. Я вошла в гостиную и в очередной раз изумилась, как из коммуналки можно было переделать квартиру в столь уютное и приятное жилище.
Светлая мебель, изящный обеденный стол человек на пять-шесть, кухня в этой квартире использовалась только для приготовления еды и напитков, а собирались все в комнате, которая когда-то принадлежала соседям. Комната же, в которой мы с родителями жили, была закрыта и в ней я побывала, а третья, самая маленькая, судя по всему, предназначена для спальни хозяйки - краем глаза я видела высокую кровать, туалетный столик, тяжелые шторы на окнах - похоже на спальню.
Я присела в свободное кресло и хотела было прислушаться к беседе, как мое внимание привлек шпиц Тедди.
Он вышел из кухни, совершенно довольный, хитро посматривая на Лену. Поскольку я неравнодушна к животным, то не выпуская из внимания диалог, наклонилась и протянула руки, шепотом проговорив:
—Теди! Иди поглажу!
Теди засеменил в мою сторону, смешно цокая когтями по полу. Понюхал мою руку и убедившись, что мне можно доверять, плюхнулся на спину, подставив мне пузо для почесушек.
Я гладила его шерстку, а Лена и Алексей уже обменивались историями и мнениями о кормлении собак. Затем Тедди встал на лапы и запрыгнул ко мне на колени, уткнулся носом в руку и потрогал ее лапкой, как будто разгибая пальцы, чтобы развернулась ладонь. Я послушно развернула ладонь к шпицу и вдруг он выплюнул прямо мне в ладонь пробник каких-то духов.
— Ах ты воришка! — Лена всплеснула рукой— Я ж их ищу уже вторую неделю, а он припрятал их и теперь решил подарить тебе!
Мы все дружно расхохотались, а Теди пойманный с поличным, улегся на пол и принялся прятать лисью мордочку в лапы и тыкаться ею в мои ноги.
— Теди, дамам обычно дарят цветы или конфеты! - мы продолжали смеяться.
Пёс немного подождал, понял, что поток шуточек не прекращается и ворча, вышел из гостиной.
— Ты куда? Обиделся, мой хороший? - я с умилением смотрела в след удаляющейся собаке, а Лена прошла за ним, чтобы угостить расстроенного любимца лакомством.
Я просмеявшись, откинулась в кресле и начала рассматривать обстановку еще и еще раз. Ну как? Как это возможно?
Мой размышления прервал Алексей:
– О чем думаешь?
– Я все думаю, как могла так преобразиться квартира? Как и почему Бог, о котором мне столько говорят - меня оставил? - я перевела взгляд на него, утопая в кресле. Почему пространство может измениться вот так? - я обвела рукой вокруг, давая понять, что удивлена и оценила изменения.
– Внимание, Катя! Оно изменяет все! Оно может изменить квартиру, дом, человека, его мышление… А что до “Бог оставил” - он изобразил пальцами кавычки, - Так я тебе скажу, что он был с тобой и в тебе каждую минуту! Он не оставлял тебя! Ты не представляешь себе, какая защита у каждого человека, какая сила оберегает каждого и тебя - ведь ты не сошла с ума, не умерла… - он рассматривал меня. - Ты ведь очень везучая!
Из моих глаз полились слезы, но я каждой клеточкой чувствовала под его взглядом, что это совсем другие слезы, они высыхали и несли по капельке облегчения.
Алексей сел рядом и заключил меня в объятия, а я уже не могла остановить поток. Слезы, которые были под запретом много лет - стали выходить, а вместе с ними и все подавленное.
– Конечно, жить в защите безопаснее, а возводя вокруг себя стену, можно скрыть размер страхов, сожалений, даже чувства! - он поцеловал меня в макушку и встал.
– Но почему люди там прячутся? Для чего? - я всхлипывала и утирала слезы.
– Нам кажется, что это безопасно. И когда ты ребенок, который пытается выжить - это логично и правильно, но ведь ты уже не ребенок… А осталась им и тебе все еще кажется, что ты окружена чудовищами - по привычке, - он улыбнулся. - А привычное не значит правильное, ты помнишь? - его улыбка спряталась в бороде, он начал чуть отходить от меня и продолжал:
- И по привычке же пополняешь их коллекцию. Человек так устроен - привычки сложно изменить. Даже привычку бояться.
– И что же мне делать? - у меня было странное чувство в теле, как будто меня обнажают.
– Ты уже это делаешь, Катя. Учись жить в любви, любимой. Это не просто, ведь сложно отдавать и не быть уверенной, что это вернется, правда? - он подмигнул и стал продвигаться к выходу из комнаты. - Путь у всех один - нужно учиться любить безусловно, верить безусловно и до последней капли… - он снова обернулся, - Я ушел! - его высокая и худая фигура скрылась в коридоре и тут же вошла Лена.
– Лена, а почему я не оказалась здесь лет пять - семь назад? Десять? Почему именно сейчас? - я глубоко вдохнула воздух и с интересом рассматривала эту женщину, от которой веяло теплом и добротой.
– Всему свое время. Ты ведь не одна во вселенной, ты принимала решения, другие люди принимали решения, все происходит очень точно, когда ты готова. Ну представляешь, до твоей работы с психологом, до того, как ты научилась видеть мысли, эмоции и ощущения, как что-то отдельное, я б тебе тут говорила о Боге, вере, о безусловной любви… - она все это время пополняла на столе вазочки с печеньем, запасы салфеток в салфетницах.
– Лена, ну мне непонятно все равно! Ну вы не похожи на тех, кто в церкви постоянно бьет поклоны.. - я хотела продолжить перечислять дела в церкви, как Лена присела и подняла на меня глаза:
– Катя, это система, которую создал человек. Это постройка, это программа. А отношения с Богом не имеют ничего общего с этим.
– Но как же…. - я не договорила, поняв, что вопросы не складываются в слова.
– Не нужно ничего понимать, просто доверься, просто поверь, что никто не хочет тебя мучить, обижать, что тебя любят, ждут. А структуры, идеологии, даже уголовный кодекс и все такое прочее - это попытки создать безопасность, но безопасность тебе может гарантировать лишь Бог.
– То есть мне остается только следовать за ним? - я как-то с трудом себе это представляла. Это все равно что выйти из укрытия и под свистом пуль и снарядов доверить себя кому-то. Ну и что, что это Бог. А вдруг он не уследит за мной? - И как мне это сделать? - я с интересом ждала ответа.
– Схем нет. Если ты будешь продолжать жить в своем уединении, не доверять людям, то ты пойдешь ко дну, - она пожала плечами. - Твои друзья не смогут спасти тебя, мы не сможем, ибо сложно спасать того, кто тонет, если тонущий желает пойти ко дну.
Я напряглась, вспомнив, как тонула в восемь лет и меня выловила за косичку молоденькая учительница. Когда она за волосы тащила меня к берегу, я старалась ей помогать, подгребая и не сопротивляясь.
– Интересно, что находясь здесь, с вами, я чувствую, что жизнь не так уж сложна, но там, за пределами этого дома, люди совсем другие. Они ругаются, пытаются использовать… - я набрала побольше воздуха, чтобы рассказать Лене о творящемся, но она подняла руку и прервала меня:
– Просто люби людей. Не твое дело менять их, переубеждать, пробуждать и так далее! - она строго посмотрела на меня. - Понимаешь, когда ты свободна, когда ты не пытаешься быть самостоятельной внутри матрицы, ты получаешь возможность маневрировать в ней свободно и в то же время быть вне ее.
Мы немного помолчали, я решила все-таки спросить:
– А вот ты говорила про создание безопасности и что идеология и структура не дает этой безопасности.. - я посмотрела не нее, чтобы убедиться слушает ли она меня.
– Так, - она кивнула.
– Получается, что я всю жизнь создаю вокруг себя безопасную среду и лгу?
– Кать, ты из выживших. Стыдиться, протестовать не нужно. Твой отец, многие люди были жестокими, а в таких обстоятельствах ложь - самое естественное, куда отправляется выживший. Но не темновато ли, а? - она с хитрецой смотрела на меня и тепло улыбалась, крутя в руках чашку из старинного сервиза.
– Темновато, - призналась я.
– Вопрос лишь в том, готова ли ты отказаться от своей защищенности? От своей крепости, безопасности, где ты хозяйка? - она перечисляла это и смотрела то на меня, то на чашку.
– Не понимаю тебя? - мой ум хотел подробностей.
– Из этой крепости ты пытаешься управлять и манипулировать другими. А крепости нужны стены, правда? Но это лишь оправдания твоим поступкам. Ну представь, ты хочешь близости с другими людьми, а сама прячешься, создавая уют в своей собственной лжи и обманываешь тех, кто тебя действительно любит, хочет близких отношений…- она чуть встрепенулась, - сейчас я чайник поставлю, раз уж мы с тобой.. - она поднялась со стула и вышла на кухню, а я задумалась.
А ведь и правда несправедливо, что я жду близости, а сама оберегаю себя от переживаний этой близости. Я жду, что меня будут принимать, а сама не принимаю никого, только присваиваю себе, диктую свои правила и жду, что человек со мной и навсегда. Эта правда очень болезненно и медленно открывалась, будто застарелый механизм у шкатулки.
Лена вернулась из кухни, держа в руках чашки, а я, наконец встала из кресла и прошла на кухню, чтобы помочь ей принести уже заваренный чай.
– Больше тебе скажу, - продолжила она, - такой твой подход и делает невозможным взаимоотношения с твоими друзьями, из-за которых ты так переживаешь. Ты переживаешь только за свои чувства, за свою безопасность и совсем не беспокоишься о них.
– Как-то сложно, Лена, - я честно посмотрела на нее. - Я очень хочу понять, измениться, понимаю, что веду себя как-то неправильно, но это так прочно проросло, что я едва улавливаю, но очень хочу, чтобы это раскрылось и я увидела, как действовать.
– Просто честно, Кать. Скажи им правду.
– Они видеть меня не хотят, - я опустила голову и почувствовала прожигающую меня насквозь горечь. В груди пекло, в глазах собирались слезы. - я люблю их, но не понимаю, как иначе взаимодействовать, не умею. - я развела руками.
– Это уже вопрос веры, - Лена тоже развела руками. Там, где есть уверенность - нет веры. Вера позволит тебе пойти на неопределенность, позволит тебе принять, что твой отец не был зверем. Когда у тебя это получится - это будет чудо. Почище, чем воскрешение покойника, знаешь ли… - она улыбалась своей широкой и одновременно такой доброй улыбкой. Мы немного помолчали, прислушиваясь к тиканью часов.
- Сегодня чай с травами, как ты любишь. Кстати, возьми апельсин в холодильнике, положим в чай, - она подвинула чайник поближе ко мне.
– Да, сейчас. - я вышла на кухню, рассматривая кухню и вид из окна, который не особо изменился за все годы.
– Знаешь, Катя, люди сильно дорожат своими страхами, болями и обидами, оберегают их из последних сил, а любовь, близость, милосердие на их фоне явно проигрывают. Ты будто запираешь дверь ума изнутри. Боль и страдания ведь привычнее для твоего ума.
Под эти слова я вернулась в гостиную с нарезанным апельсином. Откуда она знает, что я люблю чай с травами и апельсином? А она продолжала:
– Я понимаю, тебе трудно, ты слишком увязла в своей независимости, уверена в правильности своего мнения, в отношении и потому тебе сложно поверить, что есть настоящее добро, любовь и близость. Но запомни, что настоящая любовь никогда не принуждает. - она налила чай и придвинула чашку ко мне.
– А как же зло? Или оно нужно, чтобы человек от боли вышел из укрытия эго и доверился Богу?
– Мир, Катюш, это постоянный выбор. Вся жизнь - это последствия когда-то сделанного выбора. А любовь, которую навязывают силой - совсем не любовь.
– Сложно, - я бросила кружок апельсина в чай.
– Ну и не забывай, - она подняла указательный палец вверх, - все, что хорошего есть у тебя - это тоже результат выбора. Ну посмотри на себя, на свою жизнь - она не так уж и плоха, - Лена улыбалась все загадочней.
– Ооо, боже мой! - моя голова была переполнена до краев, в голове шли какие-то процессы.
– Примириться с миром ты сможешь через смерть и воскрешение!
– Что? - я пыталась хоть краешком сознания зацепить смысл сказанного.
– Примирение - это как два потока. В природе любви и веры просто не мешать им и не форсировать. - она встала и вышла на стук в дверь.
Тогда я еще не знала, что эти слова окажутся пророческими, главное не форсировать и все таки сделать шаг.