Рассказ о «красном терроре» в Севастополе – тема, действительно сложная, ибо, редко кто говорит правду (особенно много лет спустя, особенно, написав мемуары за рубежом). Мы уже рассмотрели случай с офицером «Фидониси» Скородинским, и убедились, что случай сей – отнюдь не целенаправленный террор, а, скорее уголовщина, вызванная падением дисциплины на флоте. Но, трактовка сия многих не устраивает, ибо, «свидетели пишут совсем иное!». Я бы поостерегся опираться на таких «свидетелей»
К примеру, мичман Г.Г. Филевский ставший эмигрантом, пишет, что на похоронах Скородинского собрались «…тысячи офицеров…» (Тысячи? Отчего ж сразу не миллионы?).
Он указывает, что: «матросы смотрели на офицеров зверьми и даже раздавались по нашему адресу угрозы. Офицерский состав чувствовал, что надвигается гроза, предотвратить которую невозможно. Команда открыто выявляла своё недружелюбие к офицерам, оно чувствовалось и во взглядах, полных ненависти, злобы и презрения, и в ответах, до цинизма грубых и оскорбительных. И в последние дни до 15 декабря совместная жизнь между двумя противоположными классами людей представлялась невозможной. Это ясно чувствовали офицеры и всеми силами старались не подать повода со своей стороны для острого конфликта: мы отлично понимали, что незначительное разногласие могло разрядить сгущенную атмосферу и вылиться в отвратительное насилие. Чувствуя это, пришлось переносить многие щелчки, наносимые нашему самолюбию. Но и это не помогло…». В реальности, все это выдумки. На похоронах мичмана было всего 15 человек, включая похоронную команду. Из них два офицера (по долгу службы) и Филевского «сред ними не наблюдалось». Так что относиться к таким «мемуарам» нужно крайне осторожно. Это просто пропагандистский материал, изданный за рубежом.
Следующий случай был массовый, он имел четкую политическую окраску, но, каждая из сторон попыталась «окрасить ситуацию в свой цвет». Итак, разбираем новый «детектив».
По воспоминаниям эмигранта Я.В. Шрамченко, группа агитаторов из числа матросов Первого черноморского революционного отряда прибыла на борт корабля. На матросском митинге присутствовал и комсостав эсминца. Выступавший оратор рассказал, что казаками, действовавшими против моряков, руководили офицеры.
После этого председатель судкома «Гаджибея» спросил у своих офицеров: «И вы такие же?» Последовал ответ командира корабля капитана 2 ранга В.М. Пышнова: «Мы не хуже славных
донских офицеров, мы офицеры флота». Естественно, экипаж сразу постановил взять под стражу своих командиров и отвести их в Арестный дом. Ерунда полная (и даже по срокам не пляшет).
Прапорщик В.К. Жуков изложил другую версию. Согласно его мемуарам, вечером 15 декабря в кают-компанию офицеров во время ужина вошло шесть вооруженных матросов во главе с унтер-офицером Зборским (членом революционного отряда). Они потребовали к себе командира В.М. Пышнова, «чтобы арестовать и разделаться с ним, якобы за грубое обращение с командой ещё в дореволюционное время». Другие офицеры из солидарности запротестовали, заявляя, что не отпустят командира одного. Если
он будет арестован, то пусть берут под стражу всех. Таким способом они надеялись отстоять В.М. Пышнова. «Матросы заявили, что им нужен только командир, как контрреволюционер и деспот, а против остальных они ничего не имеют, но если офицеры будут сопротивляться выдаче командира, то команде ничего не остаётся, как расстрелять их всех вместе, значит: «одного поля ягода», тогда пеняйте на себя». В итоге офицеры добровольно последовали за командиром под арест.
Картина намного ближе к правде, но есть нюансы. А. Павленко, например, указывает:
«…В.М. Пышнов действительно имел непростые отношения с нижними чинами. В источниках обнаружен следующий пример. 29 июля 1917 г., командуя эсминцем «Поспешный», капитан 2 ранга имел конфликт с командой, которая не стала выполнять приказание о покраске палубы. В итоге В.М. Пышнов, после неисполнения его приказа, демонстративно покинул «Поспешный»».
На самом деле вопрос не в палубе (тем паче на «Поспешном»). Это был «привет из прошлого». «Получив приказание на арест и дознание бывшего вахтенного офицера линейного корабля «Ростислав» гражданина В.М.Пышнова, конвой из шести человек столкнулся с трудностями при выполнении приказа. Конвой во главе с уполномоченным Зборским встретил противодействие со стороны офицеров корабля, которые вместе с арестованным были доставлены под арест вооруженным конвоем. Арестованные заявили, что не признают новую власть и подчиняться ей не намерены».
Ключевая фраза «бывшего вахтенного офицера линейного корабля «Ростислав»». Шло дознание по восстанию на крейсере «Очаков»: В.М.Пышнов был тем командиром, который непосредственно приказал открыть огонь по «Очакову».
Это потом он был переведен ан «Гаджибей». В «офицерском салоне» (так указано в рапорте) эсминца на момент ареста находились (и по рапорту выпивали вино и играли в карты) пять человек.
Офицеры эсминца и лейтенант П.Н. Кондратович с эсминца «Счастливый». Офицеры решили сыграть в «офицерскую солидарность», и, оказав сопротивление, заявили, и пойдут с командиром. Их ошибкой было то, что в этом конфликте они вошли в раж, и заявили, что не признают новой власти, и исполнять ее решения не намерены. Подобные заявления не прощались даже в царские времена. Офицеры выступили против самопровозглашенной, но, все-таки, власти. Белые тоже вешали за подобные заявления сразу. Но там ситуация получается чуть другой.
Задержанные были доставлены в Арестный дом, а, затем, всех задержанных (включая и задержанных на «Гаджибее») вывели к кладбищу в Доковом овраге и расстреляли. При этом, возникает множество вопросов. Пока отмечаем тот факт, что в числе прочих были расстреляны:
-капитан 2 ранга Пышнов Василий Михайлович, капитан 2 ранга командир «Гаджибея» (из дворян, есть полный послужной список и наград)
-инженер-механик лейтенант Евгений Григорьевич Томасевич, произведен в инженер-механики мичманы 16 июля 1914 г.
- мичман Краузе в некоторых документах указан Герман Мкаксимович, но это ошибка, Краузе Виктор Эдуардович, вахтенный командир «Гаджибея», только в 1917-м закончивший гардемаринские классы
- мичман Иодковский Владислав Петрович
- лейтенант Кондратович Павел Николаевич
Ситуация какая-то совершенно бредовая. Пришли какие-то матросы, вывели всех и расстреляли. Давайте посмотрим, кого расстреляли в ночь с 15 (28) на 16 (29) декабря 1917 г. вместе с задержанным офицерским составом «Гаджибея».
В основном, это были офицеры, ранее занимавшиеся «делом 1912 года». «Мутное» совершенно дело, не факт, совершенно, что на «Златоусте» и «Пантелеймоне» что-то готовилось, но…
30 августа 1911 года за несколько дней до приезда в Крым на отдых Николая II начальник Севастопольского жандармского управления полковник Попов передал командующему Морскими силами Черного моря адмиралу ГЭбенгарду (пардон, его тогда еще так не прозвали) список из 92 политически неблагонадежных нижних чинов, из которых «предупредительно» по сфабрикованным делам, были осуждены 46 человек .
В начале 1912 года были выявлены 146 призывников, имевших контакты на родине с революционными организациями, о чем 29 февраля и 12 марта докладывалось в Департамент полиции России.
Был арестован судовой врач линейного корабля "Иоанн Златоуст" Евгений Кириллович Яблонский. Его вина была ужасна: он сказал, что Бога нет, а порядки в стране нужно менять.
В первых числах апреля на "Иоанне Златоусте" уборщики нашли рукописную листовку "К товарищам", которая содержала призывы к матросам и солдатам не повиноваться начальству и не исполнять служебные обязанности, дабы заставить его улучшить материальное положение нижних чинов. Автор листовки матрос Иван Зеленин был заключен под стражу и допрошен, но виновным себя не признал. Агенты охранного отделения и жандармского управления накапливали материал о готовящемся бунте, но выжидали, когда его застрельщики себя проявят и четко высветятся их намерения. А, бунт все не случался.
Как только работникам охранного отделения стало известно, что матросы линкора "Иоанн Златоуст" намереваются во время учений в Тендровском заливе "произвести беспорядок", были приняты решительные меры: 1) 28 мая Попов доложил вице-адмиралу Эбергарду о готовящемся бунте и предложил произвести обыски и аресты инициаторов, но последний не одобрил такие меры, т. к. они, по выражению Эбергарда, "произведут большую сенсацию и могут раздуть это дело на всю Россию". Военно- морское командование и руководство политической полиции договорились о списании с корабля 11 матросов, причастных к авантюре: Тараса Селякова, Александра Карпишина, Павла Сенько, Михаила Полуэктова, Петра Веселкина, Григория Бородина, Пантелея Коваленко, Степана Дмитриева, Иосифа Васина, Конона Зорича, Матвея Сиротина. Об этом было доложено Морскому министру России; 2) памятуя о том, что бунт на броненосце "Потемкин Таврический" вспыхнул в том же месте, Попов обратился к начальнику жандармского управления г. Одессы с просьбой провести проверку политической благонадежности лиц, проживающих на берегу Тендровского залива, что и было оперативно сделано; 3) военно- морские учения 8 июня были остановлены, а эскадра возвращена на место постоянной дислокации; 4) командир корабля капитан 1 ранга Дмитриев вооружил всех офицеров револьверами, усилил вахтенную службу и особенно посты жизнедеятельности корабля. Потом начались чистки на флоте.
Смотрел материалы дела: оно шито белыми нитками, оно явно сфабриковано, но…
Несмотря на смехотворность обвинений, были заключены под стражу 16 зачинщиков, 11 из которых приговорены к расстрелу (!) хотя вина их доказана не была (ну, и, в чем разница?).
В 1917-м «прилетел «бумеранг». Кому?
- генерал-лейтенант Юлий Эрнестович Кетриц (в 1912 г. прокурор при Севастопольском военно-морском суде)
- контр-адмирал Митрофан Иванович Каськов (в 1912-м командир линкора «Св. Пантелеймон», на котором, якобы, готовилось восстание, он писал жалобы и «объективки» на осужденных).
-контр-адмирал А.И. Александров (член комиссии по разбору подготовки «мятежа» 1912 г командир линейного корабля «Георгий Победоносец», на котором тоже нашли "заговорщиков")
- вице-адмирал П.И. Новицкий (председатель комиссии по разбору подготовки «мятежа» 1912 г)
- капитан 1 ранга И.С. Кузнецов (участник комиссии по разбору подготовки «мятежа» 1912 г)
- капитан 1 ранга А.Ю. Свиньин (в 1911 г. командир канонерки «Кубанец», на которой, якобы, была раскрыта подготовка восстания)
- капитан 2 ранга Н.С. Салов (в 1912 г. старший минный офицер «Пантелеймона», писавший доносы, и проводивший свое «расследование»).
Еще одна группа офицеров была расстреляна в связи с тем, что они пытались помешать отправке отряда моряков на борьбу с Калединым, но это отдельная история. В общем, интересная история выходит.
Находившийся в Севастополе во время первой ночи самосудов Н.Н. Кришевский писал, что стал свидетелем нескольких случаев убийств офицеров прямо на улицах города в ночь с 15 на 16 декабря. По его словам, эти расправы имели место на Нахимовском проспекте около Северной гостиницы, у Морского собрания, у железнодорожного вокзала, причем они происходили якобы прямо на глазах мемуариста. Токмо это вран... альтернативная правда. Всех расстреляли в одном месте, у боковой стены Малахова кургана (место, в принципе, известно).
Следует заметить, что это не инициатива Советов. По воспоминаниям В.К. Жукова, следующий эпизод произошел у Малахова кургана с делегацией исполкома Совета, которую возглавлял лидер фракции меньшевиков Л.Н. Канторович. Депутаты были направлены демократическим учреждением с целью агитировать матросов не совершать самосудов. Однако делегация опоздала, офицеры уже были расстреляны, их тела матросы готовились уложить на грузовой автомобиль. «Делегация обратилась к матросам с просьбой оставить трупы на месте до утра, для опознания и погребения родственниками, на что получила ответ: «Только вас недоставало, становитесь в ряд или уходите обратно по-добру по-здорову». Делегации исполкома ничего не оставалось, как повернуть автомобиль обратно». Судя по всему, тела все же передали родственникам, ибо некоторые из них числятся похороненными на Городском кладбище. Но это еще далеко не конец истории.