30.
Ну я и пошла. Все время оглядывалась, и никак не могла выбрать место, откуда бы меня не было видно. Нашла. На свою беду.
Ещё раз, оглядевшись по сторонам, я с удовлетворением отметила, что наконец-то не вижу поляну, на которой остались мои спутники. Присела за кусты вишняка и с облегчением выдохнула. Сделать это мне хотелось уже давно, глупо было пить столько жидкости на дорогу. Но уж больно сок был вкусным.
Встала, оправилась и уже собралась идти обратно, как услышала позади себя хруст ветки под чьими-то ногами, совсем рядом. Я резко обернулась. Вот только разглядеть никого и ничего не получилось. В глазах вначале вспыхнули разноцветные круги, потом потемнело. Я охнула от острой боли и кулем свалилась наземь, получив чем-то тяжёлым по голове.
Очнулась в какой-то комнате, лёжа на полу на отвратительно воняющих лохмотьях. Жутко болела голова и руки, стянутые за спиной. Прислушалась, не торопясь открывать глаза: хотелось вначале понять, где я.
Но тишину нарушало только моё дыхание. Наконец, решилась, и сквозь опущенные ресницы огляделась, насколько это было возможно. Судя по всему, в помещении я находилась одна. Шумно выдохнула, восстанавливая дыхание, оказывается, всё последнее время, я его задерживала.
Руки затекли, и я попыталась пошевелить пальцами, получилось это довольно плохо. Не чувствовала я пальцы, а запястья горели огнём и болели так, что пробивало на слезу. Я изловчилась и села.
Над обитой железом и окрашенной в какой-то болотный цвет дверью горел тусклый светильник, позволяя мне худо-бедно оглядеться. Впрочем особо смотреть было не на что. Комната была совершенно пуста, за исключением стоящего посередине стула с красивой изогнутой спинкой и кучи тряпья, на которой сидела я. За крохотным окном под самым потолком было темно. Судя по всему, с момента моего похищения прошло без малого часов шесть, а то и больше.
«Не хило мне прилетело, — вяло подумала я, — надо как-то развязать руки, иначе им совсем придёт каюк».
Я внимательно огляделась, с огорчением отметив, что для меня никто не припас ни ножичка, ни какого-нибудь осколка стекла. Решив попытаться встать, я оперлась на стенку и уколола обо что-то руку. Из стены торчал какой-то острый металлический штырёчек, похожий на кованый гвоздь, забитый в стену с той стороны. Выпирал он немного, всего на сантиметр, не больше. Но меня порадовало и это. Я повернулась к стене спиной и стала, цеплять, тереть верёвку об этот штырёк. Время от времени пробуя верёвку на разрыв. Я не знаю, сколько у меня на это ушло времени, одно могу сказать: довольно много.
А когда, наконец, почувствовала лёгкое послабление, за дверью раздались тяжёлые шаги и заскрежетал в замке ключ.
Я замерла, дверь распахнулась, и на пороге возникла огромная мужская фигура. В руках мужчина держал фонарь, свет которого ослепил меня, и я кроме, силуэта ничего не видела.
— Очнулась! Молодец. Ну что, поговорим, красотка? — он прошёл в середину комнаты и уселся на стул. Я с тоской глянула на незапертую дверь.
— Что? Никак? — в голосе незнакомца слышится усмешка, — если выйти хочешь, придётся принять наши условия. Ты готова меня выслушать?
— Руки развяжите, потом поговорим! — хрипло требую я, пытаясь сохранять спокойствие.
— Э нет, — тянет мужчина. — Только после того, как дашь магическую клятву. Готова принести её?
— Что вам от меня надо? Какая такая клятва? Не стану я ни в чём клясться!
— Ну, хорошо, подумай ещё. У нас время есть, не то что у тебя. Мы подождём. Я зайду через часок. Вот только тогда тебе, кроме всего прочего, придётся ещё и меня ублажить. Ротик у тебя такой маленький, губки пухленькие, — он одобрительно цыкает, затем встаёт и идёт на выход. В дверях останавливается и спрашивает, — не надумала ещё? Нет, а жаль! Такие красивые у тебя ручки... были...
И он, хохоча, закрывает за собой дверь. А у меня в душе бушует злоба:
— Чтоб на тебя икота напала! Чтобы тебя чесотка до самой смерти мучила, с-волочь! — выпаливаю, и с трудом сдерживаю слёзы, что выступают на глазах от бессилия. Снова встаю и опять начинаю тереть верёвку о крохотный штырёк.
Мои мучения продолжаются довольно долго, но всё же увенчаются успехом. Верёвка, наконец, рвётся, и я со стоном растираю опухшие и посиневшие ладони. Чувствительность постепенно возвращается, выбивая слёзы из моих глаз.
— Т-ва-рь! За каждую слезинку мою ответишь! — я настолько зла, что не могу придумать наказания, достойные этого гада, — скотина похотливая, чтобы тебя понос каждый раз пробивал, лишь только о сексе подумаешь...
Как только смогла нормально работать пальцами, принялась распутывать ноги. Хорошо, хоть их перетянули не сильно и ступни чувствительности не теряли. Сняв верёвки, я взяла стул и подставила к стене, попыталась достать с помощью его до окна. Но только свалилась на пол, попытавшись дотянуться со спинки стула. Сунулась к дверям, но открыть замок было нечем. Оставалось одно: я создала с помощью тряпья силуэт, вроде как я продолжаю лежать, а сама, прихватив стул, села у двери, и стала ждать.
Вскоре заскрипел в замке ключ, и на порог ступила мужская фигура. А я со всей дури опустила стул на его голову.
Часть 29
Часть 31 следует