...Инна с ненавистью смотрела на свою одноклассницу Олю, которая спешила к ожидающему её у ворот школы отцу.
Ждёт доченьку. А то вдруг кто-то её обидит, эту размазню и тряпку.
Инна даже сплюнула в сердцах - так ей была противна эта Оля!
Она сама себе не могла ответить на вопрос, за что именно она так ненавидит эту, в общем-то, ничем не примечательную девчонку.
Оля учится средне - плохих оценок не получает, но и за хорошими особо не гонится. Одевается не лучше других, но всегда какая-то... слишком чистенькая, до тошноты прямо!
И тем не менее, с начала учебного года Инна начала откровенно травить одноклассницу - то в туалете её попинает, то на перемене подзатыльников настучит, то на уроке втихаря линейкой запустит. А уж прописать после уроков хороший пендаль этой дурынде - святое дело.
Наверно, чистенькой Олечке надоело получать после школы пинков, вон, отца своего попросила встретить. И это в тринадцать лет! Сама дылда, а трусливая, как пуганая ворона.
Но, надо отдать ей должное, ни разу не пожаловалась на Инну. Во всяком случае, у Инны пока не было неприятностей, связанных с этой одноклассницей.
Инну распирало от не выплеснувшейся ненависти и агрессии - её жертва уже со смехом забиралась в машину отца, радостная, что так хорошо сумела избежать издевательств.
Ух, как Инне хотелось сделать что-нибудь резкое!
И она наклонилась, подобрала с земли камень и лихо запустила его в сторону машины, где уже укрылась Оля.
Конечно, камень туда не мог долететь, слишком большое расстояние. Но Инна увидела, как отец одноклассницы внимательно на неё смотрит.
И почему-то испугалась...
____________
Оля...
- Ну, куда поедем, Лёлик?
Папа сел за руль, убедился что Оля пристегнулась, и завёл мотор.
- А можно в пиццерию, пап?
- Можно! Сегодня же у меня выходной, так что устроим себе праздник животиков.
Они поехали в сторону центра города, где была лучшая пиццерия и куда они любили ходить всей семьёй.
- Маме тоже пиццы возьмём, да, пап? И Шуршику.
- Маме возьмём, а вот Шуршик пока слишком мал для пиццы, - рассмеялся папа.
Шуршик - младший брат Оли, Сашка. Мама поначалу называла его ласково - Шуриком. А папа переиначил в Шуршика, потому что Сашка постоянно мял в своих крошечных ладошках мягкие шуршащие игрушки.
Оля чувствовала себя счастливой - у неё чудесные мама с папой, а теперь ещё вот Шуршик есть, махонький, тёпленький, такой трогательный... Во всех смыслах! При виде Шуршика Оля хотела одновременно плакать от умиления и трогать это смешное личико.
С рождением Шуршика мама стала немножечко другой - какой-то беспокойной, но в то же время доброй и заботливой. А папа взял на себя все заботы об Оле.
Хотя какие там были заботы? Оля давно уже самостоятельная, она даже может приготовить салат Цезарь! И суп рыбный сварить.
Но когда Оле требовалась поддержка и особое внимание, папа всегда был рядом.
Ну, либо забирал Шуршика, и тогда мама занималась делами дочери.
Им было очень хорошо всем вместе. И поэтому вся семья была улыбчивая, и даже Шуршик, который так смешно растягивал беззубый ротик в улыбке, что удержаться от смеха было невозможно.
Первого сентября Шуршик был удостоен чести сопровождать старшую сестру в школу. Он уютно устроился в специальном рюкзачке у папы на груди на время школьной линейки и скоро уже тихонько посапывал, не обращая внимания на шум.
Мама постоянно фотографировала Олю, улыбаясь и махая рукой.
Оля тогда почувствовала чей-то взгляд на себе. Колючий такой взгляд. Нехороший.
Стала озираться. И встретилась глазами с одноклассницей Инной. И перед тем, как отвести взгляд, Инна плеснула такой горячей злобой, что Оля покрылась мурашками.
Но это было единственным неприятным моментом в тот первый осенний день. По традиции, Оля с родителями (а теперь и с Шуршиком) погуляли по парку, потом пообедали в кафе, а вечером дома пили чай с большим тортом.
Так у них повелось с первого класса - начало учебного года отмечать как семейный праздник.
Папа сказал, что очень скоро Оля пожелает отмечать этот праздник не в семье, а с друзьями. И мама грустно кивала... Но Оля была уверена, что с друзьями можно собираться по другим поводам. А этот, их сугубо семейный, останется таким до самого окончания школы. И Шуршик тоже будет отмечать его каждое первое сентября, как только дорастёт до нужных лет.
В этом учебном году первое сентября выпало на пятницу, а потому целых два дня можно было ещё расслабляться.
А в понедельник Оля с радостью спешила в родной класс. Она всех считала своими друзьями, общалась одинаково, никого не выделяя.
И в этот понедельник произошло то, что перевернуло Олино отношение к процессу учёбы.
На перемене к ней подошла Инна и открыто выхватила из рук сумку, развернулась и пошла в другой конец класса.
- Ты что делаешь? Отдай! Инна, слышишь?
Оля бежала за ней, пытаясь забрать свою сумку.
Инна спокойно развернулась и начала вытряхивать из сумки вещи. На пол посыпались учебники, тетрадки, карандаши, коробочка с леденцами, мобильник, покатилось яблоко, заботливо положенное мамой, выпала косметичка...
- Не смей! Отдай мои вещи, ты, гадина!
Инна молча смотрела на Олю и... улыбалась. Хотя назвать улыбкой тот оскал, который замер на лице девочки, было трудно.
Оля оглянулась на тех, кто оставался в классе - несколько человек, которых она всегда считала друзьями, отвели глаза и поспешили выскочить за дверь.
Оставили её один на один с невменяемой Инной.
Вид опустошённой школьной сумки и сиротливо валяющихся личных вещей вызывал желание зарыдать и убежать. Такое с ней было впервые! От унижения хотелось спрятаться. Но что-то удерживало её от такого шага.
- Ты довольна? Счастлива? Это предел твоих мечтаний? - Оля произнесла это неожиданно для самой себя, при этом она смотрела Инне в глаза. - Может, хочешь мою сумку? Нравится? Могла бы просто попросить.
Лицо Инны исказилось, словно её ударили.
- Да что ты понимаешь в мечтах, чихуашка домашняя? Сюси-пуси, мамоська, папоська, любасеньки мои... Тьфу! Не нужна мне твоя грёбаная сумка. Забирай!
Инна подбросила сумку и наподдала её ногой, отчего та улетела куда-то за парты. Та же участь постигла учебники и тетради. После чего она покинула класс, громко хлопнув дверью.
Оля собирала вещи, мечтая закончить это дело до того, как прозвенит звонок.
Дверь в класс тихонько открылась, и несколько девчонок просочились к партам.
- Давай помогу, - Лиля стала поднимать вещи с пола и складывать на парту Оли.
К девочке присоединились и остальные.
- Что на неё нашло, не пойму, - сетовала Лиля. - Она ещё первого сентября сказала, что покажет тебе реалии жизни. Что вы не поделили, Оль?
Оля пожала плечами, изо всех сил стараясь скрыть свою обиду и рвущиеся наружу слёзы. Не хотелось ей демонстрировать слабость.
- Она в прошлом году Таньку Макарову гнобила, помните? Ну, ту, которая на скрипке играла и конкурсы все выигрывала, - сказала Люда, активистка класса и его душа. - А в этом году Танька в другую школу пошла, они переехали с родителями. Вот Иннка и нашла себе новую жертву.
Прозвенел звонок, и в класс стали возвращаться остальные ученики.
Оля выдохнула - её унижение не стало достоянием общественности.
Но с того дня Инна изощрялась в издевательствах - то пройдёт и "случайно" смахнёт с Олиной парты учебник, то швырнёт линейкой прямо в лицо, то за шкирку схватит... Одноклассницы, заметив это, вступались за Олю. Но Инна старалась пакостить без свидетелей.
После уроков Инна поджидала Олю на крыльце. Никаких слов она не слышала, и то, что Оля иногда выходила в сопровождении одноклассниц, не сдерживало агрессивную Инну. Она молча, с жуткой улыбочкой начинала махать ногами, стараясь дать Оле пендаль. И той приходилось просто уворачиваться и убегать.
Одноклассницы пожаловались учительнице, та вызвала обеих на разборки. И хотя ни Оля, ни Инна ничего не объясняли, учительница как-то умудрилась, рассуждая сама с собой, обвинить и ту, и другую в хулиганстве и пригрозила вызвать родителей в школу.
Оля не жаловалась. И вскоре одноклассницы оставили попытки разрешить этот непонятный конфликт при помощи педагога.
И вот неожиданно за Олей приехал папа. Она увидела в окно его машину и радостно замахала ему руками. Папа тоже махнул ей в ответ и нарисовал в воздухе сердечко. Чем снял с души груз беспокойства - Оля от неожиданности его приезда испугалась, что случилось что-то нехорошее...
Она так спешила к папе, что даже забыла про Инну с её традицией своеобразного напутствия по окончании уроков.
А оказалось, что у папы отпуск и он просто решил тряхнуть стариной и заехать за дочерью, как это бывало в начальных классах.
Они посидели в пиццерии, слопали по огромному куску и запили всё это кофе с молоком. А потом пошли гулять в парк - "растрясти жирок", как говорила мама.
Листопад был в самом разгаре, и Оля набрала большой букет разноцветных листьев. Ну, и осыпать папу шуршащей охапкой тоже не забыла. После чего оба носились по полянке и швырялись друг в друга, громко хохоча.
- Как у тебя дела в школе? С одноклассниками как? - спросил папа, когда они сели отдышаться на скамейку.
- Дела хорошо, пап. Оценки нормальные. Да ты и сам их можешь посмотреть. С одноклассниками норм.
- Точно?
Оля недоумевающе воззрилась на папу.
- Ты чего? Сомневаешься? У меня нормальные отношения в классе, пап! Ты о чём?
- Со всеми, Лёль?
Оля задумалась. Говорить про Инну? Или не говорить?
Если сказать, папа с мамой не просто расстроятся, они начнут что-то предпринимать, их ждут допросы, разбирательства... Мама будет нервничать и перестанет улыбаться. Шуршик тоже - потому что он копирует мамино настроение. А уж папа... Он за Олю горой. И если узнает, что кто-то её обидел... Не известно, что он сделает.
Их счастливая жизнь может нарушиться только из-за того, что Оля не сумела справиться с этой проблемой.
Вот уж нет!
Всё это промчалось в её голове за один миг, папа даже не успел моргнуть.
- Со всеми, пап. Без исключения.
- Ну, и отлично!
Но в глазах папы мелькнуло сомнение.
...Ночью Шуршик громко заплакал, чем разбудил не только родителей, но и сестру. Мама возилась с малышом, напевая и мурлыкая. Папа тихонько ходил по квартире, принося бутылочку и пустышку из кухни или унося грязный подгузник в мусорное ведро. Они делали это тихо, стараясь не разбудить Олю.
Но она уже проснулась. И ждала, когда братишка уснёт, чтобы сходить на кухню попить водички.
- Уснул? - спросил папа.
Мама не ответила, но тишина говорила о том, что Шуршик уже спит.
Оля неслышно открыла дверь своей комнаты и услышала слова папы, которые заставили её замереть на месте.
- Я так и не понял, почему она молчит. Она ничего не говорит про эту Инну. И я уже не знаю, кому верить...
- В чате вчера весь вечер родители кипели, а отец Инны требует разобраться. Обещает наказать дочь, если это правда. Там столько жалоб на эту девочку, - мама говорила шёпотом, но Оля всё равно слышала каждое её слово.
- Почему она к нашей Лёльке прицепилась, не пойму.
- Да кто ж тебе ответит... Девочка с трёх лет без матери растёт. Ни бабушки, ни дедушки. Некому заступиться. А отец... Ай! Не хочу даже говорить.
- Но это не значит, что она может издеваться над моей дочерью!
Папа тоже говорил шёпотом, но это прозвучало, как гром.
Они всё знают?!
- Сынок уснул, давай, и мы с тобой спать. А то уже скоро утро, - мама умело свернула неприятный ночной разговор.
Оля подавила свою жажду и вернулась в кровать.
Вот, значит, как...
___________
Инна...
Уехала с папашей, чистюля вонючая! Чихуашка ручная! Струсила, нажаловалась папочке!
Ух!
Инна не знала, на кого сбросить свою злобу, и принялась просто пинать опавшие листья.
Домой не хотелось. Хотя опаздывать из школы нельзя - батя за этим следит. И за пять минут дипломатического опоздания может всыпать.
Почему он не работает? Сидит дома сиднем, телевизор смотрит и ест. И ещё дочь воспитывает. Это его любимое занятие.
Инна жутко боялась, когда батя начинал её "воспитывать". Он зверел и становился чудовищем, которое готово сожрать любого, кто осмелится ему возразить.
После "воспитания" батя обычно сильно уставал, уходил на кухню, где доставал из холодильника бутылку и опрокидывал стакан. Потом уходил к себе в берлогу и через несколько минут засыпал, оглашая квартиру могучим храпом.
Инна выжидала какое-то время, слушая храп. А потом осторожно пробиралась на кухню и делала уроки, если не успевала сделать до "воспитания". Ну, либо пыталась соорудить из того, что имелось, какое-то подобие обеда или ужина.
Обычно это был жареный с луком хлеб. Иногда она находила макароны, оставшиеся после очередной "мамки". Все батины "мамки" старались забить холодильник и полки кухни продуктами, потому что хотели произвести на него впечатление.
Как давно батя стал "воспитывать" Инну за любую провинность, она не помнила. Ей казалось, так было всегда.
Маму она не помнила.
Ну, почти не помнила.
Иногда, когда "воспитание" было особенно жестоким, Инна вопила: "Мамочка, мамочка, спаси!!!!" - а потом приходила в себя и вспоминала какие-то чудесные моменты с мамой. Колыбельная... родной голос... плюшевый заяц на подушке... тёплые руки...
Она очень любила батю. Он был единственным родным человеком на всём свете. И даже его пьянство не умаляло этой любви.
Но когда он огорчался
"Ты огорчаешь меня, детка!",
ей хотелось исчезнуть, раствориться и умереть.
В такие моменты Инна чувствовала себя виноватой и нелюбимой. Батя её не любит, потому что она виновата. Неважно, в чём. Это просто факт. Который не требует доказательств.
Пока батя работал, а Инна ходила в детский сад, поводов для "воспитания" было немного.
Потом батя перестал работать. И перестал водить Инну сначала в садик
"Ты уже большая, сама добежишь",
а потом и в школу.
Она одна ходила по улицам, добираясь в любую погоду до садика, потом до школы и обратно до дома. Однажды на неё напала большая собака, хорошенько потрепала, оставив несколько серьёзных укусов и разорвав штанишки и курточку. Если бы не прохожие, собака загрызла бы девочку насмерть.
Батя, увидев разорванную одежду, впал в ярость и отлупил её ремнём. Прямо по свежим ранам...
Инна тогда заболела и уже не могла никуда ходить. А батя привёл первую "мамку" - полную женщину по имени Марина.
- Это теперь твоя мамка, знакомься, дочь, - ткнул он в сторону женщины. - А ты теперь будешь спать на кухне.
Марина тогда увидела, в каком состоянии находится Инна. Она, исполняя запрет бати на обращение к врачам, лечила воспалившиеся раны, обмывала и мазала, накладывала повязки, давала горькие таблетки, заставляла пить травяной отвар.
Инна находилась в таком состоянии, что не имела сил даже сопротивляться и стонать от боли, которая пронзала тело во время процедур.
- Изведёт ведь девчонку, ирод, - гневно шептала Марина, поглаживая Инну по голове и думая, что та её не слышит.
Инне хотелось закричать, что её батя самый лучший!
Но сил не было...
Марина наполнила их квартиру уютом, ароматами супов и пирожков. И всё бы было хорошо, если бы она не пила вместе с батей.
Она исчезла из их квартиры через полгода. Не попрощалась. И не забрав даже своих вещей.
После Марины пошла череда "мамок" - все они были разные. Но их объединяло одно свойство - умение вкусно готовить и соблюдать порядок в квартире.
При "мамках" батя "воспитывал" Инну не так часто. И не так жестоко. Обычно обходился хорошей затрещиной или оплеухой. Мог ещё дать сильного пинка, от которого Инна почти пролетала несколько метров и врезалась в стену или мебель. Головой.
"Мамки" не вмешивались. Да и Инна бы им не позволила. Это их с батей отношения. И никто не вправе в них вмешиваться!
Лет в девять Инна вдруг с удивлением заметила, что батя отнюдь не идеальный. Что есть нормальные отцы. Есть нормальные семьи, где детей любят и
(не может быть!)
даже уважают.
Нет, она и раньше понимала, что родители бывают разные. Но ей казалось, что практически все её одноклассники также "воспитываются" их родителями.
Тем сильнее было её удивление тому, что замухрышка Сонька, еле-еле владеющая таблицей умножения, по выходным ходит с родителями в кино и в кафе, в бассейн. То есть, эта троечница вместо наказания получает поощрение?!
- Батя, а мы можем сходить в кино? - Инна решила прощупать почву.
- Чегооо?! Какое кино?! Ты что по русскому получила в прошлом месяце?
- Пятёрку...
- А, да?.. А по английскому?
- Тройку. Но я уже исправила!
- Нетушки! Исправила она... Первое слово дороже второго. То есть, тьфу! Первая оценка дороже второй. Дураков в кино не пускают, понятно?
Инне было всё понятно.
У бати просто не было денег. Они жили на его пособие по безработице да её пенсию по потере кормильца. Львиную долю их бюджета обычно составляли доходы "мамок". Но сейчас у бати не было никого. А потому жизнь очередной раз перешла в режим жёсткой экономии.
Которая не распространялась на алкоголь.
Ну, вот так...
В десять Инна почувствовала зависть вкупе с ненавистью к тем одноклассникам, которые жили лучше. Она чувствовала себя чужой, не такой. Но батя говорил, что в жизни нужно отвоёвывать пространство. Любыми способами. И не позволять никому (НИКОМУ!) управлять собой.
"Бей первым, Фредди!"
Год назад батя привёл очередную "мамку" по имени Зоя. Молодая и бойкая Зоя умудрилась не просто восстановить в квартире порядок, но и поспособствовала истреблению любого алкоголя.
Она неплохо относилась к Инне, но сразу честно сказала, чтобы та не ждала от неё любви. Не за этим Зоя сюда пришла.
- Чужие дети, подруга, никому не нужны. Извини. Отца твоего люблю, да. Он хоть и козёл, но не безнадёжный. И руки у него золотые. Справимся. А с тобой давай дружить. И тогда хорошо будет всем.
Инна поначалу заартачилась, хотела изжить Зою из их с батей жизни.
Но оказалось, Зоя была категорической противницей физического наказания. При первом же случае, когда батя схватил свой ремень и грозно поманил Инну пальцем, чтобы начать "воспитание", Зоя встала между ними и зловещим тоном произнесла:
- Ты, милый, запомни одно - бабу бить нельзя. Даже если она малолетняя. А уж сироту обижать грех. Ударишь Иннку - уйду сразу. И не сыщешь ты меня больше никогда. Понял?
Батя тогда всё понял. И больше к процессу "воспитания" не приближался. Полностью положился на Зою.
Но Инна нутром чуяла, что горит в нём огонь злобы, ох, как ему хочется иногда нарушить своё слово, данное "мамке". Ведь дочь подросла, крепкой руки требует.
Ему только повод был нужен. Такой повод, какой бы Зою впечатлил и убедил бы в том, что дочку нужно "воспитывать"...
А Инна словно с цепи сорвалась - прямо на рожон лезла. И учиться стала плохо, и девчонок в классе задирала.
Но Зоя всегда стояла между ними, как монолит. Чем она батю держала, непонятно. Но верёвочка, видать, крепкая их повязала.
В день тринадцатилетия Инна проснулась в слезах. Ей приснился странный сон - мама с папой держатся за руки, смеются и зовут её. Инна бежит к ним, таким красивым, счастливым и радостным, но никак не может добежать. Вот они совсем близко - мама протягивает руку, чтобы схватить её. Но что-то мешает. Инна чувствует, как загустевает воздух, становится липким и тягучим, она не может двигаться в полную силу. Ноги словно приросли к земле. А мама с папой всё машут и смеются, зовут её... Она кричит что есть мочи и...
...просыпается.
"Почему у меня нет такой счастливой семьи? Почему у всех есть, а у меня нет?"
А ещё Инна не могла понять, почему папа из сна не был похож на батю. Папа был красивым, добрым... И она понимала, что любит этого папу очень сильно. Очень!
Зоя приготовила праздничный обед, дала денег на кафе
"Ты же хочешь погулять с друзьями, да?",
и велела раньше десяти вечера домой не возвращаться.
Но беда была в том, что у Инны не было друзей. Она столь сильно ненавидела более счастливых сверстников, что не могла сближаться с ними.
Весь день она провела в одиночестве, гуляя по городу и покупая себе вкусняшки. Признаться в своём одиночестве очередной "мамке" было стыдно.
И всё же это был самый лучший день её рождения.
Потому что вечером, вернувшись домой после долгой прогулки, Инна обнаружила мирную картинку сидящих у телевизора батю и Зою. Не было привычного шума, сигаретного дыма и запаха перегара. Не было матов и воплей.
Была почти идеальная картинка.
Батя, правда, её смазал своей репликой:
- Чего пялишься?! Спать, быстро! Стоит, зырит, как дебилка.
Нет, у неё никогда не будет такой семьи, как она мечтает.
...Первого сентября Зои не было - она накануне попала в больницу с приступом аппендицита. Инна привычно собралась и пошла в школу.
И там она увидела, как её одноклассница Оля, серая мышь, буквально светится счастьем, потому что рядом мама, папа и младенец непонятного пола. И эти четверо так гармонично счастливы, что не заметить этого может только слепой.
Острым ножом полоснула по сердцу зависть!
А вечером батя напился и вспомнил, что давненько не "воспитывал" дочь.
Инна уже успела отвыкнуть от батиной агрессии, так Зоя его в кулаке держала.
Но Зои нет, а в бате проснулись демоны... И никто не защитит Инну.
Он бил её за все те месяцы, что ему приходилось мириться с её проступками. Накопил. И вывалил.
Когда Инна поняла, что батя может не остановиться и уже попросту убьёт её, она закричала, что всё расскажет Зое.
И он вдруг остановился.
А потом плакал. Каялся. Что-то нёс про страшную аварию...
Лучше бы "воспитывал", ей-богу... Потому что от его покаяния делалось противно.
Этот случай первого сентября стал их с батей тайной.
Зоя ничего не узнала, а Инна постаралась поскорее забыть.
Выплеснуть свою боль она могла одним способом - гнобить, гнобить и гнобить эту серую мышь, эту домашнюю собачку Олю, у которой слишком хорошие родители и слишком сладкая жизнь.
Фиг ей! А не сладкая жизнь.
*********
Чем всё это завершилось...
Оля пришла в школу раньше обычного.
Она знала, что Инна уже здесь. Потому что в раздевалке висела её куртка.
И действительно, девочка сидела рядом с закрытой дверью класса и что-то смотрела в смартфоне.
- Привет, - будничным голосом поздоровалась Оля.
Инна подняла на неё глаза и не успела скрыть удивление и... радость?
- Инна, давай с тобой дружить, а? У меня нет близкой подруги.
Инна вернула взгляду привычное презрение и злость.
- С чего ты взяла, что я хочу с тобой дружить? Да и зачем ты мне вообще?
- Нуууу... - Оля загадочно закатила глаза и присела рядом с одноклассницей. - Видишь ли... Я случайно узнала, что в родительском чате идёт кипишь. И многие родители хотят тебя наказать. Иии.... вот эти твои... эммм... хулиганские выходки могут стать отличным поводом. А я не хочу.
- Почему?..
- Потому что я знаю правду о тебе. И ещё - мне кажется, ты хорошая. Но хочешь быть плохой. А это неправильно.
Инна презрительно улыбнулась.
- Слышь, мышь! Пошла ты со своей дружбой! Понятно?!
Оля молчала.
Вот что наделала? Только разозлила. И чего теперь ожидать? Ещё большей агрессии?
- Инна, а ты можешь хотя бы не трогать меня?.. Ну, хотя бы какое-то время. Если честно, я тебя боюсь.
- Да кому ты нужна?!
Инна презрительно сплюнула.
Боишься? Правильно боишься, чихуашка домашняя!
И ушла.
Не получилось дружбы.
Но, может, хотя бы издеваться прекратит?
Оля села на скамейку, где только что сидела Инна, и достала свой телефон - скоротать время до начала занятий.
...Ни одного поползновения в её адрес в течение всего учебного дня со стороны Инны не было.
Одноклассницы перешёптывались. Недоумевали.
После уроков Оля вышла на крыльцо и увидела папу, встречающего её у ворот школы.
Инна стояла неподалёку и равнодушно смотрела на возню мальчишек, устроивших битву охапками листьев.
Оля помахала папе, потом посмотрела на Инну.
- Поехали с нами в пиццерию?
Презрительный взгляд Инны был красноречивее любого ответа.
- Ну, как хочешь... Может, в другой раз?
В ответ молчание.
- Спасибо, что сегодня без прощального напутствия!
И Оля поспешила к папе.
А Инна вдруг заплакала. Ей было стыдно своих слёз. Взрослая девчонка, а ревёт, как малышка!
И, да... Эта Оля, чихуашка домашняя, не такая уж и плохая.
С помощью сострадания мы превращаем чужое несчастье в своё собственное и, изживая его, оживаем сами...
Томас Браун