ВОСПОМИНАНИЯ О НИКОЛАЕ ВЛАДИМИРОВИЧЕ ТИМОФЕЕВЕ-РЕСОВСКОМ
К.А. Склобовский
ЧАСТЬ II
Последние годы Деда
(продолжение)
Последним из ближайшего круга оставался в Обнинске ААЯ. В это время он полностью посвятил себя общению и уходу за Дедом, что, впрочем, не было слишком обременительным. Необходимо было позаботиться, чтобы в холодильнике были сырковая масса и сливки, и в доме было бы черносмородиновое варенье и немного белого хлеба. Уже настали времена всеобъемлющего дефицита и талонов, но в соседнем молочном магазине для Деда всегда оставляли его порцию сырковой массы. Что-то привозили из Москвы. Откуда были люди практически каждый уик-энд. То же было и в почтовом отделении, где Саша выписывал для Деда три десятка лимитированных изданий. Уборка квартиры и стирка белья ещё со времён ЕА лежала на приходящей домработнице Пане, жившей в нашем же доме. Но основная нагрузка по обслуживанию Деда заключалась в необходимости чтения ему свежих научных журналов.
После отъезда Саши из Обнинска, такое обслуживание перешло на нас с Колей Горбушиным (НГ). Каждый из нас приезжал к Деду через день кроме суббот и воскресений: пополняли запасы молочного, забирали с почты журналы, а после того, как все дела были сделаны, садились с Дедом за журналы.
Существовал жёсткий алгоритм «обработки» текущей периодики. На письменном столе лежали три стопки журналов от центра к краю стола: вновь пришедшие, просмотренные и обработанные. Сначала из свежего журнала необходимо было прочесть оглавление и против того названия, которое заинтересовало Деда, поставить галочку. Просмотренный журнал попадал в среднюю стопку. Когда этот этап заканчивался, начиналась читка отмеченных («открыженных») статей, а журнал после этого попадал в левую стопку.
Нельзя сказать, что для чтеца читка журналов была очень простым процессом, - от него требовалось абсолютно правильное произношение, а мы все, - увы! – излишней грамотностью не отличались. Когда Дед слышал неправильное произношение, он ругательски ругал чтеца. У меня были какие-то привычные ошибки, которые я обычно не слышал,- типа «обеспечЕние» вместо «обеспЕчения», за что мне и попадало. К счастью, таких привычных ошибок у меня было не много, кроме того, мне, как химику, прощалось косноязычие при чтении латинских названий в ботанических и зоологических журналах.
Иногда, поздним вечером, после журналов, или вместо них, читали друг другу стихи. Наши поэтические вкусы во многом совпадали: Пушкин (у меня «Маленькие трагедии»), Тютчев, Блок, Гумилёв. С «подачи» Деда к своим любимым поэтам я добавил ещё и Державина. Это были замечательные вечера…
В течение последних двух лет Дед дважды подолгу лежал в клинике ИМР. В последний раз ему удалили простату и вывели мочеточник наружу – толстой резиновой трубкой диаметром миллиметров 5-6 в полулитровую банку, стоящую под кроватью Ему представляли отдельную палату в терапии. Все посетители бывали там, мы с Колей регулярно бывали там, правда, не так часто, как дома, Саша писал, что в числе посетителей был и отец Александр Мень, отпустивший Деду грехи, но я при этом не присутствовал. Из второй госпитализации он домой не вернулся.
Резкое ухудшение состояние переросло в полуторасуточную агонию, мы с Колей менялись у постели Деда через 12 часов. Вечером часов в 8 я заступил на вторую ночь, но около полуночи в палате появился Коля и сказал, что заснуть не может и отпускает меня домой. В четыре часа утра он позвонил и сказал, что всё кончилось. Я прибежал через пятнадцать минут.