ВОСПОМИНАНИЯ О НИКОЛАЕ ВЛАДИМИРОВИЧЕ ТИМОФЕЕВЕ-РЕСОВСКОМ
К.А. Склобовский
ЧАСТЬ II
Последние годы Деда
В апреле 1973 года, на Пасху, сразу после праздничного завтрака, на котором против обыкновения было немного народу, умерла Елена Александровна. Перед этим ничто не говорило о возможности внезапной кончины. Она побаливала, жаловалась на сердце, но заподозрить в тот момент столь скорую и трагическую развязку никто не мог.
От кого-то я услышал, что такую смерть в Святой День Господь посылает только праведникам.
ЕА была одной из самых замечательных женщин, которую мне приходилось встречать. Прожив очень нелёгкую жизнь, потеряв любимого старшего сына, думать о котором она не переставала до последнего дня, она олицетворяла для меня понятие «человеческого достоинства». Посещая сотни раз дом ТР, я никогда не видел её в дезабилье, небрежно одетой, не причёсанной, она всегда «держала спину».
Её деликатность доходила до того, что после встречи с каким-нибудь густопсовым хамом, в ситуации, когда у натурального «русскоязычного» человека ни одного приличного слова изо рта не вырвалось бы, максимум, что она могла сказать в его осуждение, были слова: «Это совершенно невозможный господин!» Вообще, её приглашение - «Господа! Прошу к столу!» - в те годы, когда кругом жили одни товарищи, звучало и архаично, и уникально прелестно. Только она могла усмирять внезапные, не спровоцированные вспышки гнева НВ.
Начиная с работ по изменчивости популяций божьих коровок в середине 20-х годов, сделанных в Германии и заложивших основы популяционной генетики, ЕА была абсолютно равноправным сотрудником НВ. После того, как НВ потерял в Карлаге центральное зрение, ЕА стала единственными «глазами» и «пером» НВ. В одном из писем из Миасово своей гимназической подруге Надежде Васильевне Реформатской, дружбу с которой ЕА пронесла через всю жизнь, ЕА жаловалась, что после четырёх часов чтения вслух, она уже физически не может говорить. Все работы, выполненные НВ и Сунгуле, и в Миасово, и большая часть обнинских работ написаны рукой ЕА.
Смерть ЕА потрясла НВ, который не представлял себе жизни без неё и был уверен, что умрёт ранее.
Последние годы, которые НВ пришлось прожить вдовцом, а большая часть учеников и сотрудников уехала из Обнинска, подробно описал в своих воспоминаниях Александр Ярилин (ссылку см. выше).
Однако в жизни НВ наступил момент, когда и АЯ, бывший последние годы самым близким к НВ, вынужден был покинуть город. Фактически рядом с Дедом остались два человека: Николай Григорьевич Горбушин (НГ) и я, оба немолодые, «далеко за тридцать», отцы семейств.
Если я правильно понимаю гордую натуру НВ, он не мог допустить, чтобы не слишком близкие к нему люди и, особенно, женщины, могли видеть его слабым и больным, поэтому «допускал» к себе только тех мужиков, кого он знал. Такими людьми в то время оказались мы с Колей.
Перед тем как продолжить воспоминания, позволю себе большое отступление, рассчитанное только на потомков, которые не жили в те времена и не знают реалий советской жизни 60-80-х годов.
У молодых читателей, представляющих себе жизнь НВ ТР только по с мемуарной литературой о нём, может сложиться впечатление о том, что явление, получившее название «Охота на Зубра» было уникальным. Да, безусловно, сама личность НВ была уникальной, а гонения на неё – аморальным, но процесс-то охоты, был, что называется, массовым, объектов охоты было в тысячи раз больше.
По крайней мере, три десятка лет страна находилась во мраке самого страшного, - сталинского, - режима, не только уничтожившего десятки миллионов людей, но и искалечившего страхом души оставшихся в живых сотен миллионов. После очень короткой отдушины в общественном сознании, связанной с победой над гитлеровской Германией в мае 1945 года, уже к 47 году над страной вновь навис мрак «ленинградского» дела, дел еврейского антифашистского комитета, борьбы с космополитизмом, дела «врачей-отравителей».
Доклад Н.С. Хрущёва на двадцатом съезде КПСС о культе личности Сталина, прозвучавший в 1956 году, казалось бы вырвал страну из этого ужаса. Это было время, позже названное «хрущёвской оттепелью». Появились очень робкие ростки свободного общественного сознания.
Время оттепели совпало с пониманием того, что само дальнейшее существование страны в условиях холодной войны может быть обеспечено не столько числом дивизий, стоящих «под ружьём», но, прежде всего, овладением неким критическим объёмом научных знаний, необходимых для создания атомно-водородного оружия и средств его доставки. Приходилось срочно наращивать научный потенциал страны. Для этого руководство страны начало активно создавать научно-исследовательские организации самого различного назначения, но, в основном, такие которые относились к военно-промышленному комплексу. Возникали и закрытые, и полу-открытые городки, в которых концентрировалась работа по близким направлениям: Дубна, Арзамас, Снежинск, Обнинск, Троицк, Киржач, Электросталь, Академгородок-на-Оби, , и т.п. Новые институты требовали кадров, выпускники ВУЗов шли нарасхват. В 1957 году, когда я кончал институт, бытовала шутка: «Мы живём в то время, когда в науку бурно пошёл середняк» (Для молодых читателей, - это парафраз сталинского выражения 1930 года : «Мы живём в то время, когда в колхозы бурно пошёл середняк»).
Научная молодёжь, от которой требовали быстрой и качественной отдачи, повела себя совсем не так, как желало бы партийное руководство страны. Нет, необходимая отдача безусловно была, - страна создала «ракетно-ядерный щит», и стратегическую триаду; в космосе мы появились первыми. Однако, при этом молодёжь научилась думать по-новому. Появилась острая необходимость духовного раскрепощения, отрицания официоза во всём: появились «бардовские» песни Окуджавы, Галича, Визбора, самиздат Солженицина. Эти произведения расходились по стране сотнями и тысячами экземпляров магнитофонных лент и машинописных копий.
Эта тенденция чувствовалась тем острее, чем выше была концентрация думающих и чувствующих людей, т.е. а научных городках. В Академгордке под Новосибирском молодые научные сотрудники концентрировались в кафе «Под интегралом», в Обнинске – в самодеятельном городском Доме Учёных, созданном, в основном, ребятами из Теоротдела Физико-Энергетического института. Вечера, проводимые членами совета ДУ, пользовались невероятной популярностью, абонементы на сезон были самым дефицитным объектом, отнюдь не всем докторам науке удавалось получить билетик. Помню, как во время демонстрации запретного для открытого проката фильма Феллини «Восемь с половиной» в зале Дома Культуры напором безбилетников были выломаны двери.
Идеологи ЦК КПСС явно проглядели развитие этой тенденции в её начале и опомнились относительно поздно, зато реакция оказалась быстрой и неадекватно жестокой. «Хрущёвская оттепель» завершилась новыми «морозами». В Москве состоялись разнос выставки МОСХа Хрущёвым, «бульдозерная» выставка, процессы Синявского и Даниэля, диссидентов бросали в психушки, КГБ вылавливало самиздат. Было закрыто кафе «Под интегралом» в Академгордке.