Три дня назад Лена позвонила мне из больницы. Сказала, что лежит под капельницами, а дети дома одни. Подозревают коронавирус. И нельзя ли начать срочный финансовый сбор, чтобы они могли протянуть. Пока она «не выйдет и не начнёт двигаться дальше».
В 2022, когда Лена бежала в Москву из Костромы с 11-летним Эдиком, 15-летней Линой и 17-летней Катей, им две недели оплачивала проживание в хостеле моя знакомая благотворительница.
Но сейчас другие времена и каждому до себя.
«Лине нужна верхняя одежда и обувь по сезону, - написала Лена в Ватсап. - Ей 16,5 лет. Она в летней ветровке и кроссовках ходит. Одежда, мне кажется, 46 (М), а обувь не знаю точно, наверное, 39,5.».
Я созвонилась со старшей Катей и повезла вещи им на Тульскую, где они снимали квартиру.
Лина выскочила во двор почти раздетая.
- А мама точно в больнице?
- Да, точно. У неё истощение. Сначала есть было нечего, а потом она уже и не могла, только пила крошечными глотками. И ее рвало сразу же. Ее забрали по скорой. А мы остались.
- Подожди, а деньги на съем жилья откуда?
- Не жилья - комнаты, - махнула Лина головой. Аренда закончилась. Но хозяева пока не выгоняют. Разрешили пожить в общем коридоре и в туалет ходить.
- Кто-нибудь в курсе, что вы здесь? Опека? Школа? Вы школу в Москве посещаете? Вы же уже год, как здесь?
- Прошлый год не ходили. А сейчас нас записали. Но пока что каникулы. За нами Катя приглядывает. Ей уже 18 и нас не отберут в приют. Спасибо за вещи», - девочка перехватила пакет и пошла к подъезду.
На дворе 2023 год. И на самом деле я не знаю, что делать. Дети одни в Москве. Мать в больнице с истощением как в блокаду. Я им никто, чтобы суетиться и куда-то их пристраивать, да и сама Лена такого разрешения не давала. Она не лишена прав на детей и, значит, знает, как им лучше.
Кто же виноват, что так случилось…
Это был 2020 год. Только что не стало известной нижегородской журналистки Ирина Славиной, она сгорела заживо, устав бороться с коррупцией и беспределом вокруг. «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию», — написала женщина в прощальной записке. Многие сочли тогда, что она просто сумасшедшая. Ради чего? Поговорят и забудут.
Но когда из Костромы пришло письмо от девятиклассницы Кати К. (имена несовершеннолетних изменены), прочитав его, я сразу поняла, как ее история должна называться.
«В моей жизни прошу винить Российскую Федерацию». Но только ли ее?
Тогда Кате было 15. Она жила в Костроме. С мамой, младшей сестрой и младшим братом.
Она написала, что просит помочь им уехать из России.
«Я не хочу проживать на территории Российской Федерации, потому что мне здесь не нравится. Меня не устраивает халатность чиновников и плохое образование. Органы опеки и попечительства подают в суд на маму в третий раз.
... Нас лишают возможности жить и существовать. Маме пришлось уйти с работы, чтобы участвовать в суде, кредиты и долги оплачивать нечем... Когда наступил коронавирус, у нас появились проблемы с учебой, так как компьютера не было и дистанционно учиться мы не могли.
Я бы хотела, чтобы нашу историю опубликовали и нам помогли эмигрировать».
…Я взяла билет в Кострому.
Унылая окраина, сетевые супермаркеты за углом, двор, под завязку набитый видавшими виды пятиэтажками.
Семья Лены ютилась в одной из таких. Квартира бесплатная, но хозяйка пустила сюда временно.
В конце месяца нужно было съезжать, потому что квартиру продают, а куда?
Пустой чай. Стол в бумагах. Лена работает сутками, чтобы прокормить детей.
«Всю весну 2020-го мы просидели дома - нет компьютера и учебы на дистанционке нет, нас ведь трое и на всех один смартфон, - грустно улыбается Катя. - Опека возмущалась, что мы не учимся… А как? Куда мы только не обращались. Мы не могли ездить, даже когда самоизоляция закончилась. Так как отменили бесплатные проездные для тех, кто не прописан в Костроме».
Лена — юрист. С высшим образованием. Работала до того, как начались суды по ограничению её в родительских правах. Но зарплата ей не нравилась, вообще не нравилось, как она живет.
Квартира Лене не нравилась тоже, но куда деваться?
Иногда она берётся за какие-то заказы просто за еду. А на нормальные вакансии ее не приглашают, так как начинают пробивать прошлое и никому соискательница с такими проблемами не нужна.
Но куда деваться, если завела детей? Родила — воспитывай.
Лена совсем потерянная. С огромным дефицитом массы тела. На этом фоне ее старшая дочь (вторая, есть ещё первый сын, который с ней не общается) кажется совсем взрослой. Да и ведёт себя соответственно. Как мама своей мамы
«Я в суде в качестве третьего лица участвую. По нашим российским законам так можно с 14 лет. Прочитала юридическую литературу. Потому что если я нас не защищу, то никто не защитит», - вздыхает девочка.
Именно Катя, спасая маму, куда только не обращалась - в электронную приемную президента РФ, Следственный Комитет прокуратуру Костромской области, прокуратуру Костромы, Уполномоченной по правам ребёнка Костромской области, управление опеки и попечительства, управление образования...
Понятное дело, что все это потом спускалось сверху вниз, в их район, такие письма большие начальники и не читают, они просто ждут отписок от начальников маленьких. Что все хорошо и сведения не подтвердились. И так по кругу.
«Письма... содержащие сведения о том, что их мать страдает от голода, о решении покинуть пределы Костромской области и Российской Федерации «пешком», о намерении совершить действия «суицидального характера» («мы исчезнем», «считайте нас умершими», «мы держались, сколько могли») обусловлены влиянием матери, которая вовлекает несовершеннолетнюю дочь в переписку с органами власти Российской Федерации», — отвечают чиновники.
Это, кстати, одна из причин, по которой Лену даже хотели признать психически не здоровой - потому что нормальные дети априори с молоком матери должны любить свою родину. «Вовлекать в переписку» звучит, как «вовлекать в совершение преступления».
И снова из решения суда: «В сложившейся ситуации имеются основания для ограничения в родительских правах, так как своим нежеланием трудоустроиться, формированием у детей негативного отношения к окружающим и стране, влияние на психологическое состояние детей ... подвергает опасности их жизнь и здоровье».
Понятно, что все мы родом из детства. Поэтому история Лены, проста и ужасна одновременно.
«Отец пил и бил, унижал, мать била. В невменяемом состоянии он приставал ко мне. Мама все видела, но не оказывала никакой помощи, а только оскорбляла...»
Идти было некуда и девушка «ушла» замуж. Ей было 20, жених на год моложе.
Они оба были студентами, без денег, без внятного будущего. К тому времени родился самый старший мальчик. Который сейчас не хочет ее знать. Потом ещё двое девочек.
Четвёртый, самый младший, Эдик — от нового мужа. Тот был судим и сейчас сидит. Расписалась с ним, скорее, от безнадеги.
«Я была ему благодарна за то, что он за меня заступался, когда семья меня обижала. Последний раз он по УДО, но не смог трудоустроиться и вскоре снова сел», — обьясняет Лена.
Зачем рожала, спросите вы. Об этом можно было бы спросить Анну Юрьевну Кузнецову, для которой количество детей Лены - не идеал, но близко к идеалу. Зайки, лужайки, солнышко светит и все такое…
Но за окном реальной жизни — стылая грязь, и трава на лужайках давно пожухла.
Дочка Катя категорично заявляет, что не хочет иметь детей вообще. Хватит, насмотрелась на мать.
«Сказали, что мы можем пожить в монастыре и свои вещи, которые вывезли от бабушки с дедом, тоже там пока хранить - мебель, холодильник, - перечисляет Катя. - Но в монастыре было очень странно. Нас пускали только переночевать, до этого мы должны были бродить по улицам, а когда возвращались, то никому не попадаться на глаза, не включать свет, сидеть тихо, как мыши. Хуже, чем в тюрьме, я думаю, это было».
К работе с бедствующей семьей привлекали социальный патронат, представителей православия, общественников… Но все бесполезно. Ту помощь, которую им готовы были предоставить, Лена принять не могла и не хотела. А наладить свою жизнь самой со столькими детьми и проблемами, не получалось. Тупик.
Она не умеет разговаривать с чиновниками, те требуют к себе уважением и чтобы просители молчали и слушались, женщина - напротив - считает, что будет жить так, как считает нужным. Не хочет впускать к себе проверяющих, не желает держать отчёт, как живет семья.
А дети находятся между двух огней. То учатся, то не учатся, то ходят на суды с мамой, то пишут письма президенту, то просят не признавать их маму «психически больной», так как она не хочет считаться с правилами социума.
Психиатрическое освидетельствование Елены М. провели заочно, специалисты, которые ни разу её не видели.
В 2019-м году в психиатрическую больницу хотели положить и Катю - из-за того, что она написала письма Бастрыкину и Путину, но, слава богу, вступилась в школа и прислала положительную характеристику.
«Кать, а с тобой сотрудницы опеки встречались?»
- Да, я и сама была в управление опеки и попечительства. Я объясняла, что они не правы и в чем конкретно. Им это не понравилось. Они считают, что я слишком умная.
«А с родным отцом отношения поддерживаешь? Может, опека хочет, чтобы он вас забрал?»
«Нам сказали, что если нас заберут у мамы, то передадут не ему, а третьим лицам. К отцу мы с Линой не хотим, потому что он оскорбительно ведёт себя по отношению к нам. Однажды, когда мы встретились, он высморкался в платок и предложил сестре его съесть».
«А зачем ты вообще писала президенту и по инстанциям. Неужели искренне верила, что тебе ответят?»
«Потому что я хотела привлечь внимание к проблемам нашей семьи, как вы не понимаете, - вздыхает девочка. - Я была уверена, что нам помогут, а они решили признать маму невменяемой, раз она неправильно меня воспитала».
Надо быть как все. Нормальные граждане в России президенту не пишут. Особенно женщины.
«Это провинция. Здесь тяжело объяснить, почему женщина имеет право быть умной, может, если бы была поглупее, было бы проще, — парирует Лена,— На меня в опеке смотрят как на врага народа. Мол, была бы я замужем, всем бы со мной проще было... На последнем судебном заседании у меня вообще спросили, каким я вижу своего идеального мужчину».
Эксперты на суде по лишению ее прав, тем не менее, заявили о том, что отбирать детей у женщины все-таки не стоит. Также как взыскивать на их воспитание алименты, которые сначала попытались ей назначить. Дети привязаны к матери и без неё им только хуже.
Вроде бы все закончилось хорошо. Лене дали время на исправление и осознания своего поведения. Пообещали помогать и содействовать, особенно после того, как ещё и статью написали журналисты.
И они в ответ сбежали в Москву.
Весной 2022 года Катя написала мне, что они в столице и ищут посольство Украины, чтобы «попросить политическое убежище».
«Кать, во-первых, Украине сейчас явно не до вас. А, во-вторых, их посольства в Москве давно уже нет», — устало отпечатала я ей. Вздохнула. Набрала знакомой благотворительнице. Все же дети и все-такое, куда им — в ночь. Та оплатила хостел вперёд и предложила найти им комнату или квартиру в Подмосковье, она была готова помочь месяц или два.
Но у Лены был свой путь.
Уже больше года я ничего не слышала о них, пока позавчера снова не позвонила Катя. Они снова без жилья, мама в больнице, опека, как я поняла, не в курсе, что дети одни… Опека не права, но и Лена, на мой взгляд, не права тоже. И каждый манипулирует будущим детей, у которого при таком положении вещей будущего просто нет.
Ну привезла я им куртку и свитера, кто-то из фондов доставил еду, каникулы через пару дней заканчиваются, Лена в больнице…
А дальше-то что?
