Магерамов Александр рассказал: «27 октября 1988 года. Опять активизировалась вражеская батарея 82-миллиметровых минометов. Я по ним из пушки БМП попасть не могу, так как они находятся на обратных скатах высот, а к автоматическому гранатомету закончились боеприпасы… И ведут огонь по 5-й роте!
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZSk3IIXkGh_fZQrg )
Опять пришлось ставить огневую задачу артиллерии - приданной батарее 'Гвоздик' (или "Акаций", не помню уже), находящейся в тылу на удалении около десяти километров и непосредственно корректировать ее огонь. Для этого пришлось вспомнить все, чему учили в училище - репер, основное направление стрельбы, географические координаты, деления угломера и вспоминать, чем они отличается от пехотных 'тысячных'. 'Дуй-в-тысячу' здесь не пройдет, надо 995!
Наши артиллерийские подразделения, кстати, стреляли всегда выше всяких похвал, это касалось не только минометной батареи батальона, но вообще всех батарей дивизии. Если бы им поставили задачу, они, наверное, попали бы в дом через печную трубу...
У наводчика-оператора к вечеру от интенсивной стрельбы заклинило и пушку, и пулемет... Пятая рота вышла к плотине, и там подорвалась машина гранатометного взвода. Опять повезли раненых и контуженных, поволокли поврежденную машину.
Ближе к вечеру нас стали заправлять дизельным топливом, которое уже заканчивалось, так как для ведения огня двигатели постоянно молотили на протяжении нескольких суток. Свою машину погнал заправлять самой последней, но до места не доехал - закончилось горючее. Заправщик подошел сам и залил машину топливом. У дивизионной огнеметной роты забрал огнемет РПО-А 'Шмель', чтобы испытать его в бою.
Стали на свое место и сразу увидели противника - человек десять около зеленки и домов в кишлаке. Дальность - где-то 900 метров. А пушка заклинена, пулемет тоже, мы что-то совсем забыли про них! По нам ведется огонь, поэтому ремонтом орудия заняться не можем, ведь для этого надо снять ствол, для чего один член экипажа должен вылезти на броню спереди или сбоку, так как сзади привязаны ящик и ЦВ400.
С Саидкасимовым и Отамирзаевым сели обсудить ситуацию и пришли к выводу, что каждого из нас довольно продолжительное время мучает ощущение того, что мы забыли что-то очень важное сделать. Долго думали - что, и, наконец, сообразили - экипаж уже трое суток ничего не ел…
Удивительно, но за это время никто из моих подчиненных ни разу не вспомнил про еду. Даже когда в конце каждого дня солдаты как подкошенные валились на землю от усталости, ни один боец ни разу не поинтересовался ужином. Хотя в машине продуктов было буквально навалом - начиная от горно-летних пайков, считавшихся в Афганистане среди солдат самыми лакомыми из-за наличия шоколада, сахара, сгущенки, сока и компота, названного почему-то: 'фруктовый суп с рисом'.
Кроме того, в машине было много продуктов россыпью, начиная с тушенки и сгущенки, и заканчивая галетами и заспиртованными батонами производства Днепропетровского хлебобулочного комбината. Я уже отмечал, что в рейдах нас всегда снабжали отлично, и каждый экипаж в спокойной обстановке трижды в день, а иногда и чаще устраивал себе настоящий пир.
То готовили узбекский плов, то шурпу, украинский борщ или лагман, в общем, все кашеварили, насколько позволяла фантазия, и даже при отсутствии стрельбы иногда ходили в гости из экипажа в экипаж. Поварами у нас обычно были узбеки, проявлявшие в этом деле большой талант, и всегда тщательно подбиравшие все необходимые для приготовления фирменных блюд экипажей ингредиенты.
На этот раз все было иначе! Вспомнив об трех сутках без еды, у нас, как по команде, сразу засосало под ложечкой. Поэтому мы бросили все остальные дела и стали дружно готовить в окопе под машиной сверхбыстрый и сверхплотный обед, а после его окончания бойцы залезли под БМП, а я - на нее, и тут внезапно 'попал'.
Меня начал обстреливать 'духовский' стрелок, который выпустил с десяток патронов, но почему-то промазал, и, явно этим раздосадованный, куда-то убрался. По ходу радиопереговоров с комбатом я не услышал свиста пуль, и только заметившие разрывы на скале солдаты вынудили меня укрыться в машине. Они же сообщили мне впоследствии, что пули в скалу ложились довольно кучно...
Я долго потом ломал голову, почему вражеский снайпер промазал, ведь огонь он вел с небольшого расстояния из малошумного оружия, а для таких профессионалов, какими были местные 'духи', подобная мишень - почти белое ХБ на фоне темной скалы была просто подарком судьбы.
И кроме защиты во время этой операции не только меня одного, а всей моей роты какими-то Высшими Силами, я так и не нашел происшедшему разумного объяснения. Ведь смерть летала над каждым из нас за эти дни тысячи раз в день, собирая свою обильную жатву, и никого из моих подчиненных не забрала к себе…
За нашей спиной пошли топливозаправщики, которые закончили заправку машин батальона. Их обстреляли, и заместитель по технической части майор Котоман поднял такие вопли по связи, что комбат с большой иронией начал нарочито мне выговаривать, чтобы я прикрыл 'Драму' - таким был позывной зампотеха. Я дал команду бойцам, и они открыли ураганный огонь в сторону духовских позиций из стрелкового оружия.
В течение нескольких минут они выпустили почти весь боекомплект к автоматам - около тридцати магазинов. Зампотех, успокоенный, уехал. А мы остались совершенно безоружными, поэтому часть бойцов я посадил под БМП заряжать магазины и ленты к пушке и пулеметам, Саидкасимову приказал устранять неисправность ПКТ, а "дембелю" Парпиеву - надеть два бронежилета, каску и снимать ствол пушки с оборванной гильзой, сам полез открывать защелку.
Когда Парпиев вытащил ствол орудия из направляющих, мы поставили его с ним в окоп, так как я предположил, что в стволе может находиться выстрел с осечкой, и сдуру выстрелил в него из автомата АКС-74. Пуля, конечно, не выбила гильзу снаряда с оборванной закраиной, а, рассыпавшись на осколки, полетела обратно...
Так я получил свое 'огнестрельное осколочное, мелкоточечное ранение' в руку... Потом, конечно, сообразив свою оплошность, выбил гильзу с помощью снайперской винтовки Драгунова, на которой в этот раз даже спусковой крючок нажимал четвертым коленом антенны... Поставили ствол на место - и по тому десятку 'духов' 'оторвались по полной программе'!
Вечером нам привезли гранаты к АГС - их высадили по минометной батарее. Результатов не видели, так как стреляли навесной траекторией по обратным скатам берега в долине реки, но 'духи' в этой точке сразу успокоились. К вечеру, как всегда 'получил' от капитана Гущина, не помню уже за что, но это превратилось в ходе текущей операции в хорошую традицию вместо пожелания 'спокойной ночи', поставил роте задачу и отправился спать. Но после обстрела снайпером не спалось, ведь на его месте я бы не промазал и снял бы цель первым же выстрелом. Ну, в крайнем случае, вторым. Не мой был день! А может, наоборот?
28 октября 1988 года. Ночью начали пропускать мимо себя 'зеленых' с плотины - пеших и на машинах, одетых в афганскую национальную одежду, вместе с женщинами и детьми. Командованием было принято решение снять их 'племенной полк' (у нас его называли батальоном, а если откровенно, то это просто была договорная банда) с электростанции и оставить ее другим, местным 'духам', тем более, что сарбосовские 'колонники' после всего произошедшего в первый день просто разбежались, впрочем, как и все остальные афганские подразделения.
Всю ночь 'договорные' выходили из района плотины вместе со своими домочадцами, а утром я всех своих бойцов выгнал из машины, ребятки загрузили казенное имущество и снова завалились досыпать. А я взял десятиметровую тангенту и лег возле БМП. Покрутил огнемет, разобрался с его применением, тем более, что на нем была написана достаточно подробная инструкция.
Тут из окопа высовывается 'дух' - корректировщик огня, а у меня под рукой - только огнемет, так как автомат, как всегда, висит на крышке люка БМП - полезешь за ним - вспугнешь. Аккуратненько навожу 'трубу' - дальность метров триста - и плавно жму спуск. Разрыв где-то позади "духа", задержка доли секунды, и поднимается мощный огненный шар.
Потом грохочет объемный взрыв на площади в сотню квадратных метров! Качественное оружие… Наблюдатель, конечно, упал поджаренный, да и как ему не зажариться - температура-то в эпицентре - 800 градусов! Труба огнемета, после того, как я наклонил ее 'выплюнула' массивную металлическую решетку и стала совсем невесомой. Потом она отправилась за ненадобностью в ближайшую воронку.
Тут подъехал командир нашего гранатометного взвода старший лейтенант Усович, плюс танки, и мы начали сниматься с блоков. Впереди нас стартовало в направлении космоса колесо - это подорвался на мине БТР-80, причем на колее, по которой мы проехали за эти дни уже раз десять!
Ранило водителя, ему бинтовали голову, а он при этом ругался и грозил кулаком "духам". Пока его перевязывали, я снял с блока машину замполита Долгова и поставил ее в колонну роты, потом подъехал к Грицаю, одиноко сидевшему на броне - и на моих глазах в метре от него и чуть впереди нашей движущейся машины взорвался вражеский реактивный снаряд.
Обе БМП накрыло осколками и заволокло облаком дыма, помню, что я что-то злобно орал, так как был уверен, что Гришу убило, не могло не убить, но когда машины поравнялись, и рассеялся дым, увидел его живого и здорового. На душе у меня отлегло, а он неторопливо стряхивал с себя землю с осколками, выплевывал изо рта пыль с тротиловой гарью и флегматично матерился.
'Духи' снова массированно били по батальону, и мы, чтобы сбить их с толку относительно местонахождения колонны по команде комбата начали ставить дымовую завесу с помощью систем 902Б 'Туча'. Вскоре все окрестности заволокло черным дымом…
Сарбозы активно драпали, бросали пушки, зенитные установки, автомобили, одних только брошенных зениток я насчитал штук пять. Мы двигались за ними и расстреливали брошенную технику, неизбежно уготовленную 'духам' в лапы. Последние два десятка километров, когда мы мчались к выходу из ущелья, ведущего в долину, 'духи' по нам продолжали долбить с прежней интенсивностью.
Потом, как по мановенью волшебной палочки, а вернее - с выходом из зоны огня их 122-мм установок "эр-эс" наступила тишина. Мы встали в ротной колонне в чистом поле рядом с 6-й ротой и стали по радио слушать, как из долины реки выходят 5-я рота и "слоны" - вопли, крики, непрерывный мат по связи. Какой-то сержант - танкист, его позывной был 'Тайга-12', прикрывая отход 5-й роты, 'разул' свой танк, комбат приказал поджечь его, а экипаж эвакуировать.
Командир минометной батареи старший лейтенант Есенкин передал сержанту распоряжение комбата, но тот ответил: 'Танк не брошу, через пять минут закончим'. И ведь вывел танк, хотя 'духи' выскочили из всех укрытий и устроили за ним форменную охоту, в полный рост бросившись за бронированной машиной и стреляя по ней из десятка РПГ. А "Тайга-12" мчался к выходу из ущелья, злобно поливая огнем противника, а матом - всех подряд, и своих, и чужих…
В этот момент я почувствовал гордость за стойкость в бою и верность своим машинам наших людей. Ведь боевая техника уже давно воспринималась всеми, как живой организм, ведь она делила с нами и опасности, и радость побед, выносила из тяжелых ситуаций. Поэтому бросить ее на произвол судьбы для любого из присутствующих было немыслимо, это просто не укладывалось в голове…
Мысленно пожелал удачи этому достойному человеку, жаль, что не запомнилась его фамилия. Чуть позже еще и Есенкин 'разулся', но тоже быстро устранил неисправность и вывел из ущелья свой командирский тягач МТЛ-Б.
Другой солдат, из артиллеристов (его фамилия была Протопопов Владимир), после попадания вражеского снаряда в машину с бензином, которая стояла рядом с автомобилями, гружеными боеприпасами, вскочил в автомобиль и увел его на безопасное расстояние, где тот взорвался, но остальные машины не пострадали. Кажется, его впоследствии наградили Орденом Красного знамени, во всяком случае, представляли к нему.
Это был день воистину массового героизма: поддержка, взаимовыручка, безоглядная и бескомпромиссная помощь друг другу, никто совершенно не думал о себе и о сохранении своей жизни. Все были охвачены какой-то эйфорией, называемой упоением боем и с остервенением жали на гашетки орудий и пулеметов, расстреливая врага. Впрочем, он с аналогичной страстью делал то же самое. В схватке на плотине сошлись достойные противники!
Вскоре батальон был собран и построен в ротные колонны. Потерь при выходе из-под огня у нас не было. В 8-00 нашу роту снова вывели в ГПЗ, я получил задачу Дружинина, и колонна двинулась вперед. На этот раз взвод лейтенанта Слободенюка действовал в составе роты. Я мысленно уже в который раз перекрестился, что рота действует без потерь, хотя тогда еще был неверующим человеком.
Несколько мелких ранений и контузий среди нашего личного состава, причем все раненые остались в строю - были не в счет. Мы начали нагонять сарбозов, которые удирали, бросая машины и технику. Старший лейтенант Колодкин по приказу комбата ехал сзади, и аккуратно расстреливал все исправное, что попадалось по пути, хотя духам, наверняка, досталось много трофеев, брошенных "зелеными".
В районе ближайшего к плотине кишлака запомнилась девушка лет 15, которую "духи" поставили на обочине дороги, видимо в наказание за что-то, надеясь, что ее задавят или убьют. Она стояла возле дороги с открытым лицом, глотая слезы вперемежку с пылью, а мимо нее потоком неслись наши машины и все, сидевшие на броне, с удивлением пытались заглянуть ей в глаза, чтобы понять, чем она провинилась перед родными.
Когда наши глаза встретились, я был поражен этим взглядом затравленного зверька, уже попрощавшегося с жизнью. Потом ее глаза блеснули, увидев, что я не собираюсь в нее стрелять, а с приближением следующей машины вновь помертвели. Рота прошла мимо нее, она умирала и рождалась десять раз подряд, и все же эта молодая женщина невольно внушала уважение своей покорностью судьбе и неистребимым желанием жить.
Наш отход теперь походил на бегство, хотя на самом деле не был таковым. Паника была только у наших союзников из "народно-революционной" армии, нам же хотелось лишь поскорее добраться до Гиришка, который был для нас, как родной после этих многосуточных непрерывных боев. Кроме того, мы знали, что головное подразделение должно держать темп, которого будет придерживаться следующая за ним колонна.
И вскоре поплатились за гонку и потерю бдительности: колонну начали обстреливать "эр-эсами" и вначале "духи" попали в группу стоящих на блоке артиллеристов, в результате - четверо убитых солдат. А еще через километр подорвалась БМП ? 547 моей роты под командованием замкомвзвода 3-го взвода, она загорелась и буквально через пару минут на ней сдетонировал боекомплект.
Башня взлетела на воздух, затем медленно, со вздохом опустилась на ребристый лист БМП, машина вскоре занялась огнем и быстро сгорела дотла, а четверых находившихся в ней членов экипажа контузило.
Слава богу, что вовремя, до того, как начал рваться боекомплект, из машины успели вытащить механика-водителя, кажется, рядового Исаева. Он был без сознания, хотя ему еще крупно повезло - взрыв произошел не сзади него, а под правой гусеницей, пробил днище и зажег двигатель вместе с моторно-трансмиссионным отделением.
На блоки мы встали на старых местах, неподалеку от поворота на Лашкаргах, отправили контуженных вертолетом в медсанбат, я доложил на Центр боевого управления о потерях, поели и завалились спать, выставив посты. Весь вечер и всю ночь мы отсыпались.
29 октября 1988 года. С утра вытянули колонну и начали выдвижение к бетонке. До Гиришка дошли спокойно. Город будто вымер, что было всегда плохим признаком в подобных случаях… И точно, как вышли за город - опять попали в огневую засаду. Мост через реку Гильменд оказался разобранным.
Боевая машина разминирования (БМР) саперов с позывным "Лопата" прямо перед нами попыталась проделать своим ковшом проход для колесных машин, подцепив землицы, но подорвалась на мине, а по нам "духи" немедленно открыли огонь фосфорными 107-мм "эр-эсами". Сразу же осколком в грудь ранило моего штатного заместителя сержанта Отамирзаева, сидевшего, как и все командиры, на башне 544-й.
Замполит роты по моей команде повез его к медикам, по дороге вколов ему промедол. Сержант был без сознания. Лейтенант стал его осматривать и обнаружил, что тот ранен легко - контузия мягких тканей груди и сильный местный ожог, так как раскаленный от фосфора осколок застрял в пакете ткани СВМ бронежилета Ж81, в котором в наличии оставалась буквально пара титановых пластин.
Это был какой-то нонсенс, и я больше всего удивился, что сержант вообще надел на себя бронежилет! Ведь наши увольняемые, кстати, перед этой операцией добровольно (почти!) отказавшиеся от отправки в Союз и прослужившие в общей сложности не по два, а по два с половиной года, до этой операции никогда не хотели на себя надевать защиту. Они считали, что проку от жилетов при попадании осколка или пули нет никакого, а носить их было неудобно.
То же касалось и касок. С командиров же обычно 'драли' три шкуры, если солдат получал ранение, не имея на себе защиты. А тут - бронежилет спас "дембелю" жизнь! С этого мгновения ситуация изменилась кардинально и со старослужащими проблем с надеванием этих средств до самого выхода из Афганистана у нас больше не возникало. Напротив, они стали подавать пример другим, причем часто стремились вместо Ж81 одеть 6Б3ТМ или керамические 6Б4, не пользовавшиеся до этого популярностью из-за большого веса.
Но все это было позднее, а пока мы открыли огонь по зеленке в долине реки Гильменд, и стали отходить назад, за насыпь вдоль дороги, чтобы из-за нее, как из окопа вести огонь по пусковым установкам "духов". Ведь мы должны были прикрыть движение колонны автомобилей, которые пошли в обход, правее нас.
И противник очень скоро был подавлен и замолчал. Но до этого на танке, действовавшем впереди, был ранен осколком фосфорного РС в грудь еще один офицер из нашей инженерно-саперной роты, мы потом с ним вместе лежали в дивизионном медсанбате. После выхода колонны автомобилей из Гиришка по объездной дороге рота спокойно перешла через разобранный мост, найдя еще одну 'итальянку' TS-6,1.
До старого места стоянки возле Диларама мы дошли спокойно, и там бойцы наконец-то впервые за эти дни помылись, чего не делали уже суток пять. Какое же это несказанное удовольствие, облиться водой, особенно, когда с тебя сошло уже 'сто потов'! Я тогда обнаружил, что у меня носки сгнили и развалились прямо в ботинках, так как обувь я тоже за это время не снимал ни разу. Продолжали отъедаться, в общем, расслабление было полное, и мы проспали как убитые всю ночь!
30 октября 1988 года. С утра подъем и снова марш. До Фарахруда дошли почти спокойно. Только я замучился на ходу подтягивать трубки на топливном насосе высокого давления своей БМП. Из них струей било дизтопливо, так как во время замены насоса трубки были плохо закручены, и на дне моторного отделения машины всю дорогу плескалось топливо, которое мы откачивали при помощи аварийной помпы.
Механик-водитель БМП рядовой Хакимов был молодой, и так же, как половина личного состава роты, был в первый раз на боевой операции, но показал себя в ходе нее настолько безалаберным механиком, что впоследствии пришлось его "разжаловать" в стрелки, а вместо него назначить рядового Онисковца.
Потом еще у машины загорелись ленточные тормоза - Хакимов не снял 'ручник', поэтому, не доезжая двадцати километров до Фарахруда, я остановил машину для ремонта и поставил 1-й взвод под командой замполита и заместителя командира 1-го взвода старшего сержанта Шапиева вокруг нее на блоки. Сам на 502-й майора Сафонова доехал с остатками роты до района ночного отдыха.
Погода была замечательная, настроение великолепное, несмотря на онемевшую после попадания осколков пули руку, ведь мы - уже практически дома! Потом встали на блоки. Через час приехал командир 4-го, гранатометно - пулеметного взвода прапорщик Грицай на 041-й, еще через час - 1-й взвод и 546-я. Я тем временем получил на роту кое-какие продукты, а когда к вечеру вернулся, увидел, что 'колонники' пускают сигнальные ракеты и стреляют из автоматов в воздух, радуясь окончанию такой небывало тяжелой операции. Короче, 'духи', посмотрев на этот глупый фейерверк, поставили пусковые установки реактивных снарядов с задержкой пуска и ночью совершили огневой налет по колонне. Сгорели еще два автомобиля, правда, потерь среди живой силы не было.
Это был конец 'войны', утром мы вернулись в Шинданд, где нас встречал музыкой оркестр, что бывало при мне достаточно редким явлением. Но сегодня это воспринималось совсем иначе - ощущение было такое, что мы в тот день как будто заново родились!
Забавный случай произошел сразу после прибытия в полк, когда мы пошли в баню. Когда все присутствовавшие уже мылись, раздался резкий гул. Потом мы сообразили, что звук создал запорный водяной кран, но в тот момент все присутствующие тут же присели, укрываясь от летящего реактивного снаряда. Потом мы с недоумением посмотрели друг на друга - лежащих и сидящих среди мочалок и тазиков голых мужиков - и долго хохотали над своими приобретенными в ходе боевых действий условными рефлексами.
Заключение: Из той операции в провинцию Гильменд я сделал несколько очень важных для всей моей последующей службы выводов - командир, кроме тщательной подготовки подразделения к боевым действиям и организации четкой, устойчивой и непрерывной связи должен постоянно держать руку на пульсе происходящих событий.
А для этого у него должен быть толковый заместитель из офицеров, которого у меня, как временно исполнявшего обязанности, не было на данной операции. Необходимо было хотя бы поставить невдалеке от своей машины БМП командира 3-го взвода лейтенанта Слободенюка, чтобы тот был в постоянной готовности исполнять обязанности командира роты в случае моего выхода из строя или необходимости поспать!
И вообще, я в этом рейде совершил просто невероятное количество ошибок - это и случай с автоматом, совершенно не способствовавший поддержанию авторитета, еще случай с экипажем, оставшимся безоружным, ведь необходимо было предусмотреть подобное развитие событий…
Также не способствовало успеху роты бестолковое ранение командира, к счастью, не повлекшее последующей эвакуации! И много еще чего… Но не совершают ошибки лишь те, кто ничего не делает!
Весь опыт руководства подразделением приобретался прямо в ходе непрерывных многосуточных боев, и когда уже можно было осмыслить происходившее, мною был сделан вывод, что нельзя ни на минуту терять нити управления и быть вне происходящих событий, а на все действия противника необходимо своевременно реагировать эффективными и грамотными контрмерами. И 'когда говорят пушки', надо действовать предельно жестко!
Естественно, необходима тщательная и всесторонняя подготовка подразделения к боевым действиям, и в этой подготовке не может быть разделения на важные и второстепенные задачи. Очень большое значение имеет уяснение обстановки самим командиром и отдача им четкого и недвусмысленного боевого приказа, продуманная постановка задач подчиненным.
Ведь русский солдат непобедим лишь тогда, когда он четко знает 'свой маневр' - это еще Суворов говорил! Плюс к этому - поддержание строгой дисциплины в подразделении и неуклонное соблюдение мер безопасности личным составом.
Именно так действовал наш комбат в ходе операции, и я искренне им восхищался в тяжелые моменты боя, а впоследствии его методы руководства подразделениями были для меня примером во время подготовки и проведения "боевых". Думаю, что в немалой степени из-за предпринятых капитаном Гущиным мер за время его командования у нас не было потерь убитыми ни в прошедшей операции, ни потом, до самого вывода войск из Афганистана 2-й мсб не потерял погибшим НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА!
Из-за чего батальон и его командир стали легендой, отраженной в названии статьи. Как мне кажется, не было в РА другого подразделения, прошедшего столько тяжелых боев, и которое могло бы похвастаться ПОЛНЫМ отсутствием безвозвратных потерь, а офицеры батальона - тем, что им не довелось ни разу посмотреть в глаза родителям их убитых солдат…
После этого рейда около семидесяти процентов личного состава было представлено к правительственным наградам. Перебирая в памяти прошедшие жаркие схватки с противником, я и по сей день не могу найти разумного объяснения, почему нашим подразделениям в Афганистане всегда содействовал успех, а их личный состав, основная масса которого была атеистами, несмотря на это, будто постоянно находился под Высшей Защитой.
Вопрос о практически полном отсутствии убитых в составе нашего батальона и приданных ему подразделений в ходе рейда на плотину по сей день мучает нашего командира - полковника Гущина - он его выразил в ходе телефонного общения со мной 27.09 и 2.10.2007. Он считает до сегодняшнего дня, что потери у нас тогда должны были быть гораздо более тяжелые…
Ведь раненых в ходе операции в провинцию Гильменд в батальоне было много, около пятидесяти (здесь комбат меня поправил: '...фактически был ранен или контужен каждый третий из ходивших на те боевые, или около восьмидесяти человек...', причем только два десятка из них были эвакуированы, а остальные остались в строю - примечание автора). Но убитых и пропавших без вести в батальоне не было ни одного, и все раненые остались в живых!
Думаю, что во многом благодаря примеру Сергея Николаевича в руководимых мною подразделениях впоследствии также никогда не было убитых, а ведь мои подчиненные прошли Карабах, участвовали в боевых столкновениях в ходе межнационального конфликта в Баку 20-25 января 1990 года. Потом они дрались с боевиками всех национальностей и оттенков на границе Армении, Нахичевани и Ирана, а летом того же года в Узгене во время кровавых Ошских событий...».