Много лет читаю ваши записи и они — мой маяк. Потому что я живу красотой и для меня она — единственное, что дает силы жить.
Мне 44 года, я мама двух детей. Честно сказать, жесть, а не жизнь началась с самого начала: мама меня родила в 19, а папа был сиротой, родителями они не были готовы стать, поэтому боль, унижения и всякое насилие, кроме сексуального, были ежедневной нормой моего детства. И закончилось оно очень быстро: с 12 лет я выполняла всю работу по дому и работала на всяких черных работах, а с 17 жила отдельно.
Моя младшая сестра воспитывалась совсем иначе, мы с ней часто шутим, что у нас были разные родители: пока я обстирывала семью из четырех человек без стиральной машинки (сломаешь!) и горячей воды, перебирала картошку на овощебазах, чтобы купить себе книги, она училась в музыкальной школе и ездила в Санкт-Петербург раз в полгода и летом на море. Но, спасибо родителям, я купила квартиру и получила образование. Сейчас, благодаря психотерапии у нас добрые отношения. Жить вместе с ними дольше пары дней я не могу, но боли больше нет.
Понятно, что я выросла без всякого понимания о том, что я ценна и любима и вообще хоть сколько человек. Я вышла замуж в первый раз в 25 лет. Муж повытирал об меня ноги, поплевал на родившуюся от него дочь и отбыл просветляться на Бали где и сейчас ведет жизнь гуру.
Он переводит небольшие деньги на девочку (даже на половину лечения не хватит) и честно говорит что на пару лет не в ущерб своей жизни будет платить алименты.
Почти девять лет я растила дочь сама, крутилась, как цирковая лошадь на двух, а иногда и на трех работах, у меня бывали мужчины и увлечения, я освоила две профессии и начала учиться жить.
А потом встретила мужчину, идеального во всех отношениях. Было много страсти, и он очень хорошо помогал мне с моим сложным бытом. Я почему-то снова поверила, в то, что и на моей улице может быть праздник. И согласилась выйти замуж, а потом — забеременеть. И оказалось примерно на восьмом месяце моей беременности, что это он просто очень старался. А теперича стараться надо мне, иначе меня ждет ровно то, что полной ложкой я хлебала в детстве, плюс интим, минус побои. В общем, мы разные видово люди: я люблю и уважаю жизнь и труд, а он из тех, кто ни в грош не ставит ничего и никого. Я прибираюсь, потому, что не могу и не хочу жить в грязи, а он только тогда, когда будут гости. Какая там любовь.
Не стало ни нежности, ни денег. Я родила, второе кесарево. Сын чуть не умер, чудом я переборола систему здравоохранения и ему дали шанс выжить. Но последствия были очень жесткими: он не спал больше полутора часов подряд до двух с половиной лет. Не говорил. Естественно, весь быт и часть дохода были на мне. Я не могла даже в декрет уйти, работала удаленно.
Потом — комиссия на инвалидность, мне предложили сдать сына в интернат для умственно неполноценных детей. Я подняла все и всех, и вывела его к четырем годам в норму, но в любой момент возможен регресс и мне нужно каждый день трудиться, чтобы ему было легко жить. Все это время первый муж продолжал гурствовать, а второй — барствовать. То борщ холоден, то мы с дочерью целые сутки не рыдали, надо восстановить баланс.
Я могу их понять обоих: первый вовсе не был готов к трудностям, второй сильно напрягался в начале, и ничо не выгорело, будешь тут на всех рычать зверем, я вообще обманула их всех — такая теплая и страстная, а потом - хвдыщь и сопли чьи-то вытирать надо и продукты покупать. Нет, я не просилась в замуж, не протыкала презервативы, не висела на шее, но это же не важно, правда? Фу на меня.
Посреди этой битвы росла дочь. Стартанула ее болезнь (спасибо отцовским генам и усилиям второго мужа). Я нечеловеческим усилием выставила мужа номер два из дома, они с дочерью больше не пересекаются, потому что ей больно рядом с ним. Своему биологическому отцу она не интересна.
Сейчас мы живем втроем: я пытаюсь хоть как-то работать, лечу дочь, долечиваю сына. Второй муж бывает наездами, ведет себя сносно. Я называю эти визиты алл инклюзив, потому что он приезжает, как типичный русский в отель и уезжает, оставляя за собой пустой холодильник и бардак. Но сын очень его любит и в эти дни я могу одна выйти из дома или лечь лицом в потолок на полчаса.
У меня есть психиатр и антидепрессанты, есть родные, есть чудесные подруги, которые со мной не один десяток лет и вообще всегда есть вокруг прекрасные люди, мне очень везёт. Есть профессия, пусть не очень актуальная, но я умею себя продавать и дети мои — подарок небес, они талантливые, умные, добрые и красивые. Но нет радости. Мир больше не сияет, да и как, когда все время надо бежать, бежать, бежать, чтобы остаться на месте. Здоровье мое кончилось, целый букет — от климакса до геморроя украшает мою жизнь. Отцы детей переводят ровно столько, чтобы дети не умерли с голоду и этим вклад в их жизнь ограничивается, хотя я прошу и объясняю, но нет. Старшие родные стареют и тут уже им нужна помощь.
А я очень люблю делать красиво. В том, что я творю, живет магия. Но, чтобы она звучала, у меня должна быть внутри тишина и хрустальный звон. И свет. Нужно, чтобы душа пела и танцевала. А я ее не чувствую больше.
Я не знаю, что мне делать, я чудовищно устала.
Нет ни сил, ни денег: я не могу нормально работать, потому что старшей 16, а младшему 7 и им нужно очень-очень много заботы и у них есть только я. И если я сегодня не встану, никто их не накормит, не вылечит, не выучит, не согреет. И я справляюсь.
Я много раз переиграла судьбу: меня растили, как обслугу, я не могла двух слов связать и боялась дышать, но я вывернулась, уехала и научилась куче всего, училась, путешествовала, обзавелась достоинствами и друзьями и действительно полюбила себя. Я должна была потерять сына, но я снова вылезла из кожи вон и вот он, прекрасный, как Персей. Я должна была стать бабой-автоматом на страже комфорта второго мужа, но не стала, Я должна была потерять дочь, о, наша карательная психиатрия, но я вижу, что профессионалы, которых я нашла, действительно дают ей шанс на то, чтобы найти свой путь в жизни.
Но я больше не могу. В этот раз мне не достает сил, которые так нужны, чтобы восстать из пепла. И я не вижу выхода.
Помогите мне, Малка.
Советом, чудом, вашим взглядом, который так дорог мне.
Бедный вы стойкий солдатик. Всю жизнь делаете красоту из ничего, тянете ее из себя как шелкопряд.
На вас навалили бетонную плиту, а вы и под ней прядете свой прекрасный мир. Добавили еще одну - а вы все равно не останавливаетесь.
Знаете, таких людей, как вы, обычно очень хорошо видно сверху. Да, тому взгляду, о котором я говорю, бетон не помеха. Вы ведь и сами чувствуете, что про вас знают, правда? По вашему рассказу очень заметно, что вы не одна, что за вами наблюдают. И присматривают.
Вы под защитой.
И эти бетонные плиты, которыми вас придавило - присмотритесь к ним. Это крыша, под которой протекает ваша жизнь. Это не бремя, это ваш домик.
Это снаружи выглядит страшно - женщина с двумя детьми под бетонной плитой. Как жертвы землетрясения, погребенные заживо. Но снаружи многое выглядит не так, как на самом деле.
А на самом деле снаружи одни развалины и негде укрыться, а ваша бетонная плита - ваше убежище, под ней вы в безопасности. Это ваш ковчег.
И там внизу, в полутьме, никому не видимый, горит ваш очаг, и печется ваш хлеб, и стучит ваше веретено.