"Стрекозы - это напоминание о том, что мы свет и можем мощно отражать свет, если захотим." Роберт Нола, философ.
Эта необычная история была услышана мной в начале 2000- х, ночью, в стенах дежурки военного комиссариата, где я работала. Это был период учений для военнослужащих и их помощниц - гражданских специалистов. Много пунктов и в том числе, круглосуточная радиосвязь с "центром."
В те учения, к ночным дежурствам, впервые привлекли женщин. В мою очередь компанию мне составляли старший прапорщик и сторож Лидия Каримовна. Для нас бдение, для неё - рядовая смена. Шифровки поступали волнами и часов в двенадцать, прапорщик ушёл во вторую часть дежурки - с двухъярусной кроватью. "Чисто вытянуться."
Временами раздавался храп, ему же служивший будильником. Прапор немедленно сообщал: "Я бдю!" Внимание к рации не мешало пить кофе и тихонько беседовать. Необычная история стала ответом на мой праздный вопрос сторожихе, женщине, пенсионного возраста: "У вас сочетание имени-отчества интересное."
"Мама русская, папа - казах," - с этими словами, она показала боковую часть запястья левой руки. Я увидела татуировку в виде стрекозы. Похоже, давнюю. "Заинтриговали, Лидия Каримовна!"
"Вы верите, что душа бессмертна и близкие оберегают нас, находясь между жизнью и смертью и даже потом?" - спросила она очень серьёзно.
"Пожалуй. Приходилось слышать примеры."
"Мой - ещё одно доказательство. Слушайте, если ночной мглы не боитесь."
Читайте историю. Для удобства восприятия, она представлена от первого лица. Итак, Лидия Каримовна повествует:
"Сейчас о моей маме - Галине Леонидовне только могилка напоминает. А ведь, когда-то была она весёлой, красивой девушкой. Родилась и выросла в селе. После школы пришла работать на ферму. На неё не один парень засматривался, но Галя будто кого-то ждала. Ну и дождалась, как это с нами, дурёхами, бывает.
Вернулся из армии её сосед да не один, а с однополчанином. Имя - Карим никого не удивило. Не Колей же должна была мать-казашка сына назвать! Карим завернул к приятелю на пару недель - начало лета располагало к небольшому отдыху после службы. Рядом река для купания и рыбалки, лес для грибной прогулки.
Вечером - танцы или кино в клубе. Местные парни девчонок к Кариму не ревновали - он им сразу сказал: "Для меня здесь невесты нет. У нас строго - без родительского одобрения жениться нельзя." Но сердце разумного Карима распорядилось иначе, когда он Галю увидел. "Люблю навсегда!" - заявило упрямое сердце.
Их звёзды сошлись - приезжий парень - казах стал первой любовью будущей мамы моей. Карим всё-таки попытался поступить, как положено, заказав в районе телефонные переговоры с роднёй. Вернулся печальным. "Нет, надо возвращаться домой. Забудь меня, Галя." Ранним утром, убыл с вещевым мешком, а вечером вернулся - с бутылкой коньяка и тортом. Просватал Галю.
От шумной свадьбы Карим отказался. Не только потому, что ещё ни рубля не заработал. Считал, нехорошо от души веселиться, когда его родителей нет за столом. Работа в колхозе нашлась для него. Зажила молодая семья в доме родителей Гали. Год спустя, на свет появилась я - Лидия Каримовна.
Отец о сыне мечтал, но и мне очень обрадовался. Называл "жаным" - душенька. Он так и маму мою называл. Спокойный, дружелюбный, ласковый - возле него всем было хорошо. Очень природу любил. Из всех её проявлений папа выделял стрекоз. Если удавалось встретить во время наших прогулок, делал мне знак и мы оба замирали, любуясь грациозным созданием со слюдяными крылышками.
Папа говорил, что стрекоза не только полезное насекомое и вестник лета. Она знает дорогу в мир душ, почивших людей. Даже не знаю откуда такие мысли завелись в его голове. Однажды я упала с качелей и разбила коленки. Слёзы градом! Папа сказал: "Слёзы в крепко сжатой ладони, превращаются в стрекозу. Смотри, жаным!"
Сделав жест, собирающий слёзы, отвёл руку за спину, а когда открыл слегка сжатые пальцы, я увидела ... стрекозу. Секунда и она унеслась, блестя крыльями.
"Всё, жаным, она унесла твою маленькую беду."
"А куда?"
"Это стрекозиный секрет. Узнать его можно только в особый момент."
Меня крестили в церкви. Я знала, что папа другой веры, но в семье об этом не говорили и не помню, как он ей следовал. Думаю, счастье его рядом с нами было весьма не простым. Шесть лет он прожил с моей мамой, пять лет был у меня. Потом пришла телеграмма с его родины - видимо, папа переслал адрес тем, кто нас с мамой не захотел узнать.
В тот же день он уехал, боясь опоздать попрощаться с отцом. После похорон, вернулся, чтобы попрощаться. Умирая, отец взял с него слово не оставлять мать и "правильно жениться." Расставание было ужасным. Мама не плакала, но белое, не живое лицо пугало сильнее слёз. Бабушка было принялась голосить-уговаривать, но ей стало плохо - позже пришлось вызывать фельдшера.
А дед пошёл с кулаками на зятя. Бил до крови, а тот даже не уворачивался - стоял тряпичной куклой. Я подала голос, когда отец, с избитым лицом, в порванной рубахе, наклонился ко мне со словами: "Хоть ты, дочка, прости, обними папку!" Упав на коленки, схватила его большие, родные ладони - целовала и гладила ими себя по щекам: "Папочка, миленький, не бросай! Я без тебя умру!"
Вздрогнув, как от удара, отец завыл раненным зверем. Из разбитых губ снова пошла кровь. Бережно меня отстранив, он ушёл, шатаясь, как пьяный. Мои слёзы высохли. Но сухое горе ещё больнее разъедало сердце, требуя мести. Я выбрала стрекоз. Особенное состояние нервов, напоминавших натянутый лук, позволило заключить в банку штук десять невинных созданий.
Они смотрели выпуклыми глазами через стекло, трепеща крылышками. Их ожидало сожжение. Приоткрыть крышку, кинуть горящую спичку... Пусть их мучительный стон услышит тот, кого я ненавидела и любила. Но когда освобождённые стрекозы стремительно улетели, сушь сердца смягчилась, позволяя трещинкам затянуться.
Как оформлялся развод не знаю. Стали мы дальше жить. Неплохо, но иначе. Не замечательно. Едва перешла в восьмой класс, умерла бабушка. Дед запил, превратившись в злого старикашку. Однажды он назвал меня "казахским отродьем," тем самым подтолкнув к отъезду в город с аттестатом за восьмилетку.
Поступив техникум, получила место в общежитие. В село не ездила. Мама, раз в две недели, привозила продукты, деньги. Её выручали соседи - владельцы горбатого "Запорожца." Сначала на рынок - торговать, а потом ко мне. В техникуме я своей не была. Слишком застенчива, скромно одета. "Колхозница,"- так меня называли.
Как назло, я влюбилась в лидера группы - красивого, нагловатого парня. Не хотела, а заливалась румянцем от его случайного взгляда. Ни одна, из выбранных им девчонок, ему не отказывала во внимании. Я держала равнодушный вид. Впрочем, интерес красавчика мне не грозил. Но на втором курсе случилось невероятное - Валерий, так его звали, взялся меня обхаживать.
И так осторожно, с учётом моего характера - я не любила танцы, компании. Не пригубляла спиртного. Хотелось накраситься, может косу отстричь, но пока не представляла чётко, себя новую. Стали мы с Валерой гулять. Наедине он был, какой-то другой - не выставлял своё "я." Пошли поцелуи. Осмелев, попытался проверить, что у меня за пазухой. Я его оттолкнула:
"За таким иди к другим! Всем позволять - мужу достанусь потрёпанной."
Извинившись, Валера присмирел. В техникуме, по-прежнему о себе, как о самом крутом заявлял, но это мне нравилось. А уж декабрь разгулялся. Милок уговаривался со мной Новый год встречать у него - родители Валеры были не домашними. Хотела, боялась и знала, что пойду. Субботу, 23 декабря, навсегда запомнила.
Мама, поторговав на рынке, должна была заехать ко мне на "горбатом" соседа. А нету. Заболела? Запорик сломался? В обед прибежала девчонка: "Лида, тебя на вахте дедок дожидается. Выпивши - не пропустили." У меня обвалилось сердце. Сосед, его жена, их дочка и моя мама попали в аварию. Утром, по дороге на городской базар. Занесло или столкновение.
Девочка не пострадала. Мама самая тяжёлая - черепно-мозговая травма, внутренние органы встряхнулись. Она заняла место рядом с водителем - девчонка с матерью сели сзади, вместе. Какие-то обновки детские планировали. И вот дед пришёл мне сказать: "Ежели что - я тебя содержать не намерен." А ведь, когда-то он меня баловал, свистульки, фигурки из дерева вырезал.
Ладно. Мне лишь бы знать, где мама. Полетела в больницу, а уже оттуда еле шла, ничего не видя от слёз. Надежды не то, что на полное выздоровление - на выживание мне не дали. Взглянуть не разрешили - в реанимацию даже дочке нельзя. В общаге меня Валерик ждал. Ему про мою беду уже сообщили. Обнял бережно: "Бедная ты моя."
Бродили, бродили по городу. Замёрзли. Расставаться не хотелось. Зашли к нему. В квартире никого. Валера, голодный, хотел колбасы накромсать, а я из неё супец предложила сварить. Густой, наваристый получился. Он ел и нахваливал. Я похвалилась, что всё могу - и печь затопить, и корову доить. Валерка хмыкнул: "Придётся завести."
И такой душевный разговор пошёл! Я рассказала про папу. Он открыл, что мать с отцом не разводятся, но оба имеют отношения на стороне. Сказал грустно: "Противно, но вольный казак." Вино на столе появилось. Я опьянела с пол рюмки. Поцелуи пошли. Он мне таким близким, родным показался. Утро не прежней встретила. Стыдно.
Но Валера велел ни о чём не жалеть. Мы оба взрослые и если любовь - можно. Предложил проводить, но отказалась. В больницу пошла и ничего нового не узнала. Мама жива, но без обещаний. От свидания я ещё утром отказалась. Проспала остаток дня и ночь захватила - утомило меня несчастье. Понедельник тяжёлый день, говорят. Например, меня, в смяточку придавил.
Пришла в техникум на занятия, а там вся группа знает про нашу с Валерой ночь. А как не знать, если он на деньги спорил, что "колхозницу распечатает"?! Ушла, хоть уж и звонок прозвенел, и преподаватель вошла. Валерий за мной выбежал. Стал божиться, что только поначалу играл, а потом влюбился. А растрезвонил, чтоб четвертную срубить. Тут мне и пригодился матерный набор дедушки.
"Да подумаешь - цаца! Пожалеешь!" - плюнул мне в спину вчерашний любимый. А меня уже только одно удержать в этом мире могло - мама! Но в больнице меня санитарка добила. Вышла с грязным бельём из отделения и жалостно сообщила:
"Ох, плоха твоя мамка, девонька. У неё сейчас два врача, медсестра. Разве что до завтра протянет, а то и нет."
Зашла в аптеку, задумав каких-нибудь таблеток купить.
Провизор говорит: "Эта рецептурная витрина."
"Дайте любые другие."
Нахмурившись, она посоветовала: "Если больна - иди к врачу. А я тебе даже анальгин не продам!"
В комнате общежития ещё никого не было. Но скоро придут, начнут галдеть, жалеть, посмеиваться. Надо успеть. Распахнула окно. Третий этаж. Не убьёшься, а инвалидом - запросто! Тогда буду на печке лежать и дедов мат слушать. Вдруг придумалось - простое, лёгкое и без греха для души.
Надела лыжный костюм, валенки - привезла дурища, на первом курсе. Шубейку. Шаль вместо шапки. Маленький термос с горячей водой поставила в ученическую сумку. Газет туда напихала, коробок спичек. Перекрестилась и вышла. Путь мой лежал на автовокзал. Села на автобус, который, я знала, будет проезжать мимо незнакомого леса.
Как решила, попросила водителя выпустить. Он так глянул, но дверь открыл. Я прямиком в лес пошла. Снега ещё немного. Четвёртый час уже тускнеющего дня, морозец набирает силу. Задумка была проста - зайти поглубже, развести костерок, привалиться к ели, похлебать горячей водички. Дождаться сна и закоченеть навсегда. Вроде и перед Богом не виновата - ну, гуляла девочка и замёрзла.
Долго шла, сворачивая то вправо, то влево. Пока не устала. Стемнело. Ветки, сучья не загорались. Помогла им газетой и тетрадки с учебниками в ход пошли. Села на пустую сумку. Хлебаю водицу. Радостно отмечаю, что холод пробирать начал и веки хочу прикрыть. Думаю:
"Если всем так нравится меня бросать - сама их брошу!"
Костерок дымит, греет слабо. А мне уж всё равно. Сомлела. Ровно кто меня тронул. Еле разлепила глаза. Напротив мужчина сидит. В пижамных штанах и длинной белой сорочке. Кое-где, рисунок на ней странный. И тут этот сумасшедший говорит:
"Слёзки в ладошке превращаются в стрекозу. Что ты удумала, Лида Каримовна?"
Я сразу поверила, что это отец, хоть столько лет не видались. Выглядел он измождённо.
Спросила: "Ты из больницы сбежал? Откуда в лесу?"
А он странное отвечает: "Я и здесь, и в больнице. Инфаркт у меня, Лида. Кризис вот-вот минует. Буду жить, хотя мои близкие пока об этом не знают. Вот вышел к тебе прогуляться. Прижало тебя, жаным? Замерзать пришла?"
Тут я вижу, что губы у него не шевелятся. Будто я мысли слышу его. Телепатия? И на это получила ответ:
"Я сам удивлён, что можно и в палате лежать и напротив тебя сидеть. Первый раз между жизнью и смертью. Теперь ближе к жизни."
"Лучше бы ко мне мама пришла. Хоть бы попрощались,"- всхлипнула я.
Отец кивнул: "Понимаю. Я виноват перед тобой, Лида. Вот случай искупить. Ты сейчас пойдёшь напрямки и окажешься у профилактория. Вот, как далеко зашла, с другой стороны от него. В здании скажешь, что заблудилась. Не выгонят. А утром - в больницу. Твоя мама будет жить, жаным. Позволь и своему ребёнку родиться. Другого не будет."
Тут он поднёс к губам сжатую ладонь и, чуть приоткрыв пальцы, не выдохнул, а будто туда вдохнул. Разжал и я увидела ... стрекозу. Прозрачные крылышки трепетали - живая! Спросила: "Запоздалые слезы твои?"
По-прежнему не разжимая губ, папа ответил:
"Душа. Моя сейчас отлетит, заместо души мамы твоей. Когда-нибудь, побывай на могилке моей - адрес Галя знает."
Тут стрекоза вспорхнула, пометалась возле его головы и устремилась вверх - в небо. Проследив всего секунду за ней, отца напротив себя я не обнаружила. Был и нет. Да и был ли? Может, так происходит синдром замерзания и нужно покрепче закрыть глаза - всё скоро закончится?
"Твоя мама будет жить, жаным!" А вдруг это правда? Кто о ней позаботится? Да она не переживёт мою гибель! Кое-как встала и побрела, не чувствуя ног. Дальше, всё, как говорил папа. Признаки жизни в маме усиливались каждый день, поражая реанимационную бригаду. Не скоро, но забрала её из больницы и привела туда, где меня приютили.
К той самой санитарке, которая говорила, что мама очень плоха. Добрейшая, святая тётушка, хоть и выпивала чуток. Очень она нас поддержала. Я уже мыла полы в книжном магазине - первое, что подвернулось. А мама, до лета ещё лечилась. Зато потом смогла выучиться на проводницу и стала кататься туда-сюда. Неплохие деньги.
С учётом того, что я ушла в декрет. К моей безмужней беременности мама отнеслась спокойно. Для меня она оказалась шоком и, если бы не слова отца, я бы аборт сделала. Сына я назвала Карим. Отчество родного отца записала - Валерьевич. А так - безотцовщина. Каримке три года исполнилось. Мы уже жили в общежитии.
Я работала на заводе слесарем МСР. Мама оставалась проводницей. Веду сына из садика, а навстречу - Валера. Сразу подхватил пацана и мне: "Твой?" Я кивнула, оторопев. А он: "Значит и мой." Да, велись разговоры. Но я простила его без осадка. Расписались. Сын обрёл отца в свидетельстве о рождении.
Родители Валеры уже окончательно с ним не жили. Так что - нас приняла квартира. Без мамы. Она узнала, что дед совсем плох и вернулась в деревню: "Отец родной!" Могилу моего папы мы посетили, когда Каримке исполнилось шесть лет. Я с ним ехать хотела - деду представить внука. Вот и ждала, чтоб подрос. Город небольшой и кладбище очень аккуратное.
Дата смерти папы была мной ожидаема - 24 декабря. Да, в лес я вошла 23-го, а его стрекоза -душа выпорхнула с началом 24 декабря. После этой поездки, по случаю, я сделала тату в виде стрекозы. Уже позже, читала - изучала. И поняла, что для папы стрекоза была тотемом. Возможно, не сознательно. А для меня - в полной мере. Папа разбил мою жизнь и он же собрал.
Я не щеголяю этой странной историей, но рассказываю, когда попросится. Ведь многим важны подтверждения бессмертности Души...."
"Да это была галлюцинация, замерзающей девчонки! Опомнилась и пошла из леса. Сама себя спасла!" - заумничал проснувшийся прапорщик, успевший принять радиограмму и прислушаться к истории Лидии Каримовны. Сторожиха не спорила, добродушно сказав:
"Только уж больно умная галлюцинация мне досталась! Значит, кто-то её снабдил информацией - о маме моей, дате смерти отца, о моей беременности, ещё никак себя не проявившей. И детей, в будущем, ещё мы с Валерой хотели, но я не смогла. Слава Богу, Каримку сберегла!"
от автора: Я допускаю всё, кроме стрекозы. Вот это - обман зрения или воображение Лидии Каримовны.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина