– Николай Максимович, у вас же были невероятно близкие отношения с Мариной Семеновой. Об этом вы пишите в своей книге…
– Был как член семьи, и это признает семья Марины Тимофеевны. Все знали, что Колька – это... Когда Марина Тимофеевна злилась, она называла меня «мальчик», когда все хорошо – Колька, а если надо было при всех, говорила «Николай Максимович, как вы считаете?», так с подковыркой.
Понимаете, эти женщины, которые мне на самом деле подарили профессию. Марина Тимофеевна научила танцевать и преподавать, а Галина Сергеевна со мной усиленно занималась актерством, и что такое «артист балета» на сцене, и что такое роль. Но они обе очень хотели, чтобы я работал с Николаем Фадеечевым.
– С которым вы и работали в итоге.
– Потом. Да. Когда скончалась Галина Сергеевна. Но тут понимаете, в чем дело, мне определили педагога и сказали: «Вы будете работать с ним». Заставляли с ним работать. А они были обе против, но им было уже сложно бороться с мнением Владимира Викторовича Васильева, но все же победила справедливость. В итоге Фадеечев вошел в мою жизнь.
Понимаете, очень важно, кто формирует тебя. Очень важно, кто твой руководитель.
Когда Марину Тимофеевну и Галину Сергеевну уже стали обижать в театре, оскорблять, им в лицо говорили «вы ничего не помните». Даже тогда все равно еще был художественный ценз, которого сейчас не существует в Большом театре, потому и уровень спектаклей ниже плинтуса.
При них это было невозможно. Они не давали разрушиться канве спектакля. Они не позволяли. И это очень было важно для того, когда все стало просто трещать по швам. Они держались.
С их уходом, конечно, все полетело в тартарары.