От редактора канала "Места моей истории": Данная история написана моей дальней родственницей (дочерью племянницы моего прапрадеда), Ириной Шнайдер, и любезно предоставлена мне. В этой статье история публикуется с сокращениями, касаясь в-основном истории её немецкой части семьи, серьёзно пострадавшей от репрессий Советской власти.
Источниками информации о моих предках, проживавших на территории России (с 1804 года), являются, прежде всего, данные переписи колонистов, судовые записи, собранные К.Штумппом в его книге «Эмиграция из Германии в Россию с 1763 по 1862 годы»; сохранившиеся частично метрики церковных приходов; информация из уголовных дел репрессированных лиц, хранящиеся в ГАРК и архиве крымского УФСБ, сведения, содержащиеся на сайте «Мемориал» и другие источники. Поиск и сбор этой информации во многом стал возможным благодаря другим людям, с которыми я познакомилась в группе «Немецкие колонии Причерноморья. Генеалогия», имеющим больший, чем у меня опыт в генеалогических исследованиях, доступ к скрытым источникам, и бескорыстно оказывающие помощь новичкам.
Итак, дети и вдова моего пра(4)деда Иоганна Филиппа Шнайдера, переселившиеся из Вюртемберга в Крым (входивший с 1802 по 1921 годы в Таврическую губернию Российской империи) стали проживать в образованной ими вместе с другими переселенцами колонии, расположенной на правом склоне верховьев долины реки Зуя в горах Внутренней гряды Крымских гор, назвав её Нейзац. В этом селе Шнайдеры проживали на протяжении более 80 лет с 1804 года до конца 1880-х годов. Сохранилась открытка 1900 года с изображением колонии Нейзац (на снимке и под ним ошибочно указан город Саки, не имеющий отошение к Нейзац).
С конца 1880-х до 1930 года, когда началось массовое раскулачивание и выселение немцев с обжитых мест, Шнейдеры проживали в Джума-Абламе. Семья занималась земледелием – выращивала хлеб. По уровню своего благосостояния относилась к середнякам, т.к. имела в хозяйстве конюшню с лошадьми, коров, а позже даже трактор. Дети обучались в земской школе, имели не менее 3 классов начального образования, умели читать и писать по-немецки и по-русски. В процессе русификации Шнейдеры «Иоганновичи» превратились в Шнейдеров «Ивановичей».
Революция 1917 г. докатилась до Крыма не сразу. До осени 1920 г. Крым был под властью генерала «белой» Русской армии барона Петра Врангеля. Отец нашей дальней родственницы Шнейдер Э.Р. – Лидле Р.А., служивший в Русской армии капитаном, рассказывал своей дочери, как они под натиском большевиков отступали до Севастополя, где (в ноябре 1920 г.) часть армии Врангеля, с его слов около 5000 человек, погрузилась на корабли, идущие в Турцию. Он был свидетелем и участником душераздирающей сцены: на палубах и причале стояли солдаты и офицеры, по их лицам текли слёзы – одни прощались навсегда со своей Родиной, другие прощались со своими друзьями, осознавая, что их ожидает в скором будущем. В конце ноября 1920 г. в Крыму установилась власть большевиков и начались массовые расстрелы гражданского и военного населения полуострова. По разным оценкам, с ноября 1920 по март 1921 года было убито от 60 до 120 тысяч человек. С 1921 г. Крым стал автономной республикой в составе СССР. Несмотря на все перипетии в жизни страны, личная жизнь её граждан протекала по естественному, подчинённому высшим законам порядку. Дети Иоганна и Розины Шнейдер выросли и обзавелись своими семьями, родилось новое поколение. У Александра и его жены, 1886 г.р. в 1909 году родилась дочь Роза, у Тофиля родилась дочь Элла, у Филиппа - сын Эдуард, дочери Амалия и в 1921 г. дочь Гильда у Роберта и его жены Магдалины, 1895 г.р. в 1919 году родился сын Эдмунд. В 1912 году у Маргариты Шнейдер родился внебрачный ребёнок – сын Шнейдер Александр Иванович. Позже, в браке с Байерле Филиппом Мартыновичем, 1893 г.р. родилась дочь Тамара, 1924 г.рождения. Доротея вышла замуж за Земана Рудольфа Яковлевича, и у них в 1923 г. родился сын Лео. У Фридерики был сын Яков. И только у младшей Розы детей не было. В 1921 году дед Шнейдер Альберт Иванович женился на моей бабушке Кайзер Мелине Готтфридовне (12.09.1894 – 11.04.1966), родившейся в г.Джанкое, а скорее всего в одном из сёл: Ислам-Терек или Тали-Иляк, расположенных рядом с ним, в степном Крыму, недалеко от колонии Нейзац. Семья Кайзер по социальному статусу и материальному положению была выше семьи Шнейдер. Бабушка говорила, что Кайзеры дворянского происхождения и ранее их фамилия звучала с приставкой «фон» – фон Кайзер. Отец бабушки в селении Тали-Иляк имел свое поместье - 550 десятин земли (свыше 600 га), на которой вместе со своими сыновьями и наёмными рабочими (до 15 человек сезонных и постоянных работников) выращивал хлеб, занимался разведением овец, производством и продажей каракуля и сыра. Сохранилась фотография семьи Кайзер 1895 года, на которой бабушке около года, её братьям Готлибу и Готгильфу - 6 и 7 лет.
Все дети в семье Кайзер были образованными, умели играть на музыкальных инструментах, в доме была фисгармония. У бабушки до деда был другой жених, но он умер от чахотки, поэтому она вышла замуж достаточно поздно: ей было уже 26, а Альберту - 32. Про него, имевшего, как и все Шнайдеры большой нос, бабушка шутила: «Шнайдеры опоздали к раздаче носов Богом - маленькие носы уже разобрали», но мужем дед оказался хорошим. Мелина Готтфридовна, урождённая Кайзер, правда, здесь ей уже около 40 лет В 1922 г. у новой семьи Шнейдер родилась дочь Эля, моя тётя или «няня», как мы её звали с братом, по паспорту Шнайдер Элла Альбертовна 22.01.1923 г.рождения, в 1924 г. родился сын Виктор, и в этот же год умер отец Альберта – Шнейдер Иоганн Филиппович, которому было 69 лет. 27.08.1929 г. там же, в селе Джума-Аблам, родился мой папа – по паспорту Шнайдер Иван Альбертович, при рождении его назвали Эгон, но позже, переименовали в Ивана. В свидетельстве о рождении он указан как Эгон, в паспорте - как Иван. Жили дружно, поддерживая родственные отношения с многочисленной роднёй. Сохранились две старинные фотографии двоюродных сестёр Альберта Ивановича, проживавших в г. Джанкое: на первой изображена Элеонора, работавшая портнихой. На второй - сестра, имя которой неизвестно, учительница музыки (обучала игре на скрипке).
С 1926 по 1933 год, в период коллективизации сельского хозяйства и раскулачивания, землю и средства производства у всех состоятельных крестьян стали отбирать и национализировать, людей высылать из родных мест. Почти 8400 крымских сельских немцев-колонистов лишились своего имущества. Более 60% было выслано за пределы полуострова. Не избежали этой участи и Шнейдеры. В 1927 г. был раскулачен Шнейдер Александр Иванович, его лишили избирательных прав, в 1929 г. его имущество было распродано, 05.02.1930 г. он вместе со своей семьей (женой и дочерью) выслан на Урал. 10.02.1930 г. в 4.00 утра мой дед Альберт Иванович и в тот же день в 5.00 утра его брат Роберт Иванович также были задержаны ГПУ (государственным политическим управлением) Крыма якобы за контрреволюционную деятельность по ст.58-10 УК РСФСР (1922 года), т.е. за «пропаганду или агитацию, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.58-2 — 58-9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания». По этому же делу № 016047 проходил и Земан Рудольф Яковлевич (1886 г.р.), муж сестры деда - Доротеи Ивановны, также проживавший в с. Джума-Аблам. 22.03.1930 г. на заседании Тройки при ПП (полномочном представительстве) ОГПУ состоялся приговор. Альберт Иванович из-под стражи был освобождён, и дело в отношении него прекращено, а Шнейдер Роберт Иванович и Земан Рудольф Яковлевич со своими семьями были высланы за агитацию против налоговой политики советской власти и строительства колхозов на Урал с конфискацией их имущества. До 1937 года Роберт Иванович работал плотником в Ново-Колинском углежжении Надеждинского района Свердловской области. 15.10.1937 г. был вновь арестован за антисоветскую деятельность и измену Родине, 12.01.1938 г. осуждён и 23.02.1938 г. расстрелян. Его сын Эдмунд, проживавший в г. Перми, работавший слесарем в «Госсантехремонтаже», 19.05.1943 г. также был осужден за измену Родине на 10 лет лишения свободы. Семья Земан до 1937 г. проживала в пос. Ново-Сотрино Надеждинского района Свердловской области, где Доротея Ивановна работала в леспромхозе портнихой, а её муж - рабочим. В 1937 г. Рудольф Яковлевич и Доротея Ивановна вновь были арестованы и в январе1938 г. приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Рудольф Яковлевич был расстрелян 10.02.1938 г., а Доротея Ивановна месяцем позже - 10.03.1938 г. Их сын Лео до 1942 г. проживал в южном Казахстане, работал шофёром, 15.04.1942 года был осуждён и приговорён к ИТЛ и отправлен для отбывания наказания в трудовой лагерь Бакалстрой-Челябметаллургстрой, где 04.01.1943 г погиб. В 1930 г. была раскулачена и семья бабушки – Кайзеры, проживавшие в д. Тали - Иляк. Отец – Готфрид Кайзер был осужден и умер в Крыму, а её мать, братья и сестры были высланы из Крыма: брат Готлиб - в Новосибирск, из которого он вернулся в 1933 г., освободившись условно-досрочно, остальные - на Урал, где позже все погибли. Трагизм судеб этих невинно осуждённых и посмертно реабилитированных людей, бесследно исчезнувших в период репрессий целыми семьями, лучше меня передадут строки из стихотворения, посвящённого российским немцам, узникам ГУЛАГа: Мы были, мы были, мы были… Тела наши наспех зарыли – Лишь ветры по-вдовьи завыли, Лишь холмик из лагерной пыли - Свидетель того, что мы были. Судьбы беспощадны ветрила: Затеряны наши могилы, И слёзы давно уж остыли, Но помните, люди, – мы были!
Освободившись из тюрьмы в марте 1930 г., дед, со слов моей тёти, поспешил запечатлеть всю свою семью на память, так как понимал, что его могут вскоре снова арестовать. Этот снимок сделан уже в г.Симферополе - одном из крупнейших городов Крыма, его экономическом и культурном центре, куда семья переехала в 1930 году из с.Джума-Аблам, вероятно, в поисках работы, т.к. земля, дом с хозяйственными постройками, домашний скот, трактор и другое имущество, видимо, было национализировано и семья осталась без средств существования, лишившись привычного крестьянского уклада жизни.
На ней деду Альберту Ивановичу 41 год, моей бабушке Мелине Готтфридовне 36 лет, моему папе около года, его брату Виктору около 6 лет, сестре Элле 8 лет. Это действительно, единственная и последняя фотография, на которой запечатлена вся семья моего деда. В тот же год средний ребёнок – сын Виктор - попал под трамвай и погиб. Сохранилась также фотография маленького Виктора с его двоюродным братом Лео, вероятно, Земаном. Виктор слева.
А на следующей фотографии папа, няня и их двоюродный брат - сын Роберта Ивановича Шнейдера - Эдмунд уже без Виктора.
В г. Симферополе проживал брат деда – Шнейдер Филипп Иванович, 1886 г.р. Первая жена Филиппа Ивановича умерла, оставив ему маленьких детей. Со слов моей тёти, дочь Гильду, 21.09.1921 г.рождения, он вынужден был отдать в приёмную семью. Гильда воспитывалась в семье Шнейдера Эдуарда Яковлевича (1988 г. – 1938 г.) и Иды Вильгельмовны, урождённой Кнауэр (1892 г.р.), у которых не было своих детей. Возможно, что Шнейдер Э.Я. состоял в каком-либо родстве с семьёй моих предков. Но данный факт не проверен, т.к. неизвестен детям Гильды.
В 1931 г. Шнайдер (Шнейдер) Альберт Иванович со своей семьёй – женой, детьми и матерью - переехал жить в Евпаторию, небольшой, но древний, существующий ещё с античных времён (древнегреческая Керкинитида) крымский город на берегу Чёрного моря, названный в честь царя Понта Мидридата VI Евпатора, и насчитывавший в 1931 году 42 000 жителей. Поселились недалеко от моря – в полутора километрах от Каламитского залива, в небольшом доме с земляным полом на улице Кропоткина, 16, разделённом на 4 квартиры. В квартире № 4 проживал брат моей бабушки – Кайзер Готлиб Готтфридович (1987 г.р.). Там же, на ул. Кропоткина, д. 9, в доме из жёлтого черноморского ракушечника проживала сестра Альберта Ивановича – Маргарита Ивановна Шнейдер со своим мужем Байерле Филиппом Мартыновичем (1893 г. – 1943 г.) и их детьми: сыном Филиппа Мартыновича от первого брака Арнольдом (1920 г.р.) и совместной дочерью Тамарой (1924 г.р.), в другой квартире проживал брат Филиппа Мартыновича – Эммануил Мартынович Байерле, у которого было три дочери: Алина, Фаня и Эмма. С семьёй Маргариты Ивановны мои родные были очень дружны. Фотографию самой Маргариты Ивановны я пока не нашла, но сохранились старинные портреты её мужа, его родителей, брата и первой жены.
Гильда закончила Симферопольское медицинское училище и работала до войны медсестрой. В Евпатории жили бедно. Дед, работая грузчиком в порту, приносил засыпанные в носки горсти зерна, чтобы хоть как-то прокормить детей. Позже стал работать подводчиком в одном из учреждений курорта. В 1935 году, когда папа подрос, бабушка пошла работать на 1-ю крымскую трикотажную фабрику г. Евпатории, сначала оверлочницей, потом перешла на ручной процесс. Папа вспомнил из своего раннего детства, как он любил, когда к ним домой заходил его дядя – брат моей бабушки, вероятно, Кайзер Готлиб Готфридович. Со слов отца он был очень весёлым человеком и часто играл с ним и моей тётей в озорные детские игры, бросаясь подушками и переворачивая всё вверх дном. В 1967 году, когда мы с братом подросли, наши родители возили нас в Евпаторию, папа показывал дом, где он жил, мы навещали его друзей детства. Один из них – Аркадий, фамилии не помню, приезжал и к нам в г.Анжеро-Судженск. В конце 30-х годов в стране усилились репрессии в отношении своего же народа, особенно в отношении представителей нацменьшинств. 10.01.1937 г. деда по надуманному обвинению как «активного участника организованной контрреволюционной фашистской деятельности» арестовали. Он проходил по групповому делу (архивный № 011491) в 4 томах. Вместе с ним по этому же делу проходило ещё 23 человека: Байерле Филипп Мартынович, Кайзер Готлиб Готтфридович, Шнейдер Эдуард Яковлевич, Кнауэр Готольд Вильгельмович, Галлер Христиан Вильгельмович, Фищер Яков Яковлевич, Шауберт Иоганн Григорьевич, Фишер Фридрих Фридрихович, Цейслер Вильгельм Иванович, Эйзенбраун Фридрих Фридрихович, Эйзенбраун Эммануил Григорьевич, Видимеер Фридрих Фридрихович, Классен Герберт Иванович, Гарвардт Генрих Августович, Гимбель Адам Яковлевич. Безлер Вильгельм Андреевич, Босс Яков Теобольдович, Вейлер Эдуард Яковлевич, Видимеер Фридрих Фридрихович, Нефф Людвиг Матвеевич, Пеннер Василий Васильевич, Браун Христофор Христофорович и Бридель Василий Васильевич (чех). Теперь мне известно, что, во всяком случае, шесть человек из этого списка: Байерле Ф.М., Кайзер Г.Г., Шнейдер Э.Я., Кнауэр Г.В., Галлер Х.В. и мой дед Шнейдер А.И. находились между собой в родстве, в точнее, в так называемом свойстве: Байерле Филипп Мартынович был мужем сестры моего деда, Кайзер Готлиб Готфридович был братом его жены, Шнейдер Эдуард Яковлевич, вероятно, был дальним родственником деда и приёмным отцом Шнейдер Гильды, Кнауэр Готгольд Вильгельмович был братом жены Шнейдера Э.Я. – Кнауэр И. В., а Галлер Христиан Вильгельмович – мужкм или, возможно, другим родственником со стороны её сестры. Кнауэр Готгольд Вильгельмович 1889 г.рождения, врач-гинеколог, имел высшее медицинское образование, был женат на Евгении Адольфовне Кнауэр. Проживал с семьей в Евпатории, работал старшим врачом и консультантом в санаториях. Арестован 23.11.1936 г., отправлен в Симферополь и заключен в тюрьму. В апреле 1937 г. его жена обратилась за помощью к Екатерине Пешковой – жене М.Горького, возглавлявшей тогда единственную в стране правозащитную организацию «Помощь политическим заключённым», существовавшую с 1922 года, с письмом следующего содержания: «Глубокоуважаемая Товарищ Пешкова! Обращаюсь к Вам с просьбой пойти мне навстречу и помочь мне. 23 ноября 1936 г был у нас немцев обыск. При обыске взята одна книжечка на немецком языке Синклера, потом несколько журналов Helfspiegel и моя личная переписка с матерью, 70-летней старухой, которая проживает в Берлине. После обыска муж мой Готгольд Вильгельмович Кнауэр был задержан и отправлен в Симферополь в НКВД. С тех пор прошло около 5 месяцев. Муж мой врач-гинеколог. Весь год он работал в санаториях глав врачом и консультантом по своей специальности. Работал честно и добросовестно, не жалея сил своих, хотя он больной человек, страдающий сужением пищевода, и нуждается в операции и лечении. По словам его следователя, ему вменяют 58 статью пункт 10 и 11, фашистские убеждения, связь с заграницей. Т Пешкова, он никогда не был ни агитатором, ни организатором, он как русский поданный работал. С заграницей переписываюсь лично я со своей матерью. При разговоре со следователем я поняла, что предстоит суд, но когда неизвестно. Судить будет Трибунал. Меня это страшно пугает, почему так строго. Прошу Вас убедительно навести справки о нем и о его работе в Управление Курортного объединения в городе Евпатории. Буду ждать с нетерпением Вашего ответа, зная, что Вы не оставите без внимания моей просьбы и сделаете все возможное, чтобы ускорить рассмотрение дела моего мужа. Заранее благодарная. Адрес: Евгения Адольфовна Кнауэр. Пешеходный пер, № 6, Евпатория. 10/IV 1937 » Возможно, письмо дошло до адресата позже, чем Кнауэр был признан виновным и расстрелян. Приговор Военного трибунала Черноморского Флота по этому делу состоялся 27-28.04.1937 г., а вступал в законную силу уже через 72 часа с момента его вручения осуждённым. Но и единственная правозащитная организация в стране в 1937 г. прекратила своё существование. Изъятая при обыске «книжечка Синклера», скорее всего, роман американского писателя Льюиса Синклера, ставшего в 1930 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе. Кроме Кнауэра Г.В. к высшей мере наказания были приговорены как руководители контрреволюционной организации Шнейдер Э. Я. Кайзер Г. Г., Галлер Х.В. и Гарвадт Г.А. Расстрел привели в исполнение 28.07.1837 года. Остальных подсудимых, которые, по мнению суда, хотя и были членами фашистской организации, но не знали о диверсионных заданиях, были осуждены к различным срокам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в политических правах и отправлены отбывать наказания в различные концлагеря, созданные советской властью по всей стране для своих же граждан. Шнейдеру Альберту Ивановичу и Баейерле Филиппу Мартыновичу дали по 5 лет лишения свободы. Байерле Ф. М. отправили в Архангельскую область, Плесецкий район, а деда - на Колыму, в Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь, что тоже, по сути, означало смертный приговор. Участь других мне не известна. Виновность всех осуждённых подтверждалась только частичным признанием вины некоторых из них (дед виновным себя не признавал). Обвиняемые на стадии следствия непрерывно допрашивались и остается только догадываться - как, если в 1940 году следователь, производивший расследование по данному делу, сам был осуждён за фальсификацию доказательств и за нарушение законности (данный факт содержится в определении Военной коллегии Верховного Суда СССР). Позже допросы многочисленных свидетелей подтвердили, что никто из осуждённых никакой диверсионной деятельностью не занимался, в контрреволюционной фашистской организации не состоял. Но это было гораздо позже, когда этих людей уже нельзя было спасти.
Колыма – это огромная территория на Северо-Востоке Сибири в Магаданской области, включает в себя Колымское нагорье длиною 1300 км и высотою до 1962 метров над уровнем моря, то есть это высокогорье, где ощущается большой недостаток кислорода. Через эту территорию протекает река Колыма, которая берёт своё начало в Якутии и впадает в Восточно – Сибирское море. Колыма граничит с Чукоткой. Большая часть Колымской площади – горная тундра, пустынный край вечной мерзлоты и ледяного ветра. В зимние месяцы температура падает до 71 градуса ниже нуля. Недра Колымы богаты золотой рудой. Чтобы пополнить золотые запасы страны, обнищавшей в результате революций, войн и дилетантского управления её хозяйством не смыслящими в экономике большевиками, ЦК ВКП (б) 11.11.1930 года принимает секретное постановление, обязывающее ОГПУ создать для освоения золотоносного колымского края огромный военизированный комбинат принудительного труда под общим названием «Дальстрой» с большим количеством концлагерей «строгой изоляции» для использования дешевого рабского труда аналогично лагерному строительству «Беломорканала». Через весь СССР, с запада на восток, понеслись железнодорожные эшелоны, глухо набитые заключенными, конвоируемые воинскими частями ОГПУ. Засекреченные эшелоны прибывали во Владивосток, оттуда заключенных перебрасывали морем пароходами до бухты Нагаева, а потом по бездорожью до пустынного безлюдного места, на Колыму. За 1937, 1938 и 1939 годы на Колыму было этапировано от семисот до восьмисот тысяч заключённых. Почти все они погибли в золотых забоях Колымы или были расстреляны. Вот как описываются жизнь и смерть в лагере со слов очевидцев: «В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в золотом забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок по меньшей мере от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом рабочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и ночевке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, побоях десятников, старост из блатарей, конвоя. Эти сроки многократно проверены. Бригады, начинающие золотой сезон и носящие имена своих бригадиров, не сохраняют к концу сезона ни одного человека из тех, кто этот сезон начал, кроме самого бригадира, дневального бригады и кого-либо ещё из личных друзей бригадира. Остальной состав бригады меняется за лето несколько раз. Если вспомнить неотапливаемые, сырые бараки, где во всех щелях изнутри намерзал толстый лед, будто какая-то огромная стеариновая свеча оплыла в углу барака. Плохая одежда и голодный паек, отморожения, а отморожение - это ведь мученье навек, если даже не прибегать к ампутациям. Если представить, сколько при этом должно было появиться и появлялось гриппа, воспаления лёгких, всяческих простуд и туберкулеза в болотистых этих горах, губительных для сердечников. Если вспомнить эпидемии саморубов-членовредителей. Если принять во внимание и огромную моральную подавленность, и безнадежность, то легко увидеть, насколько чистый воздух был опаснее для здоровья человека, чем тюрьма» (В.Т. Шаламов).
В конце 1937 года на Колыму прибыла так называемая «московская бригада» из четырех чекистов. «Московская бригада» расследовала дело о подпольной троцкистской организации. Одновременно началось возбуждение дел о подпольных контрреволюционных организациях в лагерях. В лагерь приезжал выездной трибунал. Два-три офицера НКВД запирались в кабинете оперуполномоченного (по-лагерному «кума»), где хранилась картотека заключенных. Они проводили там двое-трое суток, отбирая кандидатов на расстрел. Прежде всего отбирали тех, кто был обвинен в троцкизме. Затем тех, в чьих формулярах были записи «кума», сделанные по доносам стукачей о том, например, что этот заключенный вел антисоветские разговоры. Включали в список и тех, кто систематически выполнял нормы меньше, чем на 30%. Отобрав кандидатов, трибунал выносил им смертные приговоры. Списки передавались лагерной администрации. Надзиратели уводили отобранных и запирали их в специальном бараке. Ночью их выводили в ближайший распадок и, поставив возле заранее вырытых траншей, расстреливали из винтовок или пулеметов. Утром на разводе зачитывался приговор, вынесенный участникам подпольной контрреволюционной организации, действовавшей на территории лагеря, которая разоблачена, арестована и приговорена к расстрелу. Зачитывались списки приговоренных и сообщалось, что приговор приведен в исполнение. Руководил расстрельной кампанией полковник Гаранин, начальник Севвостлага. Он сам расстреливал заключенных – за невыполнение норм, за просьбу перевести на работу по специальности, за то, что плохо стоишь в строю или не слишком энергично катишь тачку. Он был всегда пьян, и когда он приезжал, вся зона дрожала от страха, так как, придравшись, он мог застрелить на глазах у всех и простого зэка, и бригадира, и даже отдать приказ о немедленном аресте начальника лагеря за невыполнение плана. Основная масса расстрелов происходила в специально созданном для этого лагере уничтожения, который был назван «Серпантинкой», так как дорога к нему вилась спиралью по сопкам. Сохранилось два свидетельства тех, кто был привезен на «Серпантинку» и чудом выжил. Одним из них был Михаил Выгон. Он рассказал, что увидел в этом лагере. Барак, в который он попал, был переполнен. Люди лежали под нарами, сидели на них, стояли в проходе. Когда кто-то умирал, то тело продолжало стоять среди живых, поскольку ему некуда было упасть. Покойников забирали утром, когда в бараке устраивали "проветривание". Зэков выводили сначала в дощатый загон, где можно было справить нужду, потом в другой загон, где каждому прямо из полевой кухни выдавалось по миске баланды (это был дневной рацион). После этого начинался обычный день: кого-то вызывали на короткий допрос, других партиями по 10-15 человек уводили на расстрел. Сквозь щели в бараке был виден задний дворик, в который вводили очередную группу приговорённых. Слышались выстрелы. В этот момент добавляли обороты двум тракторным двигателям, которые начинали реветь, заглушая выстрелы. Сохранился и более подробный рассказ заключенного Ильи Таратина: «В бараке, куда нас привели, находилось человек сто. И нас, еще сорок человек, закрыли сюда тоже. Меня поразила мертвая тишина. Люди лежали на нарах в какой-то странной задумчивости. Причина вскоре выяснилась: из этой камеры не было возврата, из нее брали людей только на расстрел. На нарах лежали живые трупы. Где-то далеко послышался шум трактора. Заключенные соскочили с нар и прильнули к щелям в стенах. Стал смотреть в щель и я, сдерживая дыхание. Вижу, как с горы спустился гусеничный трактор с санями, на которых стоял большой короб. Подъехал к бараку. Казалось, ничего страшного для нас нет. Но заключенные молча и неотрывно продолжали смотреть во двор тюрьмы. Наступила ночь. Тюрьма ярко осветилась прожекторами. Из палатки вышли пятеро и идут к нашей камере. Трое в форме, в красных фуражках, с автоматами, двое — в гражданской одежде. Во рту у меня сразу пересохло, ноги стали ватными, нет сил ни двигаться, ни говорить. Со скрежетом открылась металлическая дверь. Входят и вызывают пять человек. Все вызванные молча и медленно идут к выходу, идут навстречу смерти. Я смотрю в щель, вижу: заключенных завели в палатку, затем оттуда по одному стали вводить в кабинет начальника, рядом с палаткой. Человек только переступит порог, как раздается глухой выстрел. Стреляют, видимо, неожиданно, в затылок. Через минуту палачи возвращаются обратно в палатку, берут второго, третьего, четвертого, пятого. Староста нам рассказал, что в палатке надевают наручники, в рот заталкивают кляп, чтобы человек не мог кричать, потом зачитывают приговор — решение колымской «тройки» НКВД — и ведут в кабинет начальника, специально приспособленный для исполнения приговора. Вскоре металлическая дверь барака снова заскрежетала. Вызвали еще пятерых. Тех, кто не могли идти, до палатки волокли по земле. В ту жуткую ночь попрощались с жизнью семьдесят человек. Опять заработал трактор, послышался лязг гусениц. Я снова припал к щели. Видел, как трактор поднимается все выше и выше на освещенную утренней зарей гору, увозя в своем страшном коробе трупы расстрелянных. «Куда их теперь?» — ни к кому не обращаясь, спросил я. «На склоне ущелья есть большая яма,— глухо ответил кто-то. - В нее и сваливают». Ночь. Трактор опять у тюрьмы. Работает мотор. Вижу, как идут к нашей камере. Вызывают пять человек и уводят. Сначала в палатку, а потом — в кабинет начальника. Точно так же, как и в прошлую ночь. Увели тридцать человек. Вдруг среди ночи открылись тюремные ворота. В освещенный прожекторами двор заехали два грузовика с заключенными. Под охраной надзирателей их быстро разгрузили и заставили лечь на землю. Начальник посмотрел на вышку, поднял руку. С вышки на них направили пулеметы. Стали поднимать по пять человек и уводить в палатку. К утру расстреляли всех. Монотонно работает мотор трактора. Скоро придут за очередными жертвами...»
По некоторым данным, в общей сложности только на «Серпантинке» было убито около тридцати тысяч человек. Могил и надгробий не было: трупы в канавах засыпали землёй. В свидетельстве о смерти часто указывали фиктивную причину – инфаркт, сердечная недостаточность, воспаление лёгких и т.п. А по этой ссылке фильм «Колыма – родина нашего страха» молодого журналиста Юрия Дудя https://www.youtube.com/watch?v=oo1WouI38rQ. После смерти Сталина в 1953 г. началась массовая реабилитация политических осужденных. 25.10.1960 г. определением Военной коллегии Верховного Суда СССР уголовное дело в отношении Шнейдера Альберта Ивановича и его подельников было прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления. Бабушка получила справку о реабилитации своего мужа.
А ниже фотографии фрагментов первого и последнего листа того самого определения Верховного Суда СССР 1960 года, установившего невиновность всех осуждённых по уголовному делу № 011491 лиц и, наоборот, подтверждающего виновновность следователя, производившего расследование, в фальсификации доказательств и нарушении законности. Правда, к тому времени в живых, скорее всего, из этих лиц никого не осталось.
Вот и мой дед до этого не дожил, т.к. умер на Колыме, согласно свидетельству о смерти, 22.02.1938 г. от паралича сердца. Возможно и так - у деда была одышка, а климат на Колыме и условия жизни в лагере были губительны даже для молодых и физически здоровых людей, но, вероятнее всего, причина смерти фиктивная. Государству просто не выгодно было содержать в трудовых дагерях не очень молодых и не очень здоровых людей. О том, что Альберта Ивановича нет в живых, его семья узнала только после его реабилитации.
От деда остались лишь два письма, написанные им 26.10.1937 г. из Владивостока и 15.12.1937 г. из бухты Нагаева и посланные им ещё по старому, известному ему адресу – в г. Евпатория, ул. Кропоткинская, д. 16. В этих письмах Альберт Иванович пишет о том, что очень соскучился по своей семье, которая часто ему снится; интересуется, все ли живы и здоровы, просит дорогую жену заботиться о детях, наказывает им слушаться маму, аккуратно ходить в школу и помогать по дому, обещает при первой возможности прислать денег, успокаивая их, что у него все хорошо, и передаёт приветы всем, кто ему дорог – матери, сестре Маргарите, её детям и мужу. Эти письма мой папа хранил всю свою жизнь как зеницу ока, не подпуская к ним никого, и только после его смерти я получила к ним доступ. Каждый раз, перечитывая ветхие страницы, я не могу удержаться от слёз (как и мой папа) от жалости к моему деду, задумываясь о жестокости того времени и об истинной человеческой красоте, выражающейся в способности любить и жалеть других больше, чем себя, даже в смертельно опасных условиях. Во всяком случае, для меня эти строки имеют именно такое значение, это же последние и единственные письма моего родного деда, которого я никогда не знала, но на которого был похож мой отец.
Байерле Филипп Мартынович - муж, Маргариты Ивановны отбывал наказание в Онежском исправительно-трудовом лагере (в 1942 г. влившемся в Каргопольлаг), расположенном в Плесецком районе Архангельской области, где заключённые работали на заготовке леса и строительстве целлюлозного комбината и где он также погиб в 1943 году. Репрессии коснулись и сына Маргариты Ивановны - Шнейдера Александра Ивановича (1912 г.р.), работавшего в с. Джума-Аблам учителем. 11.11.1936 г. он был арестован, выслан в Магаданскую область. 11.11, 1957 г. он был реабилитирован. Позже стал врачом и проживал в Белоруссии. Информация о нём содержится в базе данных «Белорусский Мемориал».
Всего с 1921 по 1953 г. по обвинению в контрреволюции в стране было репрессировано около 3 миллионов 800 тысяч человек, из них 749 421 человек был расстрелян. Но некоторые историки считают, что количество репрессированных превышало 5,5 миллионов человек. В одном только 1937 году были расстреляны 25 тысяч немцев, 84,5 тысяч поляков, почти 5,5 тысяч румын, 16,5 тысяч латышей, 10,5 тысяч греков, 9 тысяч 735 эстонцев, 9 тысяч финнов, 2 тысячи иранцев, 400 афганцев. А сколько еще людей – и немцев, и русских, и других национальностей - чьи имена и фамилии остались неизвестными, погибло без суда и следствия. До настоящего времени не утихают споры о роли Ленина и Сталина в истории нашей страны, для кого-то они – герои, для кого-то злодеи. Первые считают, что цель оправдывает средства, вторые считают, что гармоничный мир нельзя построить на «слезинке хотя-бы одного ребёнка», и коммунизм ничем не отличается от фашизма. Очевидно одно - план построить справедливое государство для одних за счёт явной несправедливости по отношению к другим провалился. Сама эта идея (лежащая в основе и нацистской идеологии) была ошибочной. Никакие, даже кажущиеся благородными цели Сталина и Ленина, масштаб их личностей и присущие им сильные стороны, такие как неподкупность, аскетизм, верность идее не могут оправдать жестокость и узаконенное ими массовое убийство людей, уничтожение одних слоев населения ради мнимого благополучия других. В результате обращения всей мощи государственной машины против своих же граждан (которых государство обязано защищать!) были расстреляны или заключены в концлагеря лучшие из них, а всё население страны в течение долгих лет пребывало в состоянии унизительного, парализующего не только тело и ум, но и душу страха, неуверенности в завтрашнем дне, подозрительности и недоверия к людям, так как любой мог оказаться стукачом, потому что подлость и трусость ходят рядом, а в ситуации постоянной угрозы жизни выдерживали немногие. Именно Сталин и его режим способствовали самой разрушительной для России войне. И дело не только в неправильной внешней политике (вместо вступления в антифашистскую коалицию входили в союз с фашистами), истреблении профессиональных военных, слабой экономике и неготовности государства и его армии к войне, угроза которой была очевидна для всех, но, как было сказано русским летописцем ХIII века по другому, аналогичному случаю (нашествие татар), эта беда случилась «по грехам нашим». Именно вторая отечественная война стала той страшной искупительной жертвой, которая была принесена страной за преступления против своего же народа, не как наказание, а как единственно возможный в тех условиях способ уберечь страну от окончательного саморазрушения. Общий внешний враг, ещё более жестокий и беспощадный, сплотил людей, которые, пережив ужасы войны, перестали бояться своих внутренних демонов. Власть диктатора ослабла, братоубийственная политика не сразу, но постепенно прекратилась. Тёмный период репрессий отбросил Россию в её экономическом и духовном развитии на многие, многие десятилетия назад. Обесценивание человеческой жизни и подмена истинных ценностей мнимыми привели к падению нравственности, разгулу преступности, лицемерию и ханжеству, разобщённости людей, взаимному неуважению и тотальному хамству, которые так трудно искоренить. Нам всем ещё только предстоит осознать, что главная земная ценность – Жизнь, которая является результатом и одновременно проводником главной вселенской ценности – Любви. В Евпатории мои родные прожили с 1930 по 1941 годы, т.е. 11 лет. После ареста Альберта Ивановича его мать Шнейдер Розина Михайловна стала проживать с сыном Филиппом Ивановичем Шнейдером в Симферополе. Жена и дети остались проживать в Евпатории. Денег не хватало, и в 1938 г., оставив учёбу, старшая дочь Элла также была вынуждена пойти работать на трикотажную фабрику, где работала моя бабушка. Несмотря на трудную жизнь, у неё было много подруг, по характеру няня была общительной, жизнерадостной, играла на гитаре, пела. Активно участвовала в общественной жизни, была пионеркой.
Сохранилась тетрадь, куда друзья юной Эли записывали для неё теплые пожелания вместе с лирическими стихами, песнями, и рисунками. Вот такие прекрасные цветы рисовала в 1940 году нянина подруга - ученица 5 класса Алина Байерле, двоюродная сестра Байерле Арнольда.
22.06.1941 г. началась Великая Отечественная война с фашистской Германией. В октябре 1941 г. Крым уже был захвачен фашистами. Перед этим, ещё 15.08.1941 г. было издано секретное постановление о принудительной эвакуации, а точнее депортации крымских немцев из-за опасения массового предательства и перехода на сторону врага. 18.08.1941 г. в один день бабушку и мою тетю уволили с работы и в течение суток все они, включая моего 10-летнего папу, в сопровождении сотрудников НКВД с минимумом вещей (не более 50 кг) были отправлены в товарном вагоне (теплушке) в Сибирь. Няне, которой было уже 19 лет, как активистке предлагали остаться в Крыму для подпольной борьбы с фашистами, но бабушка, опасаясь за её жизнь, этого ей не разрешила. Вот воспоминания одного из депортированных российских немцев: «В 1941 году третьего сентября нашу семью, как и всех остальных, выслали в Сибирь, село опустело. С собой разрешили взять только продукты питания и личные вещи. Тогда на станции собралось очень много народу, всех загрузили в товарные вагоны. Проезжая мимо своего села, мы видели стада коров, среди которых была и наша, они громко мычали, так как было время дойки. Люди горько плакали. Никто не знал, куда едут и что будет дальше». Всего во время Великой Отечественной Войны депортации (принудительному переселению и ущемлению в правах) подверглись проживающие на территории нашей страны народы 61 национальности, но тотальной депортации подверглись 10: немцы, крымские татары, корейцы, финны-ингерманландцы, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы и турки-месхетинцы.
Конечной станцией назначения для моих родных: бабушки, папы и няни была деревня Шестаково Чебулинского района Кемеровской области, раскинувшаяся на берегу притока реки Кия – реки Екитаж (сейчас Шестаково получило мировую известность благодаря обнаружению в тех местах целого «кладбища» динозавров и других животных, живших в тех местах 130-100 млн. лет тому назад, ростом, между прочим, до 30 метров, т.е. с 10-тиэтажный дом). Добирались долго, через г. Ростов-на-Дону. На станциях бабушка выменивала свои вещи на продукты питания, один раз даже она отстала от поезда. В Шестаково папа, несмотря на свой детский возраст, стал работать в колхозе «Путь коммунизма» пастухом. Он вспоминал, что работал много, условия проживания были антисанитарные - вся одежда была усыпана платяными вшами, но он хотя бы не голодал. В 1945 г. уже официально, как достигший 15 лет, он был мобилизован в трудовую армию и направлен в Ленинск-Кузнецкий район Кемеровской области, где работал в колхозе им. В. П. Чкалова. В 1947 г. по вызову сестры - Эллы Альбертовны папа был переселён в г. Анжеро-Судженск Кемеровской области, где уже жили она с их матерью. Шнайдер Элла Альбертовна отбывала к тому времени трудовую повинность на шахте № 9/15 треста «Анжероуголь» мотористом. Бабушка по возрасту мобилизации в «трудармию» не подлежала. В Анжерке папа сначала закончил школу ФЗО (фабрично-заводского обучения), а затем был принят электрослесарем в механическую мастерскую при шахте № 9/15 треста «Анжероуголь».
Перед началом войны в городе Анжеро-Судженске (местные жители его называют Анжеркой), расположенном в 115 км от областного центра г. Кемерово, в Кузнецкой котловине, по линии Транссиба (Западно-Сибирской железной дороги), проживало около 70 000 человек. Поселения на этом месте возникли в 1896—1897 годах в связи со строительством железнодорожной магистрали и началом добычи угля на шахтах, известных как угольные копи Льва Михельсона. Посёлок Анжерка был назван по расположению на реке Анжера; название посёлка Судженка перенесено выходцами из Курской губернии, где есть река и город Суджа. Статус города присвоен в 1931 году. Анжеро-Судженск как шахтёрский город известен своим революционным, «бунтарским» духом. В бывшем московском музее им. В.И Ленина, который мы посещали с родителями, в качестве экспоната был выставлен выполненный из каменного угля в связи со смертью вождя траурный венок, привезённый на ХШ съезд партии в 1924 году делегацией шахтёров Анжерских копей.
В лихие 90-е именно анжерские шахтёры были инициаторами масштабных «рельсовых войн», выступая против развала экономики в стране. Они перекрывали Транссибирскую магистраль в октябре 1994 года, в апреле 1997 года, в августе 1998 года. К 1941 году в Анжеро-Судженске уже сложилась крепкая промышленная база, которая в годы войны интенсивно развивалась. Осенью 1941 года в город прибыли первые эшелоны с оборудованием и специалистами предприятий из Харькова и Москвы, были эвакуированы: машиностроительный, вагоноремонтный, химико-фармацевтический заводы. В условиях всеобщей мобилизации мужского трудоспособного населения в действующую армию шахты и другие промышленные предприятия нуждались в рабочих кадрах, к работе на них и были привлечены депортированные лица, в том числе высланные из Крыма немцы. Термин «трудовая армия», или сокращенно «трудармия», является неофициальным. Трудармейцами называли тех, кто в годы войны был мобилизован для выполнения принудительной трудовой повинности, чаще всего по национальному признаку, в том числе на основании постановлений Государственного Комитета Обороны СССР от 10.01.1942 г. «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет» и от 14.02.1942 г. «О мобилизации немцев-мужчин призывного возраста от 17 до 50 лет, постоянно проживающих в областях, краях, автономных и союзных республиках». Таким образом, в трудовую армию были призваны как немцы, подвергшиеся депортации, так и коренное немецкое население. В соответствии с постановлением Комитета Обороны от 7.10.1942 г. «О дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР» в трудовую армию были призваны женщины-немки в возрасте от 16 до 45 лет. От мобилизации были освобождены только беременные женщины и женщины, имеющие детей в возрасте до 3-х лет. Этим же постановлением был увеличен диапазон призывного возраста для немцев-мужчин - с 15 до 55 лет. В основном мобилизованные немцы работали на объектах НКВД, а также в угледобывающей и нефтедобывающей промышленности, на строительстве железных дорог, на объектах строительства, легкой промышленности. Вот воспоминания анжерских трудармейцев: «В 1943 году, когда мне исполнилось 17 лет, меня мобилизовали на работу в шахту в город Анжеро-Судженск. Так началась для меня тяжелая жизнь трудармейца. Мы жили в бараках за высоким забором под бдительным оком охраны лагеря. В бараках были двухъярусные нары. У каждого трудармейца на нарах были матрас, одеяло и подушка. На работу в шахту нас водили колонной под конвоем, так же под конвоем мы возвращались с работы. В шахте я работала машинистом. Продолжительность смены 12 часов. Прямо в забое нам раздавали еду - кусок хлеба и сала». «На работу и обратно ходили строем под присмотром солдата-конвоира. Для того чтобы попасть в другой район города, нужно было получить разрешение военного коменданта. Иначе заключение до нескольких лет. В лучшем случае большой штраф. Этот закон действовал для немцев до 1954 года». В одной из анкет, написанных няней, она также указывала, что на работу их водили под конвоем в сопровождении овчарки. А это выдержки из воспоминаний другого трудармейца с описанием условий работы на шахте № 9/15 в 1946 году: «Шахта № 9/15 была более современная, чем № 5/7, но условия труда здесь были гораздо труднее. Во-первых, она была газо- и пылеопасная. И угольная пыль, и метан взрываются от малейшей искры. Все механизмы, от телефона до электромотора, были в герметичных корпусах. Вентиляция здесь была свирепая: постоянно ходили контролеры, «десятники по вентиляции», со старинными лампами, показывающими наличие метана, ходили непрерывно. Пламя лампочки меняло свой цвет в присутствии газа. Многие штреки были перегорожены плотными деревянными открывающимися воротами, при помощи которых регулировали воздушные потоки. Мощные вентиляторы гнали с «гор» сильный ветер. Зимой - с температурой до минус 50 градусов, летом — жаркий воздух, и было душно. На холодных сквозняках было несложно простудиться. Во-вторых,— и это было главное,— добыча велась на круто падающем пласте с падением крутизны 74° при мощности пласта 3 м 20 см. Уголь крепкий, коксующийся, почти антрацит. Шахта в сутки выдавала до 5000 тонн угля. По стволу шахты спускались и поднимались клети — шахтерские лифтовые кабины. В клеть набивалось человек 20. Стояли так плотно, как сельди в бочке. Клеть опускалась на рабочий горизонт, то есть глубину вырабатываемого пласта. Из клети — выход в квершлаг — просторное бетонированное, хорошо укрепленное пространство, похожее на начерно выстроенную станцию метро, еще без отделки. Здесь находится диспетчерская, и сюда электровозы подвозят двухтонные вагонетки с углем. Эти вагонетки поднимают «на-гора» в тех же клетях. Наверху их разгружают при помощи опрокида, спускают на горизонт, и этот порожняк снова гонят к лавам. Первый показатель новичка-шахтера — это грязное, все в угольной пыли, лицо. Когда во время работы потеешь, очень хочется вытереть лицо рукой, но руки — черные от угля, и ты воздерживаешься. А новичок постоянно вытирает лицо то рукой, то рукавом и к концу смены становится чумазым, как… шахтер. Так что отличить новичка легче легкого. Несмотря на то, что по общенародным меркам карточки шахтерских норм были значительно насыщеннее, чем у рабочих, работающих на поверхности, тем не менее нам на каждый рабочий день полагался так называемый доппаек — ведь обеденного перерыва (в течение «смены» от 6.00 до 18.00) не было. Доппаек состоял из 50 граммов сала и 100 граммов черного хлеба. Это выдавалось по талонам. Можно было сохранить два-три талона и получить сразу, например, 150 граммов сала и 300 граммов хлеба. Все это съедалось в шахте, причем сало держалось черными от угля руками и все становилось черным. Однако это никого не смущало — сало с угольной пылью было таким же вкусным. Вообще угольная пыль заменяла нам и йод, если появлялась ссадина или ранка. Потом эта ранка оставалась на всю жизнь, правда — синего цвета. У многих шахтеров были такие синие отметины в разных местах. Вечная беда была с аккумуляторами: в конце смены лампы едва светили и идти к стволу было сплошное мучение. Идешь, как слепой. Светишь себе под ноги, чтобы не упасть. Новая смена ослепляла нас своими ярко горевшими фонарями. Приходилось щуриться». Указ 1948 года закрепил депортированных в местах ссылки в качестве спец-поселенцев, запрещая им покидать места пребывания и возвращаться на родину. Те, кто нарушал этот указ, приговаривались к лагерным работам на 20 лет. При этом не исключалось членство в ВКП(б) и ВЛКСМ, они не лишались избирательных прав. В 1955 г. спецпоселения были отменены, в 1972 году было снято ограничение в выборе места жительства. И лишь 26.04.1991 г. был принят Закон РСФСР № 1107-I «О реабилитации репрессированных народов», который признал депортацию народов «политикой клеветы и геноцида».
В 1953 г. папа познакомился с мамой - Колот Миланьей Алексеевной, 13.01.1930 г. рождения. 28.04.1954 г. они поженились.
Мама по национальности наполовину украинка, наполовину белоруска. Её отец – Колот Алексей Митрофанович ушёл на фронт 23.06.1941 г., а 15.08.1941 г. он уже был убит немцами в боях под Смоленском. Его молодая вдова осталась одна с четырьмя детьми на руках, младшей из которых не было и года. Поэтому мамина семья сначала была настроена против папы, но узнав его ближе, приняла его и полюбила. Тем не менее, выйдя замуж за папу, мама в память о своём отце сохранила девичью фамилию. В 1953 году, чтобы зарабатывать больше денег для будущей молодой семьи, папа перешёл на подземные работы - забойщиком участка всё той же шахты № 9/15. Позже шахта была переименована в «Анжерскую», название 9/15 - устаревшая форма, соответствующая нумерации главных стволов шахты. Глубина шахты «Анжерской» около 700 метров. Как уже указывалось выше, подземная работа на любой шахте опасна, прежде всего, выбросом метана, взрывом, пожаром и обрушением кровли. Такие аварии почти всегда сопровождаются человеческими жертвами. Об авариях на анжерских шахтах возвещал тревожный вой сирены горноспасательной службы, который был слышен даже у нас дома. Если папа не приходил с работы домой вовремя, моя обеспокоенная мама звонила в диспетчерскую шахты, чтобы узнать, поднялся ли папа на поверхность из забоя. 28 лет папа проработал под землёй, в основном электрослесарем, в его трудовой книжке имеется 16 записей о поощрениях и наградах: грамоты, благодарности, присвоение звания победителя соцсоревнования, премии, в т.ч. за рационализаторские предложения. За добросовестный труд ему неоднократно присваивалось звание Ударника коммунистического труда (в компартии не состоял), он награждался различными медалями, его фотография помещалась на доску почета. Особой гордостью было вручение ему (одному из двух в городе) лично губернатором Тулеевым А.Г. полиса с правом на дополнительную пенсию. Шахтёрами были мои дяди и отцы моих подруг и друзей, это опасная, тяжёлая работа, на которую способен не каждый мужчина.
Война и связанная с ней депортация немцев раскидала крымских Шнейдеров по всей стране. Кроме моих родных: папы, бабушки и няни, из Крыма в Сибирь был выслан и Шнейдер Филипп Иванович со своей второй женой Матильдой Адамовной Тренгельшу. Они были депортированы в Новосибирскую область, поселок Чаны, где в 1946 г. Филипп Иванович умер от туберкулёза, его жена умерла в 1950 г. Где и когда умерла моя прабабушка Розина Михайловны Шнейдер, урождённая Гюнтнер, проживавшая после ареста моего деда с Филиппом Ивановичем в Симферополе, мне не известно.
Большинство же крымских Шнейдеров было депортировано в Казахстан. Сестра деда Маргарита Ивановна Шнейдер с дочкой Тамарой, семья её приёмного сына Арнольда, состоящая из его беременной жены Гильды, с которой они поженились ещё в Евпатории, и его тещи Иды Вильгельмовны Шнейдер (Кнауэр) были депортированы в Акмолинскую (Кокчетавскую) область, Зерендинский район, где в 1943 году Маргарита Ивановна умерла. Туда же, в Акмолинскую область Казахстана была депортирована и младшая сестра деда Шнейдер Роза Ивановна, позже она вышла замуж и стала проживать с мужем в г. Степногорске Целиноградской области.
В Казахстан были депортированы сестра деда - Фридерика Ивановна Шнейдер, которая проживала в г.Иссык вместе со своими родственниками, которых звали Ирма и Сергей, и Шнейдер Роза Александровна – вероятно, дочь старшего брата деда - Шнейдера Александра Ивановича, позже она проживала в г.Фрунзе, а в 1990-е годы эмигрировала с мужем в Германию. Детей у Розы не было.
Дочь Маргариты Ивановны – Тамара Филипповна Байерле в 1953 г. ещё в Казахстане, в г.Кокчетаве вышла замуж за Ивана Семёновича Степаненко, позже они переехали жить в г.Алма-Ату, где у них родились два сына: Сергей, 13.11.1953 г.рождения и Станислав, 25.12.1957 г.рождения. В 1955 г. в посёлок Каргалинка Каскеленского района, недалеко от Алма-Аты, из северного Казахстана переехали жить Байерле Арнольд Филиппович со своей женой Гильдой Эдуардовной (Шнейдер), и их детьми Валерием, 14.09.1950 г.р. и Тамарой, 23.02.1952 г.р. (первый ребёнок - сын Виктор умер в Казахстане).
Ида Вильгельмовна Шнейдер, урождённая Кнауэр, осталась проживать со своей сестрой и племянником Гербертом Галлером. Старшему поколению каким-то образом удалось восстановить разорванные родственные связи. Они обменивались письмами и поздравительными открытками, по возможности приезжали друг к другу в гости и делали на память совместные фотографии. Конечно, это работа в большей части лишь компиляция – т.е. сведение вместе информации, изложенной другими авторами в других источниках, ставшая возможной благодаря многим людям, в том числе моим глубокоуважаемым родственникам. Я не удержалась от высказывания своей личной позиции только по вопросам, которые для меня являются наиболее важными на сегодняшний день. Возможно, освещение некоторых фактов несколько субъективно, и люди, которые мне дороги, кажутся лучше, чем были на самом деле. Но такое уж свойство любви – видеть больше хорошее. По факту крещения я отношусь к лютеранской вере. Со слов моей тёти моя бабушка крестила меня и моего брата втайне от моих родителей, т.к. в те времена это властью не поощрялось. По этой же причине документальных сведений, подтверждающих данный факт, не сохранилось. Так что росла я во времена атеизма, к религии относилась скептически, да и по духу мне ближе даосизм (насколько я его знаю). Но мне понравилось определение веры, данное реформатором христианской церкви и основателем лютеранства Мартином Лютером: "Вера - это живая, непоколебимая уверенность в Божьей благодати и в Божьем благоволении, такая уверенность, что в надежде на нее ты тысячу раз готов подвергнуться риску смерти". И я хочу верить в то, что все мы, такие разные, такие ещё несовершенные одинаково любимы нашим общим Создателем, который руководит нашей жизнью и делает всё, чтобы мы стали лучше, а значит, счастливее. Я верю в эволюцию человечества и отдельной личности. Этот процесс, конечно, небыстрый и не умещается в одну жизнь. Но мне кажется, что наша уверенность в том, что мы все, не смотря ни на что, любимы Богом, и вселенская Любовь, в конце концов, одержит победу над нелюбовью, а Свет над тьмой, также как Божественное начало в человеке победит его эгоизм, может наполнить нашу жизнь смыслом и радостью. Желаю нам Веры!
(с) Ирина Шнайдер, 2019 г. Публикуется с сокращениями, с разрешения автора
----------------------------------------—
Результаты всех исследований выкладываются в этом сообществе, а также на канале "Места моей истории" (дзен и телеграм). Поучаствовать в исследовании можно,переведя любую сумму на мою Юмани.Карту (там есть разные способы перевода): https://yoomoney.ru/to/410012113704025