Друзья! Я представила фото куклы Полуденицы, которая является героиней одного из рассказов, опубликованных мною в соавторстве несколько лет назад.
Он и являлся вдохновением для создания кукольного образа. И я с радостью предлагаю вам его прочесть) Он состоит из 3х частей, которые я буду публиковать каждый день, сопровождая фотографиями главной нашей кукольной героини)
Приятного чтения ♥
Встреча
Часть 1
Покос в жаркий летний день был для крестьян настоящим мучением. Горизонт широкого чистого поля сливался с солнцем, утопая в его палящих ярких лучах. Дышать было тяжело, и от усердия по лицам и телам трудящихся ручейками бежал пот. Каждый желал того, чтобы работа поскорее была завершена, и можно было бы найти спасение от зноя в тенистых кронах деревьев или прохладе неглубокой деревенской речки. Но так как до Проклова дня, оповещавшего о конце сенокоса, оставалась седьмица, ломать спины с тяжелыми косами в руках приходилось каждодневно. Усердные женщины трудились наравне с мужиками и сразу же разбивали покошенную траву на просушку, раскидывая ее по земле. Неподалеку слышались звучные голоса детей, пришедших за родителями в поле. Но малышня возилась в тени шалашей, служивших всем местом отдыха в обед или спасением от дождя. Последнего сегодня не предвиделось, но воздух распарило духотой, словно перед грозой.
Самым сильным, молодым и старательным среди всех был Милад, сын местного ремесленника. Юноше минул двадцать один год, и краше и желаннее мужа девицам во всей деревне было не сыскать. Был он статен и высок, имел сажень в плечах и взор, как у сокола. Волосы у него были русы и кудрявы, а глаза зелены, как луг. Светлые брови низко нависали над ними, отчего получалось, что смотрел он слегка хмуро. И то было не от злого умысла или дурных мыслей, пережитое с год назад горе навсегда поселило в щеголеватом и веселом красавце тягостную печаль. Но он все выдюжил, хотя по-прежнему сердце его тосковало по своей любимой. Беда с ней случилась здесь же в поле, когда утомившаяся от тяжелой работы Верея прилегла отдохнуть среди пышной травы. Один из мужиков не заметил ее, замахнулся косой, да и рубануло острие не по тонкой мураве, а по груди несчастной. Случайный убивец потом тронулся умом от ужаса содеянного, но Милад и не думал мстить ему или наказывать. Верею было уже все равно не вернуть.
При мысли о ней он сжал зубы, и его ноздри затрепетали. Через несколько дней должна была наступить годовщина страшного дня, и ему все больше было не по себе находиться в поле. Поэтому и старался он косить быстро, наспех, будто бы мог подогнать этим конец рабочего дня. Сейчас был только полдень, но от дикой жары ему казалось, что работает он будто уже несколько суток кряду.
— Эй, Милад, кончай работу, обедать пора!
Юноша повернул голову на того, кто его окрикнул, и махнул рукой:
— Идите без меня. Я управлюсь еще вон до того куста и от доли прочь.
— Да бросай ты это дело. Часов шесть спину не разгибаешь. Опосля обеда девки за ягодами пойдут, а мы, чай, и порыбачить бы успели, — Яромир уже окончил покос и стоял, уперев одну руку в бок, а другую сделал козырьком надо лбом, чтобы лучше видеть друга. Они с детства были, словно братья, росли и забавлялись всегда вместе. Оттого больно ему было видеть, как Милад после пагубы Вереи загибается от горя. И посему сватал он ему скромную и милую славницу Есению. Она была сестрой его собственной невесты, и оттого было бы радостно, если бы они все породнились. Но друг принимал его заботу с покорным равнодушием, и не знал уже Яромир, как сделать, чтобы дело между молодыми быстрее заладилось. Он подошел к Миладу поближе, осторожно переступая через скошенную траву.
— Ты чего это остаешься? Не голодный, что ль?
Тот улыбнулся, подумав про себя, что уже не отказался бы порадовать пустой желудок горячей масляной кашей или соленым салом на коврижке. Но, мотнув головой, юноша ответил:
— Да, я быстро. Не хочется дело незаконченным бросать.
— Ты от Есеньки, что ли, бегаешь? — взгляд Яромира стал подозрительным.
— Э… да с чего бы вдруг. Нет.
— Не знаю. Но ты не думай, она девка ладная, сама на тебя бросаться не станет, — он ободряюще шлепнул друга по плечу. — Приходи к нам. Она, знаешь, как петь мастерица, заслушаешься. Ну, я тебе уже сказывал.
Милад согласно улыбнулся в ответ, дав понять, что как только закончит работу, обязательно присоединится. Он был уже не против познакомиться с восхваленной ему девицей. Иногда ему даже хотелось, чтобы сердце его поскорее вновь взыграло чувствами. Как бы все еще не страдал юноша по утраченной невесте, он знал, что любить мертвую являлось чувством недобрым, и могло привести к нехорошему. Так что, вновь взявшись за косу, Милад решил, что непременно поближе должен узнать эту самую Есению. И чем больше он погружался в свои мысли, тем чаще и жестче ходила его коса по полю, а срубленные травинки устилались изумрудным ковром под его ногами. Полуденное солнце, стоя в зените, разыгралось во всю мощь и заставило всех отправиться на поиски укрытия. Да и сам Милад знал, что работать в обедник было трудом запрещенным (так и Полевика встретить недолго, а тот уж непременно накажет за работу во внеурочный час), но он никак не мог остановиться, желая как можно скорее закончить. Дожди этим летом выдались такие ленивые, что вода не успевала задержаться на земле. Жар плавил воздух, раскаляя до предела, а загорелые бронзой руки юноши подрумянивались от палящих лучей еще сильнее. Он остановился, выдохнул, утер струящийся по лицу пот. Ему безумно хотелось пить, а от ослепляющего солнца Милад уже ничего не видел вокруг себя. Он опустился на колени, развязав обмотанную вокруг пояса тряпку, в которой к спине была примотана фляга с водой, уже ставшей теплой. Только ему было все равно, чем утолить беспощадную жажду. Юноша, поморщившись, откупорил баклагу и принялся жадно пить, проливая часть на себя. Но внезапно он остановился, замерев на мгновение, и не сразу понял, что вокруг сделалось не так. Солнце стало еще ярче, и белый свет залил все поле от конца до края. Не стало видно ничего, кроме искрящегося марева, который обволок его со всех сторон. Милад поднял шуйцу к глазам, силясь разглядеть хоть что-то, пугаясь того, что, видимо, от жары на него напал какой-то морок. «Что за бесовщина?» И когда он поднялся с колен, выпрямившись во весь свой немалый рост, то по-прежнему не увидел ничего, кроме поразительного чистого сияния. Глазам его стало больно смотреть в никуда, а непонимание сменялось испугом. Прислушался Милад и не услышал ни единого звука в этой блиставшей белизной пустоте. Ни травинка не колыхалась, ни птицы голосами не переливались, ни мшицы перед лицом не пищали… Стояла мертвая тишина. И вот тогда юноше стало по-настоящему страшно.
— Есть кто? Эй! Яромир?.. Святослав? Богдан?! — но никто из друзей не отозвался на его окрик, отчего по спине у него пробежали мурашки.
«Я точно умер…» Но как только сердце его забилось чаще, разгоняя и без того горячую кровь по венам, вдруг увидел он, как по полю кто-то идет. Милад вскрикнул, замахав руками, не в силах сдвинуться с места, чтобы окончательно не сгинуть во всем этом дурмане. Жар раскалывал его голову, а перед глазами все плыло, поэтому ему никак не удавалось разглядеть, кто же приближался к нему. И чем сильнее он приглядывался, тем больше ничего не мог рассмотреть. Но вскоре силуэт стал обретать женские черты. И юноша затаил дыхание. Сам не зная, зачем, он вытянул одну руку вперед, будто хотел коснуться видения, понять, что оно реально. И когда глаза почти совсем ослепли от усилия и света, Милад увидел… ее. Струящаяся, летящая, блестящая, горящая своей неземной красотой, перед ним предстала… его Верея.
Ее янтарные волосы лились золотым каскадом до самой земли, а кожа была такой нежной, жемчужной, будто прозрачной. Глаза ее искрились голубой лазурью и смотрели так ласково, с любовью. Тонкая рубаха такого же молочного цвета, как и ее тело, не скрывала изящных пленительных изгибов. Манящие бедра раскачивались от парящих шагов, а холмики грудей подрагивали в такт движениям. Милад еле сдержал рвущийся из груди крик. «Не может быть!» Наверное, он точно умер и попал в Ирий. Этого не могло быть на самом деле… Но эта греза была такой прекрасной, что он, не веря в нее, невольно сходил с ума. Его зеленые глаза заблестели влагой, и он уже вытянул вторую руку, дабы хоть на миг ощутить явь этого видения. И Верея протянула руки ему навстречу, почти коснувшись его кончиками своих хрупких пальцев. Ее губы изогнулись в теплой улыбке, от которой Миладу захотелось реветь во весь голос, лишь бы она не исчезла.
— Верея… Краса моя… Радость моя… Моя лада…
И ее голос разлился нежным звоном и заставил его мучительно простонать.
— Милад… Дроля мой…
И он кинулся к ней, порывисто схватив в объятия. Сжал так крепко, тесно, задыхаясь от невозможной близости явившейся к нему невесты. Юноша обхватил ее дивное лицо мозолистыми шершавыми ладонями, принялся целовать, наслаждаясь сладчайшим вкусом пылающих влажных девичьих губ. Она же замерла в его сильных руках, доверчиво прижавшись, точно истосковалась по нему неистово. Милад никак не мог уразуметь, что творилось с ним, и каким чудесным образом вдруг воскресшая любимая оказалась в его руках, но он с упоением вдыхал медовый аромат ее волос, ощущал тепло ее хрупкого стана. И это было диво!
— Ты вернулась ко мне… Как ты это сделала?
И вновь зазвучавший голос Вереи опять же разогнал кровь по его жилам:
— Я томилась без тебя… Я маялась, не находя покоя… — ее бездонные глаза цвета безоблачного неба, казалось, смотрели ему прямо в душу. Милад готов был разрыдаться.
— Но где же была ты? Ты же… — и у него не хватило смелости сказать те страшные слова, которые бы доказали то, что невозможно ей быть перед ним. Но ведь она была… Была еще прекраснее, чем прежде.
— Я побывала в высоте поднебесья и солнца коснулась… — легкий ветерок игрался с кончиками ее волос, и они заструились, поднимаясь все выше и выше. Девушка стояла, окутанная их золотой пеленой. — Я стала воздуху сестрой и дочерью полей…
И юноша внимал ее словам, точно околдованный. Возрожденная сказочным образом невеста не давала ему опомниться. Теперь сама Верея обхватила его лицо жаркими ладонями, заставив неотрывно смотреть на себя:
— Но пред тем выпала мне злая доля, и не стала я суложью твоей… — в ее словах прозвучала такая печаль, что Миладу почудилось, словно острая коса, убившая его возлюбленную, вонзилась и в его сердце.
— Но теперь ты вернулась! Ты вернулась ко мне! Не отпущу! Не отпущу, не выпущу… — руки его плотным и сильным кольцом сомкнулись вокруг тонкой девичьей талии. Но девушка лишь протяжно выдохнула, грустно улыбнувшись в ответ.
— Не могу остаться я с тобой, мой милый. Но… — она легко изогнулась и ловко, точно птичка, выпорхнула от него. — Знаю я, что новая зазноба у тебя появилась…
— Нет! Нет, не нужен никто мне! Я так любил тебя, люблю, я… — Милад яростно принялся отрицать ее слова. Да и откуда ей было узнать обо всем, что творилось с ним? Как бы то ни было, в его сердце по-прежнему горела любовь к ней одной.
— Не спеши говорить, мой сокол. Я ведь пришла к тебе не укором грозить, а молить тебя… — Верея коснулась рукой левой груди, за которой трепетало ее сердце. — Нет мне покоя. Маята не оставляет. Измучилась я так, люба мой… Не найду я успокоения, покуда ты томишься по мне.
Милад не понимал, о чем она говорила ему. Его голова шла кругом от слепящего света и духоты, а близость возвратившейся любимой сводила с ума:
— Ты воротилась просить, чтобы я забыл тебя? Чтобы выпустил на волю? Да как же я могу это сделать! — юноша схватился за свои светлые кудри. Но девушка лишь легонько улыбнулась, словно невесомо паря перед ним. Она протянула руку, обласкав бархатной ладонью его огрубевшую загорелую щеку:
— Нет… Суженый мой, приведи ко мне свою новую голубку… Есению. Хочу увидеть ее с тобой, — но Милад так буйно замотал головой, что она еле сдержалась, чтобы не нахмуриться, и продолжила. — Я благословлю тебя и ее на любовь новую. И душа моя сможет найти утешение. Дай унестись мне стрелою в небо, измучилась я по полю летать…
Он не отвечал ей, во все глаза глядя на ее лик любимый. О чем просила его? Как хотел он отрицать, что не нужна ему никакая голубка, кроме нее. Она же смогла вернуться! Почему вновь хочет покинуть его? Но так просяще смотрела на него Верея, до того мольбой блестели голубые озера глаз ее, что юноша поник головой:
— С тобой мне и радость, и счастье, без тебя же… Сердце мое окаменевает и пусто и холодно делается. Но если ты хочешь этого…
— Хочу! И я смогу отпустить тебя, ненаглядный мой. И сможешь ты дышать вольно и жить хорошо. Обещаешь же мне показаться с ней завтра в полдень вместе? Обещай… — ее последнее слово прозвучало велением, которого несчастный не мог ослушаться.
— Обещаю.
И тут же враз Верея вздохнула так легко и свободно, будто бы с нее спали тяжелые оковы. Потянулась она опять к Миладу и, подавшись вперед, прижалась крепко упругим станом:
— Сокол, дроля мой… Люби же меня теперь, покуда я с тобой!
И показалось ему, что блаженнее слов он не слышал никогда. Губы их соприкоснулись в жгучем поцелуе, и опрокинула его Верея в траву, увлекая за собой в белоснежный омут. Падая, Милад закрыл глаза от сладостных ощущений, потерял свое тело в пустоте. Но вместо того, чтобы почувствовать спиной мягкую перину скошенной травы, он отчего-то больно ударился головой оземь, и перед глазами вместо блистательного света оказалась чернота.
* * *
— Эй, очнись! Ты живой? Эй…
Милад вдруг почувствовал, как на его раскаленное лицо плещут водой. Капли едва ли не шипели на его коже, а голова была тяжелой точно чугун. Юноша не без усилий разлепил веки и скривился. Он лежал на земле, над ним с обеспокоенным видом склонились несколько мужиков, а женщины испуганно выглядывали у них из-за спин. До его слуха донеслись чьи-то слова:
— Не помер он?
— Уж не Хорс ли его прибрал к себе нынче…
— Да, не кудахчите, бабы, жив Милад, жив! — звонкий голос Яромира прервал пересуды. Но сам он был тоже встревожен видом друга, которого они нашли лежащим без сознания. Но ведь оно и немудрено, оставаться-то в поле в знойный полдень. Мóлодец, подав руку лежавшему, помог ему встать. Тот пошатнулся, схватившись за голову, идущую кругом, но устоял.
— Да, я просто… — и Милад не знал, что ответить, покуда все, что только что увидел и услышал, было просто невообразимым. Мир вокруг снова обрел краски: облака неслись по небу, мешая солнцу жарить еще пуще, стрекотали в траве кузнечики, шумели вдалеке деревья, чирикали птицы. И не было больше того дивного дурмана, заковавшего его своим сверканием, и не было рядом его Вереи… Привиделась ли она ему? Либо явилась взаправду просить за успокоение души своей? Милад был сам не свой. Но больше всего его расстроило то, как быстро исчезла его лада, оставив его одного все с той же сердечной мукой. «Сон или явь это была со мною?» Только что чувствовал уста ее сладкие, руками сжимая тонкую талию, а теперь… Он потер затылок и попытался дышать глубже:
— Да, что-то дурно стало мне. Дышать ажно было невозможно.
— Напугал ты нас всех. Давай, очухивайся и кончай трудиться. Гляди, тучи собираются, гроза будет.
Милад кивнул Яромиру, который все еще косился на него с опаской. Завидев, что все с их удальцом в порядке, народ стал разбредаться. Старики отправились отдыхать уже до следующего утра, а женщины — разбирать подсушенное сено. Мужики сгребали его вилами в высокие копны. Совсем молодые девицы, завершив работу, ушли наряжаться перед вечерними гуляниями. А Милад долго еще стоял, не двинувшись с места. Голова его понуро была опущена, и смотрел он невидящим взглядом себе под ноги. А перед глазами так и искрился изумительный образ увиденной им любимой.
«Это не могло быть просто горячкой. Я чувствовал ее… Она возникла передо мной настоящая!» Но просила-то она за свою душу, а значит, живой быть уже не могла. И так как сознание его еще было затуманенным, а голова на плечах тяжелее свинца, то не мог юноша ничего уразуметь. Уныло побрел он к дому, а солнце уже клонилось к горизонту, окрасив прежде голубое небо золотым багрянцем.
Моя группа вк по авторским куклам: https://vk.com/fortuna_artdoll
Моя группа вк ООАК кукол: https://vk.com/fortuna_ooak
Мой ютуб канал: https://www.youtube.com/@fortuna_ooak_dolls
