Я полагаю, читатель догадался — то, о чём я пишу, основано на личных воспоминаниях и является, в какой-то, мере автобиографичным. Рыбацкая тема для меня, посвятившего морю всю жизнь, не является чем-то абстрактным. Мне не надо придумывать те или иные события и ярких героев, чтобы увлечь читателя. Я описываю, в меру своих способностей, лишь то, что хорошо знаю, чему был свидетелем или непосредственным участником. В этом небольшом «лирическом отступлении», которое я излагаю от первого лица, мне хотелось бы поделиться теми своими детскими и юношескими воспоминаниями, которые как-то связаны с возникновением и развитием рыбной отрасли в нашем крае, а у читателя сложилось представление в какой среде рос главный герой и на каком этапе стал непосредственным участником этого процесса.
Мой отец, участник штурма Кёнигсберга, после войны остался со своей воинской частью на территории Восточной Пруссии. Мама. уроженка Кировской области, была в числе первых переселенцев. Они познакомились в посёлке Знаменск, где размещалась воинская часть отца, а мама работала на макаронной фабрике. Я появился на свет в 1952 году, а вскоре отца демобилизовали (произошло масштабное сокращение армии) и родители перебрались в небольшой городок Полесск, бывший Лабиау, где устроились работать на рыбзавод. Отец на мотобот заводской флотилии, доставлявшей на завод рыбу от местных колхозников, а мама бухгалтером.
Городок, где прошло моё счастливое детство, где я закончил среднюю школу, был небольшим. Когда после двух дней ожесточённых боёв город был взят нашими войсками, солдаты обнаружили уцелевший пивзавод, который всё ещё продолжал работать и во дворе стояла машина гружёная свежим пивом. Ещё тут была фабрика по переработке отходов, которую переделали в рыбзавод, один из двух первых в области. Был также газовый завод то ли на угле, то ли на болотном газе, снабжавший дома (его не смогли восстановить), мельница — большое двухэтажное здание в котором мололи зерно на муку. Вот, пожалуй, и всё. Можно ещё добавить тюрьму, которая размещалась в довольно хорошо сохранившемся тевтонском замке. Город сильно пострадал во время войны. Здесь по реке Дейма проходила линия обороны. На берегу были бетонные доты, множество окопов. Железные арки моста через реку изрешечены пулями. Центр города был полностью уничтожен и на его месте образовалась площадь, где был установлен памятник. Угадайте с двух раз кому? Да, Владимиру Ильичу в полный рост. Впрочем, размер памятника не выходил за рамки приличия, как это случалось в других местах. Он вполне себе гармонично вписывался в новую архитектуру центра, не бросаясь особо в глаза, но постоянно напоминая, что он тут есть, и всё видит.
Лет с пяти отец стал меня брать с собой на работу. Я видел своими глазами как трудятся рыбаки-колхозники, какие у них лодки, какие снасти, как они выглядят. Годам к десяти я уже мог сам запустить дизель «Болиндер» отцовского мотобота, знал все фарватеры Куршского залива, створные знаки, маршруты по рекам и каналам. Я хорошо помню большие сушильные печи, стоявшие прямо на берегу под открытым небом в посёлке Головкино. Они были сложены из кирпича, топились дровами, и в них во время путины сушили корюшку и снетка. В начале 60-х на заводе установили сушильную машину и печи стали не нужны. Позднее, уже в 90-х их растащили на кирпич. Отец работал через день — один день его смена, на следующий день другой экипаж. Экипаж состоял из трёх человек — капитан, старший моторист и боцман, в другой смене были старпом, моторист и матрос. Утром на мотобот загружались деревянные ящики, заполненные сухим льдом. Эти ящики делали тут же на заводе в тарном цехе из дощечек, доставленных с местной «пилорамы» — небольшого предприятия по соседству.
Ящиков брали от 20 до 100 в зависимости от уловов. Закончив погрузку мотобот отправлялся по одному из четырёх маршрутов. Первый был через весь Куршский залив в посёлок Рыбачий. Два других по рекам и каналам в рыбацкие посёлки Полесского и Славского районов. Четвёртый самый длинный, по заливу в посёлок Причалы у самой границы с Литвой. Дорог в эти посёлки до середины 60-х не было, всё доставлялось только по воде.
Навсегда в памяти остались запахи того времени. Завод был пропитан ароматом коптилок. Здесь были цеха холодного и горячего копчения. Затон, где стояли заводские мотоботы, пах речной водой с примесью солярки. Весной, когда шла корюшка, на заводе пахло свежими огурцами. Хорошо помню плакаты с призывами ударно трудиться. Они встречались повсюду. Особенно запомнился плакат «Ударным трудом вперёд — к победе коммунизма!», а рядом под навесом огромная куча соли, наверное, целый вагон. Она промокла и превратилась в неприступную скалу. Ни лопата, ни кирка её не брала. Её героическими усилиями прорезали струёй воды из пожарного гидранта и откалывали большие куски. Зрелище было интересным, особенно в сочетании с плакатом.
Можно много говорить о любительской рыбалке в те времена. Отмечу лишь главное. На рыбалку в том виде, в каком мы её представляем сейчас, времени у людей не было. Все, без исключений, работали. С утра до вечера на предприятиях и в колхозах, а вечерами и по выходным, на своих огородах и подсобных хозяйствах. Посидеть с удочками на берегу реки, или выйти в залив на своей лодке за окунем, это было скорее из области фантастики. Те, кто работал на рыбзаводе «имели» рыбу на своём столе. Те, кто работал в других местах, находили способы раздобыть её, выменивая на то, что имели. Существовали и браконьеры, которые глушили рыбу взрывчаткой, раздобыть её было не сложно, кругом ещё свежи были следы войны. Но это было и опасно, и сроки давали большие. Любительским ловом с удовольствием занимались пацаны. Не столько, чтобы обеспечить рыбой семью, сколько из азарта, и провождения времени в летние каникулы.
На что и как мы ловили. Первые наши удочки делались на месте рыбалки по-быстрому из длинных побегов ивового куста. Выбиралась ветка без сучков метра 3-4 в длину, к концу привязывалась леска с крючком. Поплавок вырезался из коры или пенопласта. Те, кто увлекался «по-серьёзному», ходили в лес за ореховыми прутами. Их высушивали и забивали у толстого конца два гвоздика, чтобы наматывать леску. Такое удилище получалось лёгким и удобным. Бамбуковые удилища считались барской роскошью. Их надо было покупать, а это для нас, пацанов, знающих цену каждой копейке было неприемлемо. В качестве поплавка часто использовали гусиное перо. Были ещё «донки» — намотанная на дощечку леска, метров тридцать, с грузом и отводным поводком на конце. Пойманная рыба доставалась в основном котам.
Однажды взрослые взяли нас, пацанов, на «настоящую» рыбалку. Это скорее был пикник, так как кроме детей там были ещё и женщины — наши мамы. Отец высадил всех на берегу реки вблизи устья, там был небольшой песчаный пляжик. Дети, конечно, тут же полезли в воду купаться, а отец с дядей Колей (мужем маминой сестры, тоже капитаном заводского мотобота) отошли метров на 50 вверх по течению и завели небольшой бредень. Вся рыбалка заняла не больше получаса, а рыбы было так много, что хватило и на уху и пожарить. К чему я об этом рассказываю? Просто хочется показать, что в водоёмах Калининградской области рыбы было много, ведь её почти никто не ловил. Да, в заливах колхозниками вёлся интенсивный промысел, ставились сети, ставные невода, верши и перемёты. Но реки и небольшие озёра не эксплуатировались и в них было много разной рыбы. Вода была чистой, её пили прямо из реки, на ней готовили уху, и не подозревали, что наступят времена, когда она будет продаваться в магазинах бутылками.
Нас было трое братьев, Олег, на год постарше, и мы с Вовкой — ровесники. Они являлись для меня двоюродными, но были как родные, потому, что жили мы практически вместе. Полесск городок не большой, все друг друга знают, и нас называли «братья-водяные», так как мы часто пропадали на реке, вместе рыбачили. У нас даже была своя лодка (дядя Коля где-то раздобыл), а это по тем временам было не часто. Например, моторных лодок в Полесске было всего три, и мы их различали по звуку за километр, а то и больше. Было у людей два десятка плоскодонок, ну может три. А у нас была небольшая шлюпчонка, таких больше ни у кого не было. На ней мы и по реке ходили и в залив на окуня. Однажды летом с Вовкой вдвоём вышли в залив, нарвались на стаю окуня, дергаем свои самодельные мормышки, два три маха, и окунь на полкило в лодке. Вошли в азарт, ловим, ловим, а сидим к ветру спиной, лицом к берегу. И вдруг слышим странный звук «хлюп» — это волна захлестнула борт лодки у нас за спиной. Наловили столько, что лодка осела, да ещё и ветерок усилился. Испугались не на шутку, давай рыбу назад в воду кидать. Это сейчас в заливе, когда рыба клюёт полно рыбаков. А тогда в середине 60-х мы ловили в одиночестве, спасать нас некому. На слуху были несчастные случаи с пацанами, утонувшими в заливе. Словом, нам было уже не до рыбы. Я даже сейчас не помню куда мы её дели, может всю выбросили. В памяти только страх остался.
А ещё в те времена было много раков. Например, в реке Дейме, если пройтись с сачком вдоль берега от города до устья, это примерно три с половиной километра, нам втроём удавалось наловить полторы тысячи раков — это большое ведро и трёхлитровый бидончик. Олег шёл в воде и загребал сачком раков вмести с илом и водорослями. Я шёл по берегу и выбирал из тины раков в бидончик, а Вовка грёб на шлюпке и вёз ведро, куда я ссыпал раков, когда бидончик наполнялся. Стоит ли говорить, что все раки были тщательно посчитаны, и умножены на предполагаемую их стоимость на рынке в Калининграде — 5 копеек. Получалось 75 рублей —космические для нас деньги. Это больше бабушкиной пенсии — 27 рублей, это больше маминой зарплаты — 70 рублей. Мы даже прикидывали сколько раз надо прочесать реку, чтобы хватило на машину «Победа» — вершину роскоши ценой в 1800 руб. Если поделить на 75 руб. получалось всего-то 24 раза. Такие подсчёты кружили голову, и мы мчались на шлюпке против течения назад домой, стараясь с Вовкой перегрести друг друга, а Олег нас подзадоривал сидя на корме. Тетя Аня, мамина старшая сестра, варила раков в том же ведре, и мы, набив пазухи наших рубашек варёными раками шли играть в футбол, угощая ими друзей и соседскую ребятню, напрочь позабыв о коммерческой стоимости нашей добычи. Так было до 1966 года. Летом следующего года раки повсеместно исчезли. Во всех реках и большинстве озёр их просто не стало. Лишь много лет спустя, уже работая в научном флоте, я узнал у специалистов ихтиологов, что раки исчезли из-за массового применения в сельском хозяйстве инсектицида ДДТ, в простонародье называемого дустом. Тогда от чрезмерного использования препарата в Калининградской области пострадали не только раки, но и многие птицы.
Где-то со середины 60-х на рыбзаводе, основной продукцией которого была местная рыба и селёдка, появилась океаническая рыба — морской окунь, палтус, зубатка, нототения. Это Калининградские рыбаки осваивали новые районы промысла. Морской окунь холодного копчения был необыкновенно вкусным. Его называли «балык» — тушка без головы, хвоста и плавников. Довольно крупный, от килограмма и больше, на солнце он светился от жира как кусок янтаря. Палтус горячего копчения, настоящий деликатес, сегодня его днём с огнём не раздобудешь, разве что в Мурманске, или на Дальнем Востоке. А тогда, в Полесске, для меня это была обычная, почти повседневная еда. Копчёный угорь казался слишком жирным, палтус приторным — много не съешь, нототения и зубатка жидковаты, как холодец, я их ел ложкой. Рыбу постоянно приносила мама. Только не подумайте, чего плохого, она её покупала, но заводские отпускные цены на деликатесы были низкими, в 2-3 раза ниже чем на мясо, поэтому вкусная рыба в доме была всегда. Иногда она даже попадала на прилавки местных магазинов, но в основном её отправляли куда-то в Москву.
В середине 60-х рыбзавод, главное предприятие города, процветал. Перестраивались цеха, появился новый холодильник. Мама к тому времени стала главным бухгалтером. Примерно в те же времена были восстановлены все насосные станции, дамбы и осушены затопленные территории Полесского и Славского районов. Была восстановлена дорожная связь с рыбацкими посёлками. Держать большой флот, заводу стало не выгодно, так как рыбу стали возить машинами. Из двух десятков судов к тому времени остались только три. Катера «189», «239» и мотобот «Сазан», на котором работал отец. Корабль моего детства — мотобот «Сазан», я встретил его не так давно, летом 2022 года, у причала в порту Пионерский. Он до сих пор в хорошем состоянии, на ходу, используется рыбаками прибрежного лова. Немного грустно всё это вспоминать. Нет уже того знаменитого Полесского рыбзавода, производившего деликатесы из местной и океанической рыбы для партийной верхушки страны. В лихие 90-е он ещё функционировал, пока погибающий флот продолжал добывать рыбу. В конце своей производственной деятельности он деградировал из крупного, известного на всю страну завода, в два мелких частных предприятия. Одно выпускало тушёнку из импортного мяса, другое рыбные консервы в банках из разной океанической рыбы. В магазинах я этих консервов не видел.
Я не помню, чтобы в детстве мы хоть раз голодали. Да, были перебои с хлебом в начале 60-х, из-за перегибов партийного руководства, зато в окрестных полях появилась кукуруза, куда мы бегали играть, и конечно приносили её домой. Мать часто посылала меня в магазин за продуктами. В конце 50-х в продуктовом магазине на самом почётном месте можно было видеть эдакий натюрморт, состоящий из бутылок коньяка и красивых консервных баночек с икрой и крабами. Их никто не покупал, казалось они годами стоят на одном и том же месте как муляжи. Не потому, что цена была недоступной, коньяк стоил примерно в три раза дороже водки. Но скажите, как может нормальный работяга променять три бутылки водки на одну бутылку жидкости, пахнущую клопами. Или та же икра, ну что в ней такого, чтобы это было вкуснее, скажем, хорошей селёдки, разве что костей совсем нет. На вкус то же самое, а цена… По легенде Иосиф Сталин, отведав на отдыхе понравившегося ему осетрового шашлыка, спросил о его цене. Услышав, что шашлык стоит 10 рублей, он сказал, что такая цена народу не по карману, и повелел определить его стоимость в 3 рубля. Тогда же появилась и шутка: «Хлеб должен быть белым, а икра, ладно, пусть будет чёрная».
Помню, после денежной реформы 1960 года, когда водка стала стоить 2,87р. мужики, скинувшись по рублю, брали на троих бутылку, а на оставшиеся 13 копеек полбулки чёрного хлеба и грамм 300 килечки пряного посола, которая, как и селёдка всегда была в продаже. Только солёная селёдка стоила дорого — 1,3 р. за килограмм, её ловили где-то далеко, а килька была местная, поэтому и стоила сущие копейки.
А вот что вспоминают о тех временах другие люди:
М. Стайнова, приехавшая в Калининград в 1946 году, рассказывает: “Удивляло, что торговали рыбой больших размеров. Таких больших рыб я раньше не видела. Однажды купила судака, так он был такой огромный, что пришлось через плечо переваливать и так нести. Угри выползали прямо на берег, противные такие” (“Восточная Пруссия глазами советских переселенцев”).
Многие переселенцы брезговали угрями, так как считали, и не без основания, что те питаются мертвечиной, а тел после недавних боёв в реке было много. То же думали и о раках. Люди вспоминают, что ведро живого угря стоило всего 50 рублей, и это при том, что котёнок на базаре стоил дороже.
…В первые послевоенные годы рыбачить можно было прямо в черте города. В Преголе на самую нехитрую снасть (типа удочки с поплавком из бутылочной пробки) ловились лещ и судак. Велась бойкая торговля рыбой. Щуку, угря, судака из Преголи разносили прямо по домам.
А вот воспоминания из 60-х:
…Хрущев сделал ставку на рыбу. Поставил задачу, чтобы получилось дешево, бесперебойно и вкусно. Так и получилась. Если мясо стоило 1,9 р. говядина, 2,2 р. свинина, то свежемороженая рыба — скумбрия, ставрида, ледяная, треска, стоили 60-90 копеек. Хек, минтай и того дешевле — 40-50 коп. А мойва — 20 копеек за килограмм. Солёная сельдь, любимая всеми селёдочка, была 1,3 р. Свежий карп — 70-80 коп. Самая дорогая — свежемороженые осетровые: от 5,50 до 9 рублей. Баночка красной икры: 3,50-4,20. Черной: 5,50-6. В принципе, многие могли позволить себе украсить праздничный стол этими деликатесами, которые перешли в разряд дефицитных только в 80-х. И разве что копчёную осетрину, которая стоила дороже 10 рублей, купить было практически невозможно.
Продолжим: баночка сардин – 60-72 коп; рыбные консервы «Завтрак туриста» - 32 коп. «Это прекрасная еда для турпоходов, охотников, рыболовов. Потому что не надо подогревать. Открыл и съел» — так рекламировались наши рыбные консервы. Однажды, даже Маргарет Тэтчер увезла в Лондон два ящика кильки в томате. Килька в томате — или как её называли в народе — «братская могила», любовь компаний "на троих" и прочей интеллигентной публики с момента ее появления при Хрущеве и до перестройки стоила 33 копейки. Было иногда в продаже и то, что покупатели воспринимали как «ни рыбу, ни мясо». Это было мясо кита с красной мякотью и вкусом, похожим на рыбный. Стоило оно всего 60 копеек.
Случалось, что в магазинах появлялась экзотическая рыба. Вот, что вспоминает один из современников:
«Однажды в "Океане" купил рыбу под названием "Петух". Вот уж точно не мясо и не рыба. Стоила она 28 копеек, как сейчас помню, но 28 копеек-они и в Африке 28 копеек. Чистить этого "карася" было настоящей пыткой».
Новые морепродукты часто залёживались на прилавках. Люди не знали, что с ними делать. Так было с кальмарами, пока их не распробовали. Так было с крилёвой пастой «Океан» — некоторые вспоминают, что просто грызли замороженную пасту с запахом рыбы, а некоторые вообще воротили от нее нос. Была устроена грандиозная по тем временам рекламная компания, с дегустациями и показом по телевидению, что бы полезный, не дорогой продукт стали покупать.
Шли годы, ассортимент рыбной продукции становился всё богаче, появлялись новые консервы, кулинарная продукция.
Вот ещё воспоминания современников:
Студенты 70-х наверняка ещё не забыли такие “фирменные” консервы, как рыбные тефтели — обалденно вкусная была штука! Круглые, из рыбы неизвестного происхождения, с перловкой, которая выпирала изнутри — как хорошо они елись с вареной картошечкой! Под какой-нибудь там портвейн за 1р.47коп. или “Оболтус” (так в народе именовали литовское яблочное вино). И венец творения — шпротный паштет! Лично я очень долго считала, что шпроты - это такая рыба (а вовсе не способ её приготовления). А котлеты “Дружба” вам не нравились? В рыбный-то день, коим в общепитовских точках почему-то был назначен четверг?.. А рыбный паштетик, предназначенный для детского питания? Двадцать копеек баночка. Подогреть, опустив баночку в кипящую воду, вскрыть, посолить и… м-м-м… Дёшево и сердито. Люди и кошки ели ЭТО с одинаковым удовольствием. А рыба макрурус, с толстенной чешуёй и мякотью, напоминающей по вкусу курицу? Макрурус, кстати, был не дёшев. Но всё равно дешевле мяса. Которого, к тому же, в свободной продаже практически не было.
…За колбасой в Калининграде давились в очередях, под истерические вопли продавщиц: “Два килограмма в одни руки!!!” В очередь приходилось вставать всем семейством... Или забыть о колбасе и спокойно питаться рыбой. Существенно экономя на этом — ведь даже в столовке блюдо из рыбы стоило в среднем копеек на 15 дешевле мясного. (Кстати, вид рыбы никогда не уточнялся. Просто: рыба жареная. Или: рыба под маринадом.) А салака? Помните, как после очередной путины город превращался в сплошной рыбный базар, где торговали салакой прямо на улице, и она сверкала живым серебром, и воздух пах рыбой. А рядом с каждой торговкой - крепенькой, краснощёкой, зычноголосой - обязательно обретались коты. Им сбрасывали “некондишен” - и они наедались так, что не могли даже встать. Так и спали у опустевших ящиков, в ожидании утреннего привоза…
Учёные подсчитали, что физиологически необходимая норма потребления рыбы в год составляет 18-20 кг. на человека. Уровень потребления рыбы в советском Союзе составлял 20-23 кг. на человека. Выбор её был разнообразен, а цена не высокой.
И раньше, и сегодня, практически во всех странах, рыба стоит дороже мяса. Только в СССР она была значительно дешевле. Я считаю, что это заслуга тех людей, которые руководили рыбной промышленностью страны. Они сумели мобилизовать ресурсы, воспитать кадры, сделать так, чтобы рыба была доступной по цене, а отрасль приносила прибыль. Если сравнить стоимость рыбы по отношению к средней зарплате сегодня и тогда, то она примерно одинакова. Зато мясо, в СССР было дорогое. Это потому, что сельское хозяйство, мягко выражаясь, хромало. Её руководители довели дело до того, что зерно приходилось закупать за рубежом. Вот откуда в СССР были высокие цены на мясо, а не низкие цены на рыбу, как это часто нам кажется.
Я навсегда запомнил мою последнюю в молодости рыбалку на родной реке. Это было в июне 1970 года между школьными экзаменами (сейчас в это время на рыбалку запрет, рыба нерестится, а тогда ловить было можно). Мы с братом Вовкой ранним утром вышли на лодке в Дейму, встали недалеко, в километре вниз по течению от города. Лещ начал брать сразу выкладывая один за другим поплавки наших четырёх удочек. Часам к девяти у нас было уже семнадцать лещей и два судака. И вдруг у нас над головой просвистела пуля, затем другая, затем ещё и ещё. Кто-то, как мы предположили, тренировался в стрельбе из мелкашки, а пули на излёте долетали до нас. Мы быстренько собрались и мотанули домой, тем более, что рыбалка удалась на славу. В следующий раз я взял в руки удочку уже на пенсии.
Ссылка на предыдущие главы:
https://dzen.ru/suite/39e8cc72-e02d-4386-962a-e8dce77af9d2
Предыдущая книга автора: