Было тогда время мятежное. Московское государство волновалось именем царевича Дмитрия; от Москвы за 12 верст, в Тушине, стояли поляки и литовцы с русскими ворами, промышляя над столицею. Не только в простых людях, но и в князьях и боярах была шатость большая, разделялись надвое: брат в Москве с царем Василием в осаде, а другой в Тушине с вором, отец на Москве, а сын в Тушине, и сходились на битвы сын против отца и брат против брата; а Москве народ, собравшись, приходил к царю Василию с шумом, требуя чтоб отказался от престола. Патриарх защищал царя.
В самое смутное время архимандритом в знаменитый Троицкий Сергиев монастырь был назначен Дионисий. Москва была разорена, толпы беглецов с разных сторон устремились к Троицкому монастырю, и страшно было на них смотреть. … Дионисий убедил братию, что во время такой беды монастырю надобно изо всех сил помогать людям, которые ищут приюта у святого Сергия.
...Внутри монастыря, в келии архимандричьей, сидели писцы борзные, собирали они учительные слова из божественных писаний, составляли увещевательные послания и рассылали по городам и полкам, призывая к очищению земли. Земля наконец очистилась, страшное Смутное время прошло. ...В бедственное время Дионисий умел возбудить духовные интересы и сделать из своего монастыря успокоительную обитель скорбящим; но когда беда прошла, материальные интересы монастырской братии взяли верх... затеяно было множество споров с окольными людьми, землевладельцами, горожанами, крестьянами, искали в судах, поклепавши напрасно в деньгах, землях, крестьянах, искали именем чудотворца Сергия, а брали не в монастырь, но родственникам своим села и деревни устраивали...
В ноябре 1616 года архимандрит Дионисий получил царскую грамоту: «По нашему указу взяты были к нам в Москву, из Троицкого Сергиева монастыря, канонархист старец Арсений, да села Клементьева поп Иван, для исправления книг печатных и Потребника; да к тому же делу велено было прислать книгохранителя старца Антония. И вы писали к нам, что старец Антоний болен и поп Иван били нам челом и сказали: от времени блаженного великого князя Владимира до сих пор книга Потребник в Москве и по всей Русской земле в переводах разнится и от неразумных писцов во многих местах неисправлена; в пригородах и по окрайнам, которые близ иноверных земель, от невежества у священников обычай застарелся и бесчиния вкоренились: и потому им, старцу Антонию и попу Ивану, одним у той книги Потребника для исправления быть нельзя, надобно её исправлять, спрашивая многих и справляясь со многими книгами. И мы указали исправление Потребника поручить тебе, архимандриту Дионисию, а с тобой Арсению и Ивану и другим духовным и разумным старцам, которые подлинно известны книжному учению, и грамматику и риторику умеют».
Дионисий с товарищами взялись за дело: Потребник был исправлен, между прочим вычеркнута и ненужная прибавка «и огнём» в молитве водоосвещения: «Приди, господи, и освяти воду сию духом святым и огнём».
Уставщик Филарет, головщик Логин и ризничий дьякон Маркелл отправили донос в Москву, что Дионисий с товарищами еретичествуют, «духа святого не исповедуют, яко огонь есть». Логин считал себя знатоком дела, потому что в царствование Шуйского он печатал уставы и наполнил их ошибками. ...Дионисия с товарищами четыре дня приводили на патриарший двор к допросу с бесчестием и позором; потом допрашивали его в Вознесенском монастыре, в кельях матери царя Михаила, инокини Марфы Ивановны: решили, что исправители еретичествуют. Но… тут действовала не одна ревность по букве, по старине, на которую наложили руку смелые исправители, тут обрадовались, что попался в руки архимандрит богатейшего монастыря, и потребовали от него за вину пятьсот рублей. Дионисий объявил, что денег у него нет, и что он платить не будет: отсюда страшная ярость, и оковы, и побои, и толчки, и плевки.... в народе распустили слух, что явились такие еретики, которые огонь хотят в мире вывести — и вот страх и злоба напали на простых людей, особенно на ремесленников, которым без огня ничего нельзя сделать; они начали выходить с дрекольем и каменьями на Дионисия. Мужественно вынося испытание, не позволяя себе унизиться до забот о самом себе, Дионисий заботился о товарищах своей беды, хлопотал, чтобы они поскорее от неё избавились.
Один из них, старец Арсений Глухой, не смог выдержать испытания, пал духом и подал боярину Борису Михайловичу такую челобитную: «24 октября 1615 года писал из Москвы государевым словом Троицкого Сергиева монастыря келарь Авраамий Палицын к архимандриту Дионисию, велел прислать в Москву меня, нищего чернеца для государева дела, чтобы исправлять книгу Потребник на Москве в печатное дело; а поп Иван клементьевский приехал в Москву сам собою, а не по грамоте, и как мы стали перед тобою, то я сказал про себя, что меня не будет на столько, что я ни поп, ни дьякон, а в той книге все потребы поповские; а Иван поп сам на государево дело набился и бил челом тебе для себя, потому что у него там у Троицы жена и дети, чтоб государь приказал править книгу Троицкому архимандриту Дионисию, а нам бы, попу Ивану, да мне чернецу Арсеньишку, да старцу Антонию с архимандритом же у дела быть: и ты, государь, по Иванову челобитью, и по докуке, велел ему дать с дворца государеву грамоту на архимандричье имя.... Есть, государь, иные и таковы, которые на нас ересь возвели, а сами едва и азбуку знают, не знают, которые в азбуке буквы гласные, согласные и двоегласные, а что восемь частей слова разуметь, роды, числа, времена и лица, звания и залоги, то им и на разум не всхаживало, священная философия и в руках не бывала; не зная чего, легко можно погрешить не только в божественных писаниях, но и в земских делах, если кто даже естеством и остроумен будет... Наше дело в мир не пошло и царской казне никакой протори не сделало; если бы мы что и недоброе сделали, то дело на сторону, а трудивыйся неразумно и неугодно мзды лишен бывает: а не малая, беда мне нищему чернецу, поднявши такой труд, сидя за государевым делом полтора года день и ночь, мзды лишаемому быть; всего нам бедным клирошанам идет у Троицы за год зажилого денег по тридцати алтын на платье, одеваемся и обуваемся рукоделием... Не довольно стало, чтобы наши труды уничтожить, но и государыни благоверные и великие старицы, инокини Марфы Ивановны, кроткое и незлобливое сердце на ярость подвигнули. Если бы наше морокование было делано на Москве, то всё было бы хорошо и стройно, государю приятно и всем православным в пользу, и великий святитель митрополит Иона по нас был бы великий поборник. Я говорил архимандриту Дионисию всякий день: архимандрит государь! откажи дело государю, не сделать нам того дела в монастыре без митрополичья совета, а привезёшь книгу исчерня в Москву, то и простым людям станет смутно. Но архимандрит меня не слушал ни в чем и ни во что меня не ставил. Во всем попа Ивана слушал, а тот и довел его до бесчинства и срамоты. Иван поп на соборе слюнями глаза запрыскал тем, с которыми спорил, и что честным людям стало в досаду; и мне думается, что я, нищий чернец, страдаю от попа Ивана да архимандрита, потому что архимандрит меня не послушал, дела не отказал, а поп Иван сам на государево дело набился, у дела был большой, нас в беду ввёл, а сам вывернулся, как лукавая лисица козла бедного великобородого завела в пропасть неисходную, а сама по нём же выскочила».
Дионисия осудили … и содержали в Новоспасском монастыре, наложили на него епитимью — тысячу поклонов, били и мучили сорок дней, ставя в дыму на полатях. Приехал в Москву иерусалимский патриарх Феофан, заметил искажения в церковных книгах, узнал, что исправители подверглись гонению и, когда возвратился из польского плена отец государя, ростовский митрополит Филарет Никитич, и был поставлен в патртиархи, то Феофан предложил ему рассмотреть вновь дело Дионисия. Собрался собор, Дионисий стоял в ответе больше восьми часов, успел обличить всех своих клеветников и с торжеством возвратился в свой монастырь.
Патриарх Филарет также своей грамотой приказал отбирать уставы, напечатанные при Шуйском «потому что те уставы печатал вор, бражник Троицкого Сергиева монастыря крылошанин чернец Логин, и многие статьи напечатал не по апостольскому и не по отеческому преданию, а своим самовольством».
По книге С.М. Соловьева "Чтения и рассказы по истории России"