Я-таки нашла в себе силы посмотреть 4-й сезон Великолепного века. Он еще хуже, чем 3-й, ибо в нем клипмейкерский талант Йылмаза Шахина развернулся во всю, но благодаря просмотру 3-го сезона, снятого по частичным наработкам Мерал Окай (светлая ее память!), какая-никакая адаптация была пройдена и то, что резало бы глаз на контрасте с 1-м и 2-м сезонам, уже воспринимается не так остро.
Казнь Мустафы, собственно, главное событие 4-го сезона. Отношения Хюррем с султаном отступают на второе место достаточно быстро, с началом климакса госпожи. Может, оно и к лучшему — кому как, а мне возрастная Хюррем в исполнении Вахиде Перчин не зашла.
Но Мустафа... Видимо Шахин его тайный поклонник и, соответственно, ярый ненавистник Хюррем. До 134 серии нас пытаются топорно убедить, что османский принц — белый и пушистый, кристальной честности вьюноша мужчина, глубоко преданный отцу. Единственный недостаток Мустафы — чрезмерная наивность. Он-де так слепо верил в любовь отца, что и представить себе не мог, что папаня его прикончит. Да, да, да!
Покинуть санджак без разрешения, привести в гарем свободную женщину, жениться на Михриниссе — это цветочки и ерунда по сравнению с неразборчивостью шехзаде в политических связях.
Про заигрывания с янычарами и мутками с Барбароссой не написал разве что ленивый, добавлю только то, что как бы создатели фильма не пытались нас убедить в наивности Мустафы относительно целей тех, кто его поддерживал, он не мог не понимать, что эти люди — противники падишаха. Потому что они не раз открыто ему об этом заявляли.
Шехзаде топал ногами и спускал их с порога вместо того, чтобы казнить хотя бы одного для порядка. Янычары приехали встречать шехзаде — шехзаде рад: как меня любят! Ну прям красна девица, на которую сбежались посмотреть гарные хлопцы! Мудрых советников Мустафа не жаловал, а ведь они могли бы пояснить парню, что любят его не только за доблесть и отвагу (тема коих не раскрыта, кстати, в сериале). И его легко можно посадить на трон вместо надоевшего всем султана Сулеймана.
Потому что а) он самый старший и опытный; б) его мать не Хюррем, прибравшая власть в руки; в) Мустафа сам не против стать султаном, о чем неоднократно заявлял на протяжении всей своей жизни. Вербально и невербально. Новая метла, как известно, по-новому метет. Этого и ждали заговорщики. Старых пашей можно будет казнить или сослать и занять их должности, параллельно заселившись в их дворцы. Нет ничего нового под солнцем. Все революции проводятся под громкими лозунгами о справедливости и благородстве, но на деле являются лишь масштабной формой разбоя.
Сам Мустафа, который с детства кричал, что станет султаном, повзрослев, стал, потупив взгляд, блеять про преданность отцу. Есть в этом какая-то наигранность или же кокетство. Когда за тебя янычарский корпус и флот, в самом деле, почему бы не бить себя в перси, клянясь в верности отцу. Да и для дела полезно — учитывая все косяки Мустафы перед повелителем.
В сериале линию османского принца провели весьма витиевато, недвусмысленно и жирно намекнув, что надежду всея Османии банально оболгали подлые Хюррем с Рустемом, а повелитель был на тот момент уже выжившим из ума параноиком, разочаровавшимся в близких людях настолько, что начал казнить их направо и налево. Вдобавок ко всему, кристально чистый, а потому наивный Мустафа, оберегаемый своей свитой от малейших душевных волнений и умственного напряжения, легко попадал в ловушки.
Он-де так хотел светлого, чистого, доброго, а этим пользовались все, кому не лень... Но это иллюзия. Не с каждым сеятелем светлого и доброго, он находил общий язык. А только с теми, кто верил в его исключительность. Если тех же Селима и Баязида вечно тыкали носом в их ошибки, то Мустафа в глазах своего ближайшего окружения был непогрешим!
В том, что Мустафе все лили в уши желтую жидкость виноват только сам Мустафа. Верный Ташлы-Джалы на любую дичь, сотворенную Мустафой, невозмутимо заявлял, что поступки / приказы шехзаде не обсуждаются и что он поступил правильно. Атмаджа всегда был на низком старте чтобы ехать на переговоры хоть с папой римским, чтобы шехзаде продвинулся к трону. Маменька Махидевран едва ли не с прибытия в Манису открыто заявляла, что нельзя доверять отцу. И как само собой разумеющееся говорила сыну, что единственный вариант — бунт и свержение родителя. Босячка Михриниса, выросшая среди головорезов, проводив благоверного на мероприятие революционного толка, мило беседовала со свекровью, как они будут нюхать цветочки в саду Топкапы — это при живом-то еще султане Сулеймане! Да в Амасии все дышало предательством! Ну не дауном же был в конце концов шехзаде, чтобы не замечать этого?
Хотя султана Сулеймана тоже представляли этакой священной коровой, которую оберегают от любых волнений. Сидел он на своем балконе в Топкапы, радовался жизни, а о событиях в государстве узнавал случайно, эпизодически: то Рустем подкинет обрывочную информацию, то Хюррем прорвется с фальшивым письмом... То сам приедет в Амасию и обнаружит гречанку Елену в гареме сына... То Мустафа явится в Стамбул с войском... Вот честно, не может быть такого, чтобы не следил он за сыном. В те годы дети не были главной целью жизни, никто с ними не носился и пяточки им не целовал до 30-летия. Отправляя сыновей в санджаки, Сулейман прекрасно понимал, что любой может попытаться свергнуть его с престола, это вообще была нормальная практика для Средневековья. И у него явно было гораздо больше аргументов в пользу казни Мустафы, чем показано в сериале.
Но даже если поверить сценаристам, что Мустафа ни единым помыслом не согрешил против отца и был его преданным сыном до последнего своего издыхания, как закрыть глаза на готовившееся сторонниками Мустафы восстание? Если уж вялый Ташлы-Джалы взялся руководить мятежниками, если недалекая бой-баба Михриниса заявляет, что пора свергать Сулеймана, что говорить об ударной силе янычарского корпуса и других сомнительных личностях, жаждущих государственного переворота? Мустафа был знаменем готовящегося восстания, его сердцевиной, его смыслом. Все зашло уже слишком далеко. Согласен был Мустафа восстать против отца или нет, уже не играло значения. На кону была не только власть в империи, но и жизнь султана. И — соблюдение правды: действующая власть должна сделать все, чтобы подавить мятеж для сохранения порядка в стране. И это не пустые слова! Сколько невинных людей всегда погибает в революциях и бунтах!
Мустафа был обречен, но не султаном, а своими сторонниками — эту версию показали нам в сериале. Она наивна и, видимо, обслуживает запросы турецких зрителей, среди которых Мустафа крайне популярен, а Хюррем, напротив, нелюбима. Но все же перекос в пользу Мустафы очевиден. Он даже на казнь явился в белом кителе, который, видимо, по задумке авторов, должен символизировать душевную чистоту шехзаде.
Акценты смещены в сторону внутренних переживаний шехзаде и султана. Якобы оба, и отец, и сын, до последнего пытались сохранить взаимную любовь и доверие, но не свезло. Особенно Мустафе — ему палки в колеса вставляли все, кому не лень.
Но только сам он во всем виноват. Султан ему оказал высочайшее доверие: и в Манису отправил, и прощал — закрывал глаза на серьезные проступки, проливающие свет на бунтарскую натуру Мустафы. Но принц не внимал увещеваниям отца, продолжая нарушать правила и привлекая к себе таким поведением разное отребье типа адмирала, а по факту пирата и головореза Барбароссы и других авантюристов. Даже женушку выбрал соответствующую: святая простота Михриниса была еще глупее матушки Махидевран!
Мне надежду всея Османии не жалко ни капли. Смерть его была не за горами, а за плечами, учитывая, что кроме него у султана было еще два взрослых дееспособных сына. Испытывать терпение отца в этих обстоятельствах было смертельно опасно. Шехзаде ходил по краю, поэтому его конец логичен. И козни Хюррем и жестокость султана здесь далеко не на первом месте. Имел место бунт, и это было показано даже в сериале, создатели которого очень не хотели четко расставить акценты в изображении этой сюжетной линии. И Мустафа имел прямое отношение к этому бунту. За что и был казнен.
Более того, своими ошибками и неразборчивостью в политических связях, он просто не оставил отцу выбора. Сулейману проще было казнить Мустафу и горстку зачинщиков, чем развязать гражданскую войну и подвергнуть риску свою жизнь и да и жизнь остальных сыновей и Хюррем. И что-то мне подсказывает, что образование Мустафы и опыт управления санджаком могли подсказать ему этот вариант развития событий. Просто надежда династии оказался не настолько умным, хитрым и жизнеспособным, раз пошел в палатку к повелителю после всего, что натворил.
Поэтому в искренность его письма к Сулейману мне не верится. Шехзаде был настолько самоуверен, что не предполагал своей скорой кончины. А письмо написал для пущего самолюбования. Мол, папенька, не верьте своим глазам, ушам и мозгам, верьте мне — я всегда был вам предан. А что творил, что хотел, так то не со зла... Такой вот я человек — моя жизнь, мои правила.
Мустафа просто немного не догонял, что это у себя в санджаке он мог требовать подчинения своим правилам от любого. А вот от султана требовать этого не мог и должен был подчиняться его правилам и требованиям...
По мне, так Сулейман проявлял к Мустафе поистине ангельское терпение. И обидно, что все это было зря. Только душу себе разбередил и здоровье испортил... Старший шехзаде оказался страшно неблагодарным сыном. А ведь какой тяжелый крест отцовства у султанов — любой другой отец может выгнать провинившегося сына из дома, а повелитель мира так сделать не может. Только казнить, иначе последует бунт и смута, всегда найдутся авантюристы, которые попробуют усадить непутевого шехзаде на трон.
Именно непутевого — к шехзаде, преданному отцу, с подобными предложениями никто подходить не будет.