Думаю, что для многих Есенин представляется эдаким простым рязанским парнишкой, который, пропитавшись просторами русскими, чуть ли не в лаптях пришёл в Петербург с̶о̶б̶а̶ч̶к̶у̶ ̶г̶о̶в̶о̶р̶я̶щ̶у̶ю̶ ̶п̶о̶с̶м̶о̶т̶р̶е̶т̶ь̶ низвергнуть декадентскую тусовку и вернуть в лоно "гой ты Руси". Что-то подобное вначале имело место быть: выстраивая поэтический образ Есенин являлся на вечера в вышитых рубахах, невообразимо красных сапогах, крестьянских косоворотках а-ля масленичные гуляния в центре Москвы, то и дело подкидывая публике старославянские словечки и архаизмы. Свой эффект расписные сапожки произвели: тогдашние интеллектуальные сливки приходили в восторг словно иностранные туристы при покупке so russian шапок-ушанок и матрёшек. Что ж, примерно в 1915 году "народничество" было очень в тренде, да и неизвестного Есенина опекал лишь крестьянский поэт Клюев (для которого стоило быть своим). Образ поэта-самородка был кстати, да и с ранним творчеством о берёзках да елейных коровах коррелировало. А так как в школах в основном знакомят с этим периодом - для многих, видимо, Есенин так и остаётся "своим парнем" в "кустах багряных". ⠀
⠀
Когда успех пришёл, и голос поэта окреп, лубочная русскость испарилась "как с белых яблонь дым". Мода, как и литература, переменчива. Пожалуй, теперь проступает иной Есенин, особенно после этих ваших заграниц: европейский франт с уложенными золотыми волосами, в умопомрачительных штиблетах, цилиндре и пиджаках. Из воспоминаний о Есенине образца 1923 года складывается весьма стильная журнальная картинка: "На нем был совершенно свежий, серый, тонкого английского сукна костюм, сидевший как-то удивительно приятно. Перекинутое через руку пальто блестело подкладкой. Вошедший <...> поставил в угол палку со слоновым набалдашником и, стягивая перчатки, сказал тихим, приглушенным голосом <...> Волосы были завиты, а на щеках слишком открыто был наложен обильный слой белил". ⠀
Кстати, одним из фактов pro насильственную смерть поэта, а не суицид, является история о том, как в злополучный "Англетер" Есенин притащил с собой два чемодана всякой разной обуви. Мол, кто же собирается вешаться и с собой модные баленсиаги тащит? За смерть поэта мы тут не будем копья ломать, но зацените размах любви к лоску. Признаюсь как девачка, у меня и в жизни-то столько обуви не наберётся...
Форма неотделима от содержания: с костюмами да бархатными пиджаками к поэзии Есенина пристал совершенно особый метафорический лоск имажинизма. Считаю, это круто. Всё же, зритель любит стихи ушами, но глаза-то ему не закрыть. Читаешь на сцене стихи - работай над своим стилем. Есенин это умел. Свою особую манеру чтения, кстати, принарядившись, тренировал дома перед зеркалом. Чего и вам желаю. ⠀