Глава первая. Сплошные неудачи
Лейтенант королевского флота Генри Эйвери сидел в своей каюте, подперев щёку левой рукой, и смотрел на россыпь монет на столе – своё жалованье за полгода. На корабле было тихо, до офицера доносились только отдалённые крики чаек. Пока он так сидел, поглощённый невесёлыми мыслями, наступил вечер. Генри встал, снял с полки огарок свечи в глиняном подсвечнике, чиркнул огнивом. При жёлтом колеблющемся свете он принялся раскладывать кончиками пальцев забинтованной правой руки монеты на две неравные кучки. Кучка побольше предназначалась для отправки его матери и сестре в посёлок Ньютон Феррерс, что в нескольких километрах от Плимута в Девоне. Но и ему самому требовалось расплатиться с хирургом, который лечил его рану, полученную в недавнем сражении при Бичи-Хед. Единственной слабостью Генри было курение трубки, и часть денег он оставил на табак. А ещё давно пора было купить новые ботинки. Все эти необходимые расходы никак не вписывались в скромную кучку монет.
Его покойный отец, капитан Джон Эйвери, воевал под командованием адмирала Роберта Блейка. Он успел познакомить сына с морским делом, научил его определять координаты и прокладывать курс в океане, и даже преподал ему основы морского боя. Мальчишка оказался на редкость толковым и отважным, отец не мог нарадоваться на отпрыска и надеялся, что сын, прослужив несколько лет под его командой, и сам станет капитаном, прославив имя Эйвери. Но этим мечтам не суждено было сбыться: Джон внезапно умер в 1674 году, когда сыну было пятнадцать лет. Семейные сбережения быстро подошли к концу, и юный Генри оказался ответственным за мать и пятилетнюю сестру. Следуя своим склонностям, он не поступил подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, а нанялся юнгой на торговый шлюп «Лорентин», который ходил в западноафриканскую Гвинею и возвращался оттуда с полными трюмами золота, слоновой кости и ценной древесины.
Смышлёный парень не просто выполнял свои обязанности - он старался научиться всему, чему возможно, во время океанских странствий: фехтовать и боксировать, изъясняться на разных языках, разбираться в драгоценностях и считать деньги, в уме переводя дублоны в фунты, фунты в динары, а динары в луидоры или гульдены. Кроме этого, молодой моряк при каждой возможности общался с людьми более высокого статуса, чтобы перенять у них стиль поведения. Ему всё это было несложно: парень был от природы красноречив и артистичен. В его семье из поколения в поколение передавалась смутная легенда о происхождении рода баронетов Эйвери от конунга по имени Эйрик Кровавая Секира, датского викинга, который лет семьсот назад был правителем Йорвика, нынешнего Йорка. Баронеты Эйвери давно разорились и утратили свои землевладения, но хранили отголоски воспоминаний о своём великом предке.
Может быть, поэтому Генри обладал странным характером. Он иногда принимался мечтать вслух, как разбогатеет, купит собственный корабль, построит хороший дом, найдёт своей любимой сестре достойного мужа, а себе - красавицу жену. Но в тесном и вонючем кубрике его рассуждения звучали настолько неуместно, что другие матросы посмеивались над ним, как над оторванным от жизни мечтателем, и дали ему прозвище Фэнси - «Чудак», «Фантазёр».
- Слушай, парень, если ты хочешь стать хорошим моряком, лучше брось свои фантазии, - посоветовал ему однажды помощник капитана. – Ни к чему хорошему тебя эти мысли не приведут, только сопьёшься.
И Генри перестал делиться с посторонними своими мечтами, спрятав их глубоко в своём сердце. За несколько лет морской службы щуплый подросток превратился в высокого и красивого мужчину с русыми кудрями и прекрасной репутацией. Когда его в двадцать два года произвели в помощники капитана на небольшом корабле «Литтл мермайд», он был безмерно счастлив и писал домой: «Мама, кажется, я наконец-то сделал карьеру! Надеюсь, что лет через пять-шесть накоплю достаточно, чтобы купить собственный корабль!»
Однако молодому моряку быстро пришлось забыть о своих «фантазиях». Генри не боялся труда, был силён и молод, стремился показать, на что способен, но эти рейсы оказались сложнее, чем он себе представлял. Капитан, он же судовладелец, мистер Джереми Блэйзерс, не делал ровно ничего – не стоял вахты, не прокладывал курс, не вёл судовой журнал. Вместо этих нудных и неприятных занятий он целыми днями потягивал пиво, с полной самоотдачей погружаясь в рассматривание своей коллекции эротических картинок. Кроме того, что капитан не исполнял своих обязанностей, на борту не хватало матросов, и Эйвери приходилось отвечать за весь корабль, вкалывать за троих и спать по четыре-пять часов в сутки – и всё это за весьма скромное жалованье, которого постоянно не хватало.
Он работал на маршрутах Западной Африки, возил строевой лес в Карибском море, но добросовестная служба в торговом флоте не принесла ему богатства. Когда Генри исполнилось двадцать девять лет, началась Девятилетняя война с Францией. В надежде сделать военно-морскую карьеру Генри поступил в Королевский флот в звании мичмана. Он участвовал в ряде сражений на 64-пушечном линкоре «Руперт» под командованием Фрэнсиса Уиллера. На глазах своего капитана Эйвери проявил себя как превосходный командир и рукопашник, и когда Уиллеру отдали под командование новый 90-пушечный флагман «Албемарл», он вспомнил о решительном мичмане, произвёл его в лейтенанты и назначил своим помощником. Казалось, что судьба наконец-то улыбнулась моряку, но катастрофическое поражение при Бичи-Хед десятого июля 1690 года подкосило карьеру как Уиллера, так и Эйвери. В этой морской баталии французы наголову разбили соединённый англо-голландский флот, однако у победителей не хватило сил преследовать противников, и они вернулись в свои порты. Двадцать девятого августа, через неделю после того, как Генри исполнился тридцать один год, он был уволен из Королевского флота и должен был признаться себе, что жизнь уходит, его карьера военного моряка не состоялась, а сам он скопил только долги и ранения.
- Мечтатель и фантазёр… - вздохнул Эйвери и передвинул ещё две монеты в большую кучку: сестре требовалась зимняя одежда, а ботинки ещё можно было отремонтировать.
Третьего сентября 1690 года Генри спустился по трапу, неся свой сундучок в левой руке – правая кисть, посечённая картечью, всё ещё была забинтована и ощутимо ныла – видимо, к дождю. Над городом ползли рваные серые тучи, и вскоре действительно начал накрапывать дождь.
Моряк не собирался задерживаться в столице, он хотел найти почтовую карету и навестить мать с сестрой в родном городке. Он шёл по мокрой и неприветливой Рэтклифф-хайвэй мимо череды магазинов, а дождь с каждой минутой усиливался и уже стекал по намокшему кителю за воротник. Эйвери поёжился: это было противнее, чем накат волны во время шторма. Шаг за шагом топча залитую водой мостовую, он приходил к окончательному пониманию, что годы уходят, а выбраться из бедности не получается. «Да разве можно в этом мире разбогатеть честно? - горько подумал Генри. - Вот у меня за плечами шестнадцать лет штормов и ночных вахт. Я чувствую себя стариком, и за всю свою жизнь даже не узнал, что такое отдых, достаток и душевный покой!»
Поглощённый своими печальными мыслями, Эйвери механически повернул за угол и чуть не уткнулся в очередную витрину – поднял взгляд и увидел за стеклом деревянные болванки с разнообразными париками. Секунду поколебавшись, он толкнул дверь и вошёл внутрь. К нему сразу же подлетела продавщица:
- Господин моряк хотел бы красивый офицерский парик?
Генри взглянул на девушку. На ней был белоснежный парик с ниспадающими локонами, розовое платье с глубоким декольте и яркая косметика. Было похоже, что она недавно приехала в Лондон и ещё не вникла в тонкости столичной моды.
- Нет, милая девица, «господин моряк» сегодня уволен со службы, - признался Генри. - Буду благодарен, если подскажете, где здесь поблизости есть почтовая станция.
- О-о-о! – Девушка, не находя слов, оглядывала собеседника с ног до головы, задержав взгляд на забинтованной руке.
Эйвери почувствовал себя законченным бродягой, способным распугать всех женщин в округе. По его намокшим кудрям стекала дождевая вода, раскисшие ботинки окончательно потеряли форму, а с одежды на полированный паркет моментально натекла лужа.
- До станции два квартала, а погода как-то не очень для прогулок. Зайдите лучше за прилавок, в комнату для служащих, и выпейте чаю с кусочком пудинга, - кокетливо предложила продавщица.
Эйвери удивлённо посмотрел на неё, но не стал отказываться.
За чаем они разговорились. Девушку звали Дороти Артер, она действительно была провинциалкой - приехала в Лондон из деревушки Аддингтон, чтобы найти работу горничной, но ей удалось устроиться только продавщицей париков. Моряк сидел на расшатанном стуле за низким столиком, а Дороти расположилась так, чтобы видеть вход в магазин, и болтала с гостем.
- Зато владельцы магазина позволили мне бесплатно жить здесь, в комнате на чердаке, - рассказывала она. – Весь этот дом принадлежит им. Ещё мне нравится носить разные парики, а я могу их менять хоть каждый день!
С этими словами она вышла в зал и через минуту вернулась: на ней был уже не белокурый парик, а ярко-рыжий. Эйвери рассмеялся. Тогда Дороти шаловливо надела на него огромный светло-каштановый парик-аллонж и подвела к зеркалу. Эйвери выпятил нижнюю губу и повёл плечами, изображая важного чиновника, и оба расхохотались. Девушка веселилась так задорно и искренне, что моряк, глядя на неё, на какое-то время забыл не только свои печали, но и планы насчёт кэба. Его одежда почти просохла, он чувствовал себя хорошо и не хотел так быстро расставаться с этой простой и весёлой девчонкой, которая так успешно отвлекала его от горестных мыслей. К счастью, дождь распугал всех покупателей, в магазин никто не заходил.
После того, как был съеден пудинг, прошло несколько часов. Наступил вечер, Дороти сообщила, что пора закрывать магазин. Эйвери понял, что лишил девушку ужина и сам не наелся, и предложил ей пойти в ближайшую харчевню. Дороти сняла со своей головы очередной парик и повесила его на болванку. Её собственные волосы оказались тёмно-русыми, забавно собранными на макушке. Они вместе вышли под дождь, накрывшись куском мешковины. Заведение было набито народом, все места оказались заняты. Эйвери пожал плечами, приказал положить в корзину кусок жареной свинины, сыр, хлеб, сливовый пудинг и пару бутылок эля, и принял предложение Дороти поесть у неё дома.
Генри поднимался по узкой и тёмной лестнице вслед за шуршащими юбками своей провожатой. Чердачная комнатка оказалась совсем маленькой. Вся меблировка состояла из кровати, колченогой табуретки, сундука, который служил также столом, и небольшого зеркала. Наклонное окошко выходило на крышу. Моряк и продавщица уселись на кровати, с аппетитом поедая принесённую провизию. После сытного ужина, а особенно после эля, сотрапезники окончательно расслабились. Им казалось, что они знакомы уже много лет. Эйвери откинулся к стене, двумя руками обнял Дороти за талию и принялся её целовать. Она выглядела очень довольной.
Одиннадцатого сентября 1690 года отставной лейтенант Генри Эйвери женился на Дороти Артер, продавщице париков. Моряк находился в состоянии душевного подъёма, но понимал, что на содержание семьи потребуется намного больше денег, а работы не было. Молодая жена настаивала, чтобы он устроился куда-нибудь на берегу, но Генри не желал расставаться с морем. Он обивал пороги агентств, поднимался на каждый новый корабль в порту, предлагая свои услуги, и наконец его приняли младшим офицером на торговое судно «Бристоль», которое совершало трансатлантические рейсы между Англией и Бостоном, перевозя почту, товары и колонистов. Два года его дела шли относительно неплохо и стабильно, но отношения с женой не заладились. Они встретились, как два одиноких и несчастных человека, но не смогли найти компромисс. Дороти не устраивал муж, который почти не бывал дома, а Генри категорически не собирался становиться клерком или грузчиком. В итоге супруги решили расстаться.
Во время очередного рейса «Бристоль» зашёл за водой в попутный порт Сент-Джорджес на Бермудских островах. Здесь корабль задержали за ввоз контрабанды: несмотря на то, что Бермуды не были конечной точкой маршрута, таможенники тщательно обыскали всё судно и обнаружили в каюте капитана не указанную в декларации партию английской шерсти и ситца. Недавно назначенный губернатор Исаак Ришье был очень уверенным в себе, представительным мужчиной лет сорока пяти с большими рыжеватыми усами, пышными бакенбардами и обширной плешью. Он проявил большое рвение, выискивая поводы для конфискации корабля. В его присутствии были допрошены офицеры, в том числе Эйвери, который абсолютно ничего не знал о секретных делах своего капитана, зато воспользовался удобным моментом, чтобы обратиться к губернатору по поводу трудоустройства, упирая на свой военный опыт и отличное знание морского дела.
- Что ж, возможно, у меня есть для вас работа, - ответил губернатор, пару раз куснув свои шикарные усы. - Зайдите завтра после обеда в мою резиденцию.
Продолжение на Литрес: