Как хорошая книга, безошибочно попадающая вконтекст твоей собственной жизни, балеты ПиныБауш всегда появлялись в моей жизни вовремя. Они действовали как нужное лекарство или как поход к психотерапевту такой категории, которой, боюсь, не существует в природе.
Пины (именно так, по имени, называют хореографа практически все, минуя академическую традицию)нет уже двенадцать лет, но вновь её балет пришел в мою жизнь тогда, когда нужно. И она снова была рядом.
Труппа Пины Бауш «Танцтеатр Вупперталь ПинаБауш», стараниями Санкт-Петербургского Александринского театра и Гёте-института, привезла в Петербург последний балет хореографа – «Полнолуние», поставленный в 2006 году (в 2009 г. Пины не стало). В 2006-м ей было шестьдесятшесть лет, и какой же она была живой, сколько любви было в её сердце и сколько мудрости в голове!
В одном интервью Теодор Курентзис сказал, что у греков понятие пафос значит совсем не то, что мы привыкли вкладывать в это слово. У греков это жажда жизни. Это неуемная страсть, это желание жить. И я подумала тогда - это же о Пине Бауш. С греческого на русский слово «пафос» можно перевести как «страдание, страсть, возбуждение, воодушевление». Всё перечисленное - основной код в спектаклях Пины.
Сценография Петера Пабста в «Полнолунии» аскетична и точна. Внутри черного кабинета,справа у задника, только огромный валун и вода. Вода, которую так любила Пина, везде: в бокалах, в пластиковых бутылках (ими резко взмахивают два исполнителя, вызывая резкий свист – таково начало спектакля), в ведрах и, наконец, вода льется искрящимся дождем с колосников, стоит озером у задника, в неё окунаются, в ней плавают, по ней пускают ритуальный плот.
В спектакле у персонажей нет имен, точнее, мы их не знаем. Как не знаем имен людей, которые идут мимо нас по улице, сидят в кафе, гуляют в парке. Просто люди: женщины в вечерних платьях разных цветов, мужчины в черных брюках и неодинаковыхрубашках (художник по костюмам – Марион Цито),подобные тем, что сидят в зале. Зритель из жизни попадает в жизнь, словно бы и срежиссированнуюПиной, а словно бы и нет. В этом хронотопе, созданном Пиной Бауш, всегда есть место неожиданности, импровизации: что-то может чуть отклониться от намеченного пути, чтобы потом все равно вернуться в необходимое русло. Всё, что делала Пина – живое. Даже без неё. И в этом огромная заслуга нынешнего художественного руководителя Театра Беттины Вагнер-Бергельт.
Спектакли Пины – книги. Кому какая ближе. Вот роковая женщина в черном умопомрачительном платье, одинокая и несчастная, может, Элен Курагина, а может, Аркадина. Вот трогательная девушка с пластикой угловатого подростка – может,Кити Щербацкая, а может, Заречная. Пьер Безухов, готовый превратиться в живой стул для Элен…Только Толстой – чтение не на один день, а роман Пины Бауш – всего на два часа. Возможно, это герои десятка других книг. Но скорее всего эти люди - наши знакомые, соседи, прохожие. И мы можем только догадываться, какие страсти раздирают их души.
Вода в спектакле - основной герой. Отношения между мужчиной и женщиной – это ведь тожеобмен жидкостями. И Пина демонстрирует этот факт без ложного стеснения, но и без натурализма, что бьёт тебя в лоб и который так любит немецкий театр. На сцене мужчина протягивает женщине кусочки бумаги, она облизывает каждый, а он приклеивает их ей на шею в виде колье. Люди на сцене кусаются и целуются. И это красиво. Наверное, потому, что Пина рассказывает прежде всего про любовь и красоту. Они во всем: в струях сверкающей воды, в её звуках, в стуке каблуков (все исполнительницы появлялись на сцене в туфлях на каблуках), в человеческих телах. Тело человека – как любила его Пина, как любовалась им! Любым. Тело – это самый гармоничный инструмент из всех возможных, и поэтому женщина с распущенными волосами, перебирающая пальцами по собственным ребрам, словно по клавишам, настолько мощный образ, что тебя буквально вышвыривает из кресла. А потом ты возвращаешься в него и тебя душат слезы, и ты боишься разрыдаться (только бояться не стоит, все соседи утирают слезы), когда трогательную маленькую девушку-сомнамбулу с вытянутыми, как у слепой, руками, начинающую спуск с вершины скользкого камня, подхватывает внизу парень, не дает упасть, а потом не позволяет отправиться в опасную пустоту, бережно подхватывая, оберегая. Но Пина никогда не пережимает с эмоцией, резко,без сожалений, обрывает лирику и вводит клоунаду. Реприза в исполнении немолодой женщины с клоунской прической, в платье с декольте и неизменным бокалом шампанского: «Сегодня полнолуние и можно пить, не пьянея». Эта женщина-клоунесса – сквозной образ, она появляется на сцене между танцевальными номерами и произносит текст, причем артистка выучила его на русском. Но говорит не только она. Говорят все. Все женщины. Мужчины молчат. Вербальная часть спектакля – женская территория. Мужчины наделены танцевальной лексикой. И какой! Один из самых красивых мужских монологов спектакля исполняется под композицию Aria румынского «Квартета Баланеску». «Мужчины на самом деле так же беззащитны, как и женщины», – слышится в каждом движенииодинокой мятущейся фигуры в белой сорочке.
В спектакле звучит самая разная музыка, но ощущения искусственного соединения несоединимого нет, поскольку перед нами фрагменты различных жизненных историй. Музыкальное полотно спектакля составлено Пинойиз того, на что откликалась её душа. Много современной музыки, она её находила, она её слушала. Медитативная композиция Aida греческой исполнительницы Марии Спиропулу стала музыкальной основой для женского монолога с элементами индийского катхака. В финале, когда артисты бросались в воду, поливали ею друг друга из ведер и вода же лилась сверху, превращая все в один большой дождь жизни и страсти, звучала Ruthless (Reprise) композитора Aмона Тобина из альбома Chaos Theory.
Танцтеатр Пины Бауш – это по-настоящему танцтеатр, в нем драма бесшовно соединена с хореографией, или хореография с драмой. Ты не можешь уловить эту границу, где одно переходит в другое. Её нет. Но нет и монотонности – это театр репризы, танцевального эпизода. Пина на твоих глазах составляет живой орнамент из ситуаций, чувств, человеческих слабостей, комплексов, эротики, и перед зрителем возникает целебная материя, напитанная сочувствием, добротой, болью, одиночеством, а над всем этим – любовь.
«Я жду, я жду, я жду. А потом плачу, плачу, плачу. А потом я жду, я жду, я жду», – восклицает одна из героинь спектакля. Другая обреченно повторяет: «Я красива, я молода, в моих глазах мечта». Вот материализовавшиеся и безжалостно озвученные мысли многих женщин, да и мужчин, в зале.
И ты, загипнотизированный этим «здесь и сейчас»,не можешь оторваться от сцены, боясь пропуститьхоть что-то из этого священнодействия. В этом - космическая гениальность Пины. Танец для неё – это ритуал. Её личное жертвоприношение! Всем нам.
Вероника Кулагина
Сентябрь 2021