История знает множество фактов мистификаций в литературе. Как правило, все самые хрестоматийные примеры имели под собой реальные события, но выворачивались их авторами настолько радикально, что совесть человеческая, будь она персонифицирована, – сгорела бы от стыда. Впрочем, может быть так оно и было, когда советская пропаганда брала на вооружение литературные фейки, которые насаждались в массы – от Павлика Морозова до 28-и панфиловцев? – От совести там явно уже ничего не осталось.
Однако откровенно извращенные факты, скармливаемые населению, - это отнюдь не изобретение большевиков. На рубеже 19-20-го веков таких образчиков в Российской Империи было вдосталь.
Причём, даже фактологической основы под собой не имевших – целиком выуженных из голов сочинителей. Но немногие из них продолжают до сих пор выкручивать набекрень мозги легковерных граждан, даже будучи разоблачёнными.
И наш рассказ именно о такой рукотворной мистификации, которая, если разобраться, отразилась самым прямым мистическим образом на её авторе.
Буду прям. Вся история с самим Николаем Сибиряковым
и его романом «Русский Робинзон» — откровенно воняет мистификацией.
Начнём с того, что главный персонаж романа (Сергей Петрович Лисицын)
уже воспринимается нынешними малограмотными россиянами как историческая личность, и именно так и всюду тиражируется аки беспримерный подвиг российского исследователя в контексте реальной истории.
Вот он - ярчайший пример возникновения мнимой исторической документалистики на основе откровенного беллетристического вымысла.
Но давайте по порядку.
Перед нами — одна-единственная книга, написанная в хорошем авантюрно-приключенческом стиле той поры, и написанная к тому же абсолютно загадочной личностью. Не известно даже точное время написания и издания книги. Единственным вещественным доказательством принадлежности романа к концу XIX века, служит «второе издание», датированное якобы 1876 годом.
И здесь вопросов сразу два: «А было ли в реальности первое?», —
и: «Действительно ли второе издание было выпущено в 1876 году?»
В том самом, втором издании есть множество вопиющих ляпсусов.
Но как же можно было их допустить при столь явной образованности автора,
а вернее, для чего он это сделал? — Может быть в силу своего невежества, а возможно (и скорее всего), что и для провокационной поддержки загадочности авторства, и читательского хайпа.
Одно можно сказать точно: несуразиц, при явном знании предмета, — масса.
От географических фантасмагорий до хронологического идиотизма.
Например, прямо сразу издание начинается толи с эпиграфа, толи со вступительной авторской отсылки к некой заметке Александра Сибирякова о бравом гусаре Лисицыне в одном из номеров журнала «Русская старина» за 1882 год.
И тут же (!!!) значится, что второе издание романа состоялось в 1876 году! Что касаемо конкретики именно гражданина-персонажа Сергея Лисицына, то начало его «Одиссеи» автор сразу же завуалировал 184... годом, а, собственно, личную встречу, при которой дневники Лисицына якобы попали к автору, — обозначил 1858 годом в неизвестном уезде неведомой губернии.
Про подробные авторские карты местности, фигурирующие в издании, даже говорить не хочется, — вы не найдёте обозначенных здесь местных топонимов ни в одном атласе России ни той, ни нынешней поры. На исторические же нелепицы романа указал автор предисловия к книге,
изданной и переизданной в 2005 и 2018 годах, историк Александр Комаров. Он же сделал очень политкорректный вывод, что Лисицын — персонаж собирательный, и даже допустил, что человек с таким именем вполне мог и существовать. А чего ж, фамилия в России не редкая,
наверняка, какой-нибудь Сергей Петрович Лисицын где-то да жил...
Впрочем, было бы странно, кабы старший научный сотрудник научно-исследовательской исторической группы ВМФ, Александр Комаров, был бы в своих оценках неосторожен — заказчиком предисловия выступало упорото-патриотическое издательство Воениздат, активно искавшее и ищущее героические истории для продвижения в массы... И не важно, - придуманные они или реальные.
Но, скажем к чести историка, свою лепту в деле реконструкции истины он внёс. Александр Комаров сделал логичное предположение о родстве Николая Сибирякова с кланом иркутских золотопромышленников, действительно, громких представителей фамилии Сибиряковых.
И вот тут-то и открывается поле для гипотез и версий, которыми нужно заниматься историкам и может быть даже автороведческим экспертам-филологам.
Итак, возвращаемся ко второму изданию.
Если представить, что каким-то образом вкралась ошибка (опечатка/описка)
и ссылка во вступлении относится к действительной заметке в «Русской старине» не за 1882, а за 1872 год, то это было бы понятно.
Но вот незадача, я прошерстил все номера журнала и за 1872, и за 1882 годы... И, признАю, все, что меж ними, и все от корки до корки, и все с удовольствием... Но, увы, нигде такой заметки нет!
А вот то, что она и гипотетически, и в принципе быть могла — это очень возможно. Проверять этот факт натуральным образом, листая подшивки журнала, — по ту пору никто бы не стал.
А между тем, Александр Сибиряков был личностью выдающейся.
И просто брошенная на него отсылочка сразу придавала роману налёт реализма. Он и Дальний Восток с Заполярьем исследовал, и массу научно- популярных и исторических статей по краеведению написал.
Однако в его библиографии нет ссылки на подобную статью о «Русском Робинзоне». Более того, активизировался богатейший купец Сибири Александр Сибиряков на литературно-просветительском и научном поприще позже издания романа.
Но вот, что интересно, — двое его младших братьев, равно как и он, вообще,
стали заметными фигурами после смерти отца в 1874 году, когда получили от него огромное наследство. И к литературе юные братцы были так же весьма склонны.
Младший, Иннокентий, практически сразу же 15-летним мальчишкой укатил в Санкт-Петербург, где поступает в гимназию.
Почти сразу же становится он и лучшим другом многих выдающихся писателей.
Например, через год-другой, живя на квартире у брата Кости, он встретил Глеба Успенского, который пребывал в столице обязательным по ту пору проездом (для соблюдения гражданско-правового законодательства)
из Сербии в Нижегородскую губернию. Впоследствии, кстати, права на издание всех произведений Успенского Сибиряков выкупит.
Иннокентий вообще довольно быстро вслед за Константином станет крупнейшим меценатом/благодетелем литературных талантов.
Средний брат Константин, также покровительствовал писателям, был издателем журналов, народовольцем и толстовцем...
А вот Александр поначалу о литературщине и не помышлял. Получив папины капиталы, пустил их на развитие бизнеса, и в том числе изучение (исследование) всех прилегающих территорий для промышленного освоения. Рассказывал ли он о своих изыскательских походах младшим братьям? Да конечно, они были пропитаны байками и историческими анекдотами про освоение Сибири и Дальнего востока, про русских робинзонов и тяготы таёжной жизни. К тому же пример их оборотистого отца, сколотившего капиталы на золотых рудниках и даже основавшего таким образом целый город, — явно прослеживается в истории Лисицына.
И тут мне вспоминаются некрасивые факты с написанием двух романов — «Наследник из Калькутты» и «Тихий дон».
Если по авторству второго произведения филологи и историки до сих пор спорят, то написание «Наследника» Штильмарком — случай доказанный. Мог ли юный гимназист-сибиряк Кеша Сибиряков, который покровительствовал литературным дарованиям, «заказать» своим друзьям роман для своей юной души?
Да конечно же мог!
Денег было завались. Составить техзадание, вписать туда услышанных от брата баек и придуманных сюжетов, добавить скалькированных с Д. Дефо и Ж. Верна поворотов, выступить консультантом и главным редактором — всё это Кеша мог провернуть влёт.
Но указать своё имя не мог. По ту пору не поняли бы. К тому же Иннокентий был из очень щепетильной богобоязненной семьи,
где такой обман был в принципе неприемлем.
И появляется «бедный родственник» — Коля Сибиряков.
Никому не известный тогда и никем не идентифицированный поныне автор.
И вот тут мистификация начинает плодить те самые идиотизмы, на которые натыкаешься в этой истории на каждом шагу. Ссылка на заметку 1882 года в издании 1876 года не просто нелепица. Предположим, что Роман издали не в 1876, а в тот же 1882 год или даже попозже. Косвенным свидетельством этой версии служит и тот факт, что в 1882 году в свет вышел роман Жюля Верна «Школа робинзонов», между которым и «Русским Робинзоном» можно заметить явные созвучия, если не сказать, прямой сюжетной схожести...
Мог ли к тому времени петербуржский магнат издательского дела позволить себе такой грандиозный обман в зачуханной по ту пору Москве (далеко не самом культурном центре Империи), где был напечатан роман? Да легко!
Итак, издали, выкинули на прилавок как залежавшийся товар, или даже как изъятый когда-то цензурой в рамках «Правил о печати», но утративших силу за давностью лет ввиду неактуальности информации о стратегических ресурсах Российской империи!..
И всё! — Дурашливость Кеши ушла будоражить неокрепшие умы соотечественников.
Конечно, мог сие сотворить и Константин, друживший с братьями Жемчужниковыми (вылепившими своего Козьму Пруткова), или даже оба братца-Сибиряковых напару...
Но что-то мне подсказывает, что, в любом случае, стоит искать истоки этого исторического ребуса где-то рядом.
Например, имя автора, Николая Сибирякова, может быть зашифрованным литературным псевдонимом «N И Ко», где N — это Некто (или Никто-Немо), а И Ко — компания братушек — Иннокентия с Константином.
Кстати, стада невежд и профанов договорились сегодня до того,
что уже напрямую приписали авторство даже не умозрительному Николаю,
а реальному Александру Сибирякову. Мол, он-то и написал, и лично из рук героя-гусара Лисицына подлинные дневники получил... Так что персонаж этот, картонно-книжный, воспринимается нынче на голубом глазу ура-патриотами как абсолютно историческая и героическая личность.
Но, собственно, к чему я здесь гопака-то перед всеми давал?.. А к тому писал всё это, что если вы хотите привить своим детям вкус к добротной отечественной беллетристике, и пробудить в них тягу к знаниям, то я рекомендую дать им в руки эту книгу. Однако стоит им разъяснить, что к истории она имеет такое же отношение как и роман «Три мушкетёра» Александра Дюма или повесть «Снега, поднимитесь метелью!» Леонида Жарикова.